— Ах, — заметил Аллейн, наклоняясь к ней поближе, — вы даже не представляете, насколько большой комплимент сейчас получили. Я, знаете ли, весьма критично отношусь к дамским нарядам. — Да уж, действительно. Тогда позвольте узнать, что именно вам так понравилось в моих? — Они нравятся мне прежде всего потому, что задуманы и скроены так, чтобы подчеркнуть весь шарм их хозяйки, — ответил Аллейн и мысленно адресовал этот комплимент Трой. — А вот это то, что я называю превосходной ремаркой! Впредь стану одеваться так специально для вас! Обещаю, — сказала миссис Диллингтон-Блик. — Правда? В таком случае мне следует подумать, что бы я хотел видеть на вас. Ну, например, сегодня вечером. Может, стоит выбрать то замечательное испанское платье, которое вы приобрели в Лас-Пальмасе? Согласны? Тут настала долгая пауза, и миссис Д.-Б. отвела глаза. — А не кажется ли вам, что это немного чересчур? — заметила она наконец. — Воскресный вечер, помните. — Ну, тогда, может, завтра? — Знаете что, — медленно начала она, — я избавилась от этого платья. Можете считать меня ужасной глупышкой, но та чудовищная история с куклой от бедного и милого мистера Макангуса совершенно выбила меня из колеи. Ну, скажите, разве это не глупо? — О, — с притворным разочарованием воскликнул Аллейн. — Какая жалость! Какая безвозвратная потеря. — Знаю. И тем не менее пришлось поступить именно так. Перед глазами до сих пор стоит бедняжка Эсмеральда. Смотрит на меня, как те несчастные убитые девушки. Я просто не могла этого больше выдержать, вот и выбросила это чудесное изумительное платье за борт! — Нет, только не это! Миссис Диллингтон-Блик хихикнула: — Нет. Нет, конечно. Я его не выбросила. — Тогда отдали кому-то? — Джемайма вполне бы могла в нем плавать. Но как-то не представляю мисс Эббот или миссис Кадди танцующими фламенко в этом платье. Тут снова возник Дейл. Он шел от бассейна в плавках-шортах «Палм Бич» и выглядел как на рекламе какого-нибудь роскошного лайнера. — Эх вы, пара бездельников, — в сердцах произнес он и торопливо сбежал на нижнюю палубу. — Мне надо пойти переодеться, — вздохнула миссис Диллингтон-Блик. — Но не в испанское платье? — Боюсь, что нет. Простите, если вас разочаровала. — Она протянула прелестные маленькие ручки, и Аллейн помог ей подняться. — Что ж, — протянул он, — очень жаль, что мы никогда не увидим его. — О, я бы не была так уверена в этом, — миссис Д.-Б. снова хихикнула. — Я ведь еще могу и передумать. Что если найдет вдохновение? — Потанцевать в лунном свете? Несколько секунд она стояла неподвижно, словно окаменела, затем одарила его самой ослепительной из своих улыбок. — Как знать, как знать? — заметила миссис Диллингтон-Блик. Аллейн проводил ее глазами. Она прошла по палубе и скрылась за дверью в салон. — «… Думаю, ты согласишься, — писал инспектор тем же вечером жене, — что эта на первый взгляд второстепенная информация дает определенный повод для беспокойства». IV «Мыс Фаруэлл» плыл вдоль западного побережья Африки и вошел в климатическую зону, которая способна вытянуть все силы из людей неподготовленных. Жаркий ветер, дующий с побережья, действовал на нервы и был насыщен загрязнениями. Воздух казался серым от пыли, это мутное облако затеняло солнце, но не преуменьшало силы его лучей. Мистер Мэрримен даже умудрился обгореть. Видно, у него была температура, но он отказывался принимать какие-либо меры. Члены команды заболели дизентерией, похоже, та же болезнь началась и у мистера Кадди, который зачастил к Тиму за консультациями, мало того, описывал малоприятные симптомы любому, кто соглашался его выслушать. Обин Дейл стал пить гораздо больше, ну и выглядел соответственно, тем же самым занимался и капитан Баннерман, что изрядно беспокоило Аллейна. Капитан был тяжелым запойным пьяницей и становился все более несговорчивым в разгар этих запоев. Он отвергал любую попытку Аллейна обсудить порученное ему расследование и сердито бубнил одно и то же: никаких убийц и лунатиков на его корабле нет и быть не может. Он становился все более угрюмым, замкнутым и тупел с каждым днем. Мистер Макангус, напротив, стал невероятно разговорчив и зачастую терялся в лабиринте совершенно нелогичных умозаключений. — Он страдает, — сказал Тим, — словесной дизентерией. — Что касается мистера Макангуса, — откликнулся Аллейн, — его состояние носит характер эндемии. И мы не должны винить в том тропики. — Однако во многом оно обострилось из-за тропиков, — устало произнес отец Джордан. — Известно ли вам, что вчера вечером он поскандалил с мистером Мэррименом? — Из-за чего? — спросил Аллейн. — Да из-за этих вонючих якобы лечебных сигареток, которые он курит. Мэрримен говорит, что его тошнит от этого запаха. — Хотя бы в этом готов с ним согласиться, — заметил Тим. — Одному Господу известно, какой дрянью они напичканы. — От