— Страдаете от сенной лихорадки, мистер Кадди? — спросил Аллейн. За мужа ответила миссис Кадди: — Ну, не то что бы от сенной лихорадки, правильно, дорогой? Просто у него такая странность. — Удивительно, — задумчиво пробормотал Аллейн. — Да, порой чувствуешь себя как-то даже неловко. — К примеру, на свадьбах и похоронах, да? — На нашу серебряную свадьбу один джентльмен, бывший сосед мистера Кадди, принес огромный смешанный букет цветов из теплицы. Ну и пришлось мужу сказать, как он восхищается этим подарком. Но все это время ему было как-то не по себе. И когда гости разошлись, он сказал мне: «Знаешь, мама, но или я, или этот букетище». А живем мы прямо напротив больницы, и он взял эти цветы и отнес туда. А потом еще долго гулял, хотел проветриться, избавиться от их запаха, верно, милый? — У вас была серебряная свадьба, — сказал Аллейн и улыбнулся миссис Кадди. — Вы прожили вместе целых двадцать пять лет? — Если точнее, двадцать пять лет и одиннадцать дней. Я права, любимый? — Права, дорогая. — Вот, он уже побледнел, — с торжествующим видом заметила миссис Кадди, указывая на мужа. — Идем, хороший мой. Гуленьки, гуленьки, на воздух! Похоже, мистер Кадди никак не мог оторвать взгляда от миссис Диллингтон-Блик. А потом вдруг заявил: — Знаете, я не считаю, что запах слишком тяжелый. Ничуть на меня не влияет. — Это ты так говоришь, — растерянно возразила его жена. — Идем-ка на палубу, дорогой. — С этими словами она подхватила его под руку и потащила к стеклянной двери, выходящей на палубу. Распахнула ее. Холодный солоноватый воздух ворвался в теплое помещение вместе с шумом волн и рокотом корабельных двигателей. Супруги вышли. Мистер Кадди приостановился затворить за собой дверь и заглянул в салон. Жена потянула его за собой, и они двинулись по палубе. Его седые волосы трепал ветер. — Да они там умрут от холода! — воскликнула Джемайма. — Вышли без пальто и шляп. — О боже, — жалобно простонала миссис Диллингтон-Блик, апеллируя прежде всего к мужчинам. — Полагаю, это я во всем виновата. Все дружно принялись разубеждать ее. Мистер Макангус выглянул в коридор и заметил: — Все в порядке. Они прошли через боковую дверь и, думаю, направились прямо к себе в каюту. — Он наклонился к цветам, понюхал, робко усмехнулся и стал пританцовывать возле миссис Диллингтон-Блик. — Считаю, нам всем ужасно повезло, — заключил он. И с этими словами вышел в коридор, надевая на ходу шляпу. — Бедное создание — красит волосы, — без тени сочувствия заметил мистер Мэрримен. — Да будет вам! — произнес отец Джордан и беспомощно взглянул на Аллейна. — Пожалуй, — тихо добавил он, — тут нечего больше сказать, кроме как «будет вам». Эта ваша наблюдательность просто бесит. Миссис Диллингтон-Блик так и расцвела в улыбке, обращаясь к мистеру Мэрримену: — Какой вы, однако, испорченный мальчик! — Она захохотала и обратилась к Обину Дейлу: — Но это ведь неправда, верно? — Честно говоря, не знаю, красит он волосы или нет. И вообще это лично его дело и никого не касается, — ответил Дейл и одарил мистера Мэрримена своей знаменитой улыбкой. — Что скажете? — Полностью с вами согласен, — тут же подхватил мистер Мэрримен и оскалился в улыбке. — Я должен извиниться. И еще замечу, что питаю крайнее отвращение к публичному освещению человеческих слабостей. Дейл побледнел, но промолчал. — Давайте лучше поговорим о цветах, — предложил мистер Мэрримен и обвел собравшихся лучезарным взглядом из-под очков. Миссис Диллингтон-Блик с энтузиазмом восприняла это предложение. Что удивительно, к ней тут же присоединилась мисс Эббот. Очевидно, обе были опытными садоводами. Дейл слушал дам с застывшей на губах улыбкой. Аллейн заметил, что он заказал себе еще один двойной бренди. — Полагаю, — заметил Аллейн, — у каждого должен быть какой-то любимый цветок. Миссис Диллингтон-Блик разместилась так, чтобы лучше его видеть. — О, привет, так это вы! — весело воскликнула она. — Ну, конечно, должен. Я больше всего люблю магнолии. — Ну а ваши какие любимые? — спросил Джемайму Тим Мэйкпис. — Очевидно и не оригинально. Розы, конечно. — Лилии, — улыбнулся отец