— Нет, нет, — снова возразил отец Джордан. — Я не согласен. Он не способен на такую некрасивую выходку. Нет. — Я тоже не согласен, — сказал Аллейн. — По моему мнению, в буквальном смысле слова никакая это не шутка. — Думаю, все мы заметили, — начал Тим, — что… Ну, что мистер Макангус носил в петлице гиацинт. Отец Джордан и капитан возмутились, но Аллейн остановил их, проговорив: — И что он уронил цветок, столкнувшись лбом с мистером Мэррименом. А мистер Мэрримен подобрал гиацинт и бросил его на палубу. — Ага! — радостно воскликнул капитан. — Ну, что я вам говорил? Все так оно и было. — Но где, — спросил Тим, — она оставила куклу? — На крышке кнехта. Посадила ее туда, когда получила телеграмму и, очевидно, просто забыла отнести в каюту. Именно там мы ее и нашли, буквально в трех футах от того места, куда Мэрримен бросил гиацинт. Как нельзя более кстати. — Аллейн обернулся к Тиму. — Насколько я понимаю, вы с мисс Кармишель первыми покинули компанию. И, наверное, перешли на правый борт, я не ошибся? Тим слегка покраснел и кивнул: — Ну, да. — А не скажете ли вы, куда именно там направились? — Э-э… нет. Вообще-то толком даже не помню. Так, где же мы остановились? Вроде бы чуть дальше от дверей, что ведут в пассажирский отсек. Там есть такая скамья… — И как же долго вы там пробыли? — Ну, э-э… — До тех пор, пока все пассажиры не разошлись? — А, ну да, конечно! Именно так. — Не заметили ли вы, как кто-то из них входил, и что еще важнее, выходил через дверь из этого отсека? — Э-э… нет. — Джентльмены вашего склада, — мягко заметил Аллейн, — обычно не слишком наблюдательны, и точных свидетельств от них не добиться. Ну а уж когда влюблены, так тем более, становятся просто чертовски ненаблюдательны. — Что тут поделаешь. — Ладно, не важно. Думаю, я знаю, в каком порядке они расходились. Мистер Мэрримен, чья каюта первая слева в отсеке по правому борту, покинул компанию первым. Кстати, иллюминаторы его каюты выходят на левый борт, на ту же сторону выходит и та дверь в каютный отсек, которая была прекрасно вам видна. За ним последовал мистер Макангус, у которого каюта ровно напротив по коридору. Все остальные двинулись в противоположном направлении, скорее всего, прошли через другую дверь, которая находится по левому борту. Все, за исключением миссис Диллингтон-Блик и Обина Дейла, которые прошли внутрь через стеклянные двери в салон. Мы с капитаном Баннерманом немного поболтали, после чего он поднялся к себе на мостик. Затем мы с отцом Джорданом прошлись по палубе вдоль левого борта почти до самого конца, где находится некое подобие небольшой веранды. И где было темно и почти ничего не видно. Очевидно, именно в этот момент кто-то и свернул шею Эсмеральде. — Но как вы все это запомнили? — изумился капитан Баннерман. — А как же иначе! Я ведь на задании, и запоминать — это моя работа, — Аллейн обернулся к отцу Джордану. — Работа, которую следовало бы закончить до того, как вы двинулись обратно по палубе. — Вот как? — Разве не помните? Мы же слышали чей-то голос. И пел он «Сломанную куклу». Отец Джордан прикрыл ладонью глаза. — Но это, знаете ли, просто чудовищно! — Похоже, он всегда поет, закончив свое черное дело. Тут вдруг оживился Тим: — А знаете, мы с Джемаймой тоже слышали это. И звук доносился откуда-то поблизости, но с другой стороны. Мы подумали, это моряк, однако пел он как мальчик из церковного хора. — О, я вас умоляю! — воскликнул отец Джордан и тут же осекся. — Простите, — добавил он. — Глупое замечание. — Ну, вот что! — сказал капитан и ткнул квадратным пальцем в газету на столе. — Может, вы проведете эту работу по получению отпечатков пальцев? Как насчет этого? Аллейн ответил, что непременно попытается, но особых результатов не ожидает, поскольку убийца, судя по всему, носит перчатки. Он осторожно снял газету, и вот на столе предстала огромная, нелепо улыбающаяся Эсмеральда со свернутой набок головой. В любом случае, заметил Аллейн, обрывки мантильи так плотно обхватывают шею, что возможные отпечатки, оставшиеся там, наверняка смазаны. — Думаю, это работа правши, — добавил инспектор. — Но поскольку на борту у нас нет пассажиров левшей, это тоже мало дает. — Он отодвинул край черного кружева, обнажив розовую шею из пластмассы. — Поначалу он попробовал удушить ожерельем, но нитка оказалась слабая. Оборвалась, и бусины рассыпались. Вот, видите, краска в этих местах облупилась. Инспектор набросил газету на куклу и взглянул на Тима Мэйкписа: — Такого рода случай как раз по вашему профилю, верно? — Если бы не срочность проблемы, которую надо решить как можно скорее, то тут стоило бы