них воняет, как от стога мокрого сена. — Ладно, — сказал Аллейн. — Вернемся к нашим баранам, джентльмены. К нашим неблагодарным трудам. Поскольку с капитаном договориться не удалось, они сами разработали план действий. С наступлением темноты каждый из них должен взять по опеку одну из женщин. Тим тут же заявил, что возьмет Джемайму, и его предложение сочли справедливым. Отец Джордан предложил Аллейну позаботиться о миссис Диллингтон-Блик. — Она меня беспокоит, — заметил он. — У меня создается впечатление, будто она считает меня волком в облачении священника. И если я буду таскаться за ней по пятам в темноте, лишь укрепится в этом своем мнении. Тим усмехнулся, глядя на Аллейна: — А ведь она положила на вас глаз. Считаю, стоит отбить ее у телевизионного короля. — Перестаньте вгонять меня в краску, — сухо отозвался Аллейн и обернулся к отцу Джордану. — Считаю, что с парой остальных вы справитесь вполне. — Миссис Кадди не оставляет своего супруга ни на секунду и… — Тут он вдруг умолк. — Ну а бедняжке Кэтрин Эббот, по-вашему, особая опасность не грозит. — Как думаете, что с ней такое происходит? — спросил Аллейн, вспомнив, что говорила мисс Эббот, выходя из каюты отца Джордана в субботу вечером. Лицо священника оставалось непроницаемым. — Не наше это дело, копаться в причинах несчастья мисс Эббот, — ответил он. — Мне так кажется. — Знаете, — начал Аллейн, — у меня возникает чисто рефлекторная реакция, мне всегда любопытно, почему люди ведут себя именно так, а не иначе. Когда мы обсуждали алиби, ее реакция на разговор о программе Обина Дейла, что показывали вечером пятнадцатого января, была весьма странной. Так мне показалось. — О да, я тоже это заметил! — подхватил Тим. — И знаете, это навело меня на размышления. Сам не знаю почему, но я подумал, что тем вечером она была не зрительницей, а жертвой этой самой программы. — Думаю, все же зрительницей. Отец Джордан как-то странно взглянул на Аллейна, подошел к иллюминатору и уставился вдаль. — Что касается жертвы, — продолжил Аллейн, — то ею была женщина, которая, как вы помните, говорила Дейлу, что не хочет объявлять о своей помолвке, поскольку тем самым может огорчить свою лучшую подругу, — он умолк, но Тим сразу же подхватил: — Не считаете же вы, что этой ближайшей подругой была сама мисс Эббот? — По крайней мере, это хоть как-то объясняет ее реакцию на программу. Настало молчание, затем Тим прервал его: — А чем вообще занимается мисс Эббот? Работает где-то? Отец Джордан, не оборачиваясь, ответил: — Она работает на фирму, выпускающую пластинки. Большой специалист по церковной музыке, особенно по песнопениям георгианской эпохи. Тут у Тима непроизвольно вырвалось: — Обладая таким голосом, сама, наверное, не поет. — Напротив, — возразил Аллейн. — Еще как поет. И голос у нее очень приятный. Сам слышал, той ночью, когда мы отплывали от Лас-Пальмаса. — У нее очень необычный голос, — заметил отец Джордан. — Если бы была мужчиной, то ее можно было бы назвать контртенором. Она представляла свою фирму на конференции по церковной музыке в Париже три недели назад. Я там был и видел ее. Она считается одним из ведущих специалистов. — Неужели? — пробормотал Аллейн, а затем торопливо добавил: — Что ж, следует отметить, нас не слишком интересует мисс Эббот в плане расследования. Солнце садится. Пора приступать к своим обязанностям. По вечерам одиннадцатого и двенадцатого, согласно плану, Аллейн сосредоточил все свое внимание исключительно на миссис Диллингтон-Блик. Эти его маневры вызвали немалую досаду у Обина Дейла, веселую усмешку на лице Тима, удивление Джемаймы и стали объектом непрерывного наблюдения со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллингтон-Блик была просто в восторге. «Моя дорогая! — писала она своей подруге. — Я все-таки подцепила Брутального Красавца! О, дорогая, это просто чудесно. Нет, не подумай, ничего такого… осязаемого. И все же! Он просто не сводит с меня глаз! А когда восходит тропическая луна, я прямо так и чувствую — это может закончиться чем-то очень приятным. Пока дело далеко не зашло, но всякий раз, стоит мне выйти после ужина на маленькую уютную веранду, он тут же поднимается и мчится следом за мной. А наш О. Д., дорогая, просто сходит с ума от ревности, а это всегда так приятно. Ну, скажи! Я совершенно безнадежна, верно? Но зато — как это весело!!» Вечером двенадцатого числа, когда все они собрались за кофе, Обин Дейл вдруг заявил, что хочет устроить вечеринку в своей каюте-люкс. Там у него стоял приемник с проигрывателем, на котором можно было послушать его любимые пластинки. — Всех приглашаю, — торжественно заявил он, размахивая стаканчиком с бренди. — Отказы не принимаются! — И действительно, в подобных обстоятельствах трудно было отказаться от приглашения, а мистер Мэрримен и Тим ему даже обрадовались.