Каюта-люкс произвела впечатление. На стенах были развешены многочисленные снимки сувенирных кукол, изображающих Обина Дейла, снимки нескольких знаменитостей, а также фотография самого Обина Дейла, раскланивающегося перед самой большой знаменитостью. Здесь же находился письменный стол, обтянутый свиной кожей, и подставка для проигрывателя, тоже обитая свиной кожей. Были здесь и турецкие сигареты с монограммами — подарок, как с мальчишеской гордостью объяснил Обин Дейл, от одного из самых преданных поклонников. Ну и, наконец, гостей тут ждало целое море выпивки. Мистеру Макангусу достался стакан со слишком толстыми стенками, и он разлил содержимое и испачкал подбородок, при виде чего капитан страшно развеселился, Кадди и миссис Диллингтон-Блик тоже посмеялись, а сам Макангус воспринял это вполне спокойно. Обин Дейл извинился с видом мальчишки, которого выбранили, и тотчас принялся потешать гостей, невероятно смешно и точно пародируя телевизионных знаменитостей. Затем они прослушали четыре пластинки, в том числе запись выступления самого Дейла по случаю Дня Империи[34]. Там он восхвалял широту взглядов британцев, особо подчеркивая одну национальную черту — всегдашнее их уменье посмеяться над самими собой. — Как же мы гордимся всем этим, — насмешливо шепнул Тим Джемайме. После четвертой пластинки большинство гостей одолела дремота — явление для тропиков вполне обычное. Мисс Эббот первой извинилась и вышла, остальные потянулись следом за ней, все, за исключением миссис Диллингтон-Блик и капитана. У Джемаймы от пребывания в душной комнате разболелась голова, и она была рада возможности выйти на свежий воздух. Они с Тимом сидели у правого борта, прямо под иллюминатором каюты мистера Макангуса. С верхней палубы лился слабый свет корабельного фонаря. — Посижу пять минут, а потом спать, — произнесла Джемайма. — Голова просто раскалывается, точно ее обручами сдавили. — Аспирин у тебя есть? — Как-то не догадалась захватить. Да и времени не было. — Тогда я принесу. Только никуда не уходи, ладно? — Тим заметил, что свет корабельного фонаря и свет из иллюминатора мистера Макангуса падают прямо на скамью, где она устроилась. Он слышал, как мистер Макангус напевает у себя в каюте визгливым фальцетом, расстилая постель на ночь. — Сиди здесь и жди, — сказал Тим, — хорошо? — Ну куда же я денусь? Мне совсем не хочется карабкаться по снастям или тянуть какие-то там канаты. А нельзя ли выключить этот свет над головой? Нет, — торопливо добавила Джемайма, — вовсе не для создания интимной обстановки, честное слово, Тим. Просто он режет глаза, вот и все. — Выключатель с другой стороны. На обратном пути выключу, — пообещал он ей. — Вернусь скоро, и глазом моргнуть не успеешь, Джем. Когда он ушел, Джемайма откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза. Она прислушивалась к рокоту двигателей, к шуму моря и пению мистера Макангуса. Правда, через пару секунд он умолк, через сомкнутые веки проникало уже меньше света. «Он выключил эту свою дурацкую лампочку, — с благодарностью подумала Джемайма, — и теперь, бедняжка, улегся на свою койку в целомудренном одиночестве». Она открыла глаза и посмотрела на мутное пятно света, льющегося с верхней палубы. В следующую секунду и оно погасло. «Тим возвращается, — подумала Джемайма. — Быстро же он». Теперь она оказалась в полной темноте. Слабый бриз шевелил волосы. Шагов она не слышала, но чувствовала — кто-то приближается к ней сзади. — Тим? — спросила Джемайма. На плечи легли руки. Она тихо вскрикнула: — Ой, не надо! Ты меня напугал. Руки скользнули к шее, и она почувствовала, как сильные пальцы ухватились за жемчужное ожерелье, стали скручивать его, пытаться порвать. Джемайма ухватилась за эти руки и поняла: это не Тим! — Нет! — закричала она. — Нет! Тим! Послышался топот торопливо удаляющихся шагов. Джемайма вскочила со скамьи и бросилась бежать по темному проходу под верхней палубой. И угодила прямо кому-то в объятия. — Все в порядке, — сказал Аллейн. — Все хорошо. V А через несколько секунд появился и Тим Мэйкпис. Аллейн сжимал Джемайму в объятиях. Она дрожала, бормотала что-то невнятное, приникала к нему, как насмерть перепуганный ребенок. — Какого черта… — начал Тим, но Аллейн остановил его: — Это вы выключили свет на верхней палубе? — Нет. Джем, дорогая… — Кого-нибудь встретили по пути? — Нет. Джем!.. — Ладно. Держите ее. Она сама все расскажет, когда немного придет в себя. Аллейн расцепил руки. — Теперь волноваться не о чем, — сказал он. — И врач здесь, пришелся как нельзя более кстати. Аллейн передал Джемайму на попечение Тима и бросился бежать по палубе. Он включил свет на верхней палубе и обежал ее по периметру. Заглядывал в каждый коридор и проход, укромный уголок, смотрел за кнехтами, за грудами складных стульев. И, продолжая эту охоту, понимал: он опоздал. Ничего и никого не было видно, кроме причудливых черных теней, что залегают на палубах кораблей в ночное время. Под предлогом, что он где-то