Джордан. — Что тоже вполне очевидно. — Ассоциируются с Пасхой? — фыркнула мисс Эббот. — Именно. — Ну а ваши? — спросил Тима Аллейн. — Хмель, — весело ответил он. Аллейн усмехнулся: — Ну вот вам, пожалуйста. У каждого свои ассоциации. Что до меня, то мне милее всего сирень, навевает приятные детские воспоминания. Но если даже от пива порой начинает тошнить, то если вспомнить, что моя нянька, которую я терпеть не мог, прикалывала к фартуку ветку сирени, или что у отца Джордана лилии ассоциируются со смертью, все мы готовы в ту же секунду возненавидеть и вид, и запах этих своих самых любимых цветов. Мистер Мэрримен взглянул на него с жалостью. — Не самый, — заметил он, — удачный пример элементарного по сути своей предположения, но, к сожалению, довольно распространенный. Аллейн отвесил ему поклон. — Ну а вы что предпочитаете, сэр? — поинтересовался он. — Да ничего. Ровным счетом ничего. Честно говоря, меня эта тема ничуть не интересует. — А я считаю, это просто божественная тема! — воскликнула миссис Диллингтон-Блик. — Я вообще обожаю узнавать что-то новое о людях и их пристрастиях. — Она обернулась к Дейлу, который тут же изобразил радостную улыбку. — Расскажите мне, какие цветы любите, — предложила она, — и я сразу пойму, каких женщин вы предпочитаете. Ну, давайте же, только честно! Ваш любимый цветок?.. Или я сама должна догадаться? — Не иначе как агапантус? — громко произнес мистер Мэрримен. Обин Дейл со стуком поставил свой стакан на стойку и вышел из комнаты. — Послушайте, мистер Мэрримен! — возмущенно воскликнул отец Джордан и поднялся из кресла. Мистер Мэрримен вытаращил глаза и поджал губы: — А в чем, собственно, дело? — Вы прекрасно понимаете, в чем. Вы невероятно злобный и язвительный маленький человечек, и хотя лично меня ваши выпады не касаются, считаю своим долгом указать вам на это. Этот публичный упрек, похоже, нисколько не смутил мистера Мэрримена. Напротив, даже развеселил его. Он зааплодировал, потом похлопал себя ладонями по коленям и рассмеялся тоненьким противным голоском. — Я бы вам советовал, — продолжил отец Джордан, — извиниться перед мистером Дейлом. Мистер Мэрримен поднялся, поклонился и произнес напыщенным тоном: — Consilla formiora sunt de divinis locus[12]. Священник покраснел. Аллейн, который не понимал, почему мистеру Мэрримену следует отдавать монопольное право на нравоучения, собрался с мыслями и все же нашел подходящую цитату: — И тем не менее, сonsillium inveniunt muli se docti explicant[13]. — Я вас умоляю! — воскликнул мистер Мэрримен. — Как же часто приходится отмечать, что любая пошлость звучит куда лучше, если произносится на иностранном языке. Все, лично у меня есть намерение вздремнуть после завтрака. И он затрусил к двери. Остановился на секунду поглазеть на жемчуг миссис Диллингтон-Блик и скрылся за дверью. — Да что же это такое? — воскликнула она. — Из-за чего все это? Что вообще происходит? Почему убежал Обин Дейл? Причем тут какой-то агапантус? — Наверное, — заметил Тим Мэйкпис, — вам ничего неизвестно об умбеликус глобула, цветке, который вырастила леди Агата, и гиацинтах, выращенных на «базе из дерьма»? — Нет, это просто ужасно! — воскликнула миссис Диллингтон-Блик, одновременно смеясь и плача. — Ужасно и трагично! И как это непристойно и подло со стороны мистера Мэрримена. — Да, — заметил Тимоти Мэйкпис, — не очень-то мы похожи на счастливую и дружную семью. Остается лишь гадать, как поведет себя наш мистер Чипс[14], когда корабль окажется в зоне тропиков. — Будет выглядеть, как мистер Чипс, — заметил Аллейн, — а вести себя как Терсий[15]. — Вот это я называю низко пасть, — сказала Джемайма. — Все видели, как ужасно обиделся Обин Дейл. Побледнел прямо как полотно. А кто он вообще такой, этот мистер Чипс? — Школьный учитель, — ответила мисс Эббот, на миг оторвавшись от книги. — В этом возрасте у них у всех портится характер. Такова жизнь. Она так долго сидела тихо, что все забыли о ее существовании. — Скажите, отец, я права? — добавила она после паузы. — По всей вероятности. И это одна из причин подобного поведения. Что, однако, его не извиняет.