повозиться. Случай весьма любопытный. Да, весьма. Я бы даже сказал, классический случай. Повторения, временной фактор… хотя кукла в этом плане из него выпадает. Я прав? — Да, — кивнул Аллейн. — Вы правы. Через шесть дней, рановато получается. Так вы считаете, версия временного фактора тут не подходит? — При поверхностном взгляде — нет. Не думаю, хотя делать сколько-нибудь определенные выводы рановато. Однако мне кажется, что кукла, существо неодушевленное, могла бы послужить своего рода дополнением. — А jeu d, esprit[23]? — Ну да. Как у Дональда Кэмпбелла[24], который развлекался тем, что пускал по воде игрушечные скоростные лодочки. И к обычной программе нашего парня это отношения не имеет. Но то лишь моя догадка. Вот если бы можно было с ним поговорить… — Можно попробовать поговорить с ними всеми, — язвительно заметил капитан Баннерман. — Попытка не пытка. — Вопрос в том, — начал Аллейн, — что мы собираемся предпринять дальше. У нас три нераскрытых убийства. Первое: мы можем, конечно, рассказать о ситуации всем на корабле и провести рутинное расследование, но, боюсь, сильно в нем не продвинемся. Я могу, разумеется, запросить алиби на остальные случаи, но у нашего парня оно, несомненно, имеется. А потому проверять все эти алиби нет особого смысла. Да, кстати, тут выяснилось, что у Кадди алиби нет. — Вот как? — отозвался капитан. — Да, именно так. Он отправился на прогулку и отнес букет, подаренный на серебряную свадьбу, в больницу. — О господи, — тихо пробормотал Тим. — С другой стороны, если начать полномасштабное расследование, наш парень будет предупрежден и тогда любой ценой постарается сойти на берег до конца путешествия. И если я его не арестую, он может задушить еще несколько девушек на другом краю света. Второе: мы можем предупредить женщин в частном порядке, и я постараюсь пояснить, какие меры предосторожности следует предпринять, чтобы с особой осторожностью и деликатностью предупредить миссис Кадди. Третье: с вашей помощью, капитан, мы можем отобрать несколько надежных старших офицеров, посвятить их в суть дела, создать своего рода комитет бдительности. Пусть наблюдают и осторожно расспрашивают, чтобы получить как можно больше информации. А уж потом мы перейдем к более решительным действиям. — Вот это последнее предложение я готов санкционировать, — сказал капитан Баннерман. — И точка. Аллейн задумчиво взглянул на него. — В таком случае, — заметил он, — на данный момент это будет единственным приемлемым практическим шагом. — У нас четверо потенциальных подозреваемых, за которыми надо наблюдать, — произнес после паузы Тим. — Четверо? — спросил Аллейн. — Все говорят, четверо. Нет, возможно, вы и правы. Но лично я все же сократил бы их число, предварительно и со всей осторожностью. Сдается мне, что один из этих четверых подозреваемых чист, как стеклышко. Тим удивленно уставился на него. — А нельзя ли узнать, кто именно? — поинтересовался отец Джордан. Аллейн сообщил ему. — Боже мой! — воскликнул священник. — Ну конечно же! Как глупо с моей стороны! — Ну а что касается еще двоих, — извиняющимся тоном добавил Аллейн, — тут есть определенные признаки, ничего конкретного, разумеется, и вы можете не согласиться, но я склонен расценивать их как рабочую гипотезу. — Послушайте! — воскликнул Тим. — Это что же, означает… Его тут же перебил капитан Баннерман. — Так вы что же… Сидите здесь, — проревел он во весь голос, — и хотите сказать нам, будто знаете кто… Проклятье! Знаете, кто это сделал? — Я не уверен. Но мне кажется, почти уже знаю. Повисла долгая пауза. Отец Джордан нарушил молчание: — И опять тот самый вопрос. Мы можем узнать, кто это? И почему именно он? Аллейн молчал несколько секунд. Взглянул на раскрасневшееся от волнения и негодования лицо капитана, затем взглянул на лица остальных двоих. На них читалось сомнение. Возможно даже — обида. — Думаю, вам лучше пока этого не знать, — ответил он. V И вот, наконец, Аллейн улегся спать, однако заснуть никак не удавалось. Он слушал ровный умиротворяющий шум корабельных двигателей, но ему казалось, что через эти звуки пробивается тоненький жалобный голосок сломанной куклы. А закрывая глаза, Аллейн видел перед собой лицо капитана Баннермана — упрямое, полное непокорства. И еще он видел Эсмеральду с улыбкой на свернутой к плечу голове. И даже после того, как инспектор сказал себе, что, должно быть, засыпает и это начало сна, тут же понял: сна ни в одном глазу. Он искал способ привести в порядок свои мысли и вспомнил жалобную песнь мисс Эббот. Что, если бы мистер Мэрримен приказал ему перевести ее на английский? Гони те сны, что страх наводят,