обронил свою записную книжку с паспортом и кредитками, Аллейн по очереди постучался в каюту каждого из мужчин, в том числе и мистера Кадди. Дейл, все еще одетый, сидел у себя в гостиной. Все остальные были в пижамах и раздражены — каждый до определенной степени. Аллейн вкратце рассказал отцу Джордану о том, что случилось, и они договорились вместе с Тимом пойти к капитану. Затем он вернулся к скамье, на которой сидела Джемайма. Жемчужины раскатились по палубе, несколько штук лежали на сиденье рядом. Инспектор собрал их все и подумал, что теперь уже нечего больше искать. Но ошибся. Заглянул за спинку скамьи и обнаружил какой-то бесцветный и смятый крохотный обрывок. Поднес его к свету и сразу же понял, что это такое. То был крохотный фрагмент цветочного лепестка. И от него до сих пор, хоть и совсем слабо, пахло гиацинтом. Глава 9 Четверг четырнадцатого I — Итак, — начал Аллейн, глядя на капитана Баннермана сверху вниз, — теперь вы верите, что наш убийца на борту? Верите или нет? Уже произнося эти слова, он увидел, что спорить и доказывать что-либо просто бесполезно. Перед ним сидел пожилой усталый человек, раздавленный осознанием того, что недооценил ситуацию, но упрямо не желающий в том признаться. — Черта с два я поверю, — буркнул капитан Баннерман. — А вот я просто ушам своим не верю! Капитан допил виски и с грохотом поставил стакан на стол. Перевел взгляд с Аллейна на Джордана и обратно, затем оттер губы тыльной стороной ладони и сказал: — Вы вбили эту дурацкую идею себе в головы и теперь раздуваете шум из-за каждого пустяка, приплетаете его все туда же. Что именно произошло? Наша малютка мисс Джемайма сидела одна на скамье на палубе. Какой-то парень подошел сзади и положил ей руки на плечи. Ну, короче, заигрывал с ней. И что в этом такого сверхъестественного? Нет, ей-богу, я бы не стал винить… — Он весь раздулся, а лицо приобрело красновато-кирпичный оттенок. И продолжил: — Из-за всех ваших россказней малышка вбила себе в голову мысль об этих идиотских убийствах. Что вполне естественно, я бы сказал, особенно с учетом того, что эти разговоры не прекращаются. Ну и, понятное дело, она перепугалась. Вскакивает, кричит, бросается бежать. Что опять же вполне естественно. А вы врываетесь ко мне и хотите доказать, что она была на волосок от смерти. Нет, со мной такие штуки не проходят! Хотя бы один человек на корабле должен обладать здравым смыслом. И, клянусь всеми святыми, этот человек — я! Капитан! Тут вмешался отец Джордан: — Но послушайте, это ведь не единичный случай. Из этих инцидентов можно выстроить целую цепочку, как только что дал нам понять Аллейн. Обрывок посадочного талона в руке убитой на причале девушки. Затем эта странная история с куклой. Тот факт, что на борту слышали пение. Таинственный незнакомец, подглядывающий в иллюминатор к мисс Кармишель. И вот теперь это. Кто, скажите, из пассажиров рискнет, зная, что эти преступления не выходят у нас из головы, сыграть с ней такую злую шутку? — Кто из этих людей чуть не убил ее? Скажите на милость! Тим сидел, обхватив голову руками. Потом поднял глаза и сказал: — Даже если вы считаете, сэр, что в этом нет ничего особенного, кому повредит, если мы предпримем все возможные меры предосторожности?.. — А чем еще вы здесь занимаетесь, черт побери, кроме как предпринимаете эти самые меры предосторожности? Разве только что сами не говорили об этом? Разве я, когда вы меня попросили, — капитан ткнул толстым пальцем в Аллейна, — я не разрешил устроить эту дурацкую вечеринку для выяснения алиби? Разве не я распорядился выяснить для вас, что происходило на пристани в день отплытия, хотя вся команда считала — их капитан просто тронулся умом? Разве не я сообщил в компанию, что у нас на борту имеется нежелательный элемент, чего на самом деле нет и не было, разве не я отдал приказ дамам запирать двери в каюты? Что еще я, черт побери, мог сделать? А ну, отвечайте! Аллейн заметил спокойно: — Могли кое-что сделать и не допустить, чтобы кто-то шлялся по ночам по безлюдным палубам, переодетый в испанское платье. — Я уже говорил вам. Не имею права вмешиваться и нарушать права пассажиров у себя на борту. — Позвольте внести одно неофициальное предложение? — Нет. — Может, стоит раскрыть все карты? Может, вы объясните пассажирам, кто я такой и для чего здесь? Нет, это вовсе не означает, что кого-то из них немедленно арестуют, — добавил Аллейн. — Но ввиду угрозы, которая, как я считаю, нависла над этим кораблем, я готов признать свое поражение. Так вы сделаете это? — Нет. — Вы отдаете себе отчет в том, что завтра ночью этот человек, согласно мнению экспертов, может совершить новое преступление? — Его на борту моего судна нет. — А ведь мисс Кармишель, — вставил отец Джордан, — непременно расскажет о своих страхах другим дамам. — Нет, — сказал Тим. — Почему нет? — Нет, — вмешался Аллейн. — Она ничего не скажет. Я с ней говорил. И она согласилась, что это может вызвать панику. Она очень храбрая девочка.