— Миссис Темплтон вышла из комнаты минуту или две спустя и закричала во весь голос: «Это только доказывает твою неправоту! Может убираться отсюда, куда хочешь, друг мой, и чем скорее, тем лучше!» Флоренс к этому времени уже ушла. Вы — тоже. Она говорила со своим мужем. Она вам об этом сказала? — Сказала мне? Какого черта… — Она говорила вам, что призналась Темплтону? Уорендер отвернулся к камину, оперся локтем о полку и спрятал лицо. — Ладно! — пробормотал он. — Хорошо. Хотя какое теперь это имеет значение?.. Так и было. — Во время вечеринки? Полковник издал какой-то невнятный звук — очевидно, то был знак согласия. — До или после скандала в оранжерее? — После. — Он говорил каким-то чужим голосом, не поднимая головы. — Я пытался ее остановить, она нападала на девушку. — И тем самым настроили миссис Темплтон против себя? Да, понимаю. — Я пошел следом за ними, за девушкой и ее дядей. И тут Мэри шепнула мне: «А Чарльз все знает о Дики». На нее было просто страшно смотреть в тот момент. И я… я просто вышел. Я… — Тут он поднял голову и взглянул на Аллейна. — Это было ужасно, неописуемо. — И тогда вы испугались, что она все расскажет мальчику? Полковник промолчал. — И, разумеется, миссис Темплтон рассказала, — продолжил Аллейн. — Ее демоны вырвались на свободу, разгулялись уже вовсю. Она зазвала его к себе в комнату и все рассказала. И, как я предполагаю, то были ее последние слова. Уорендер произнес: — Вы предполагаете… вы говорите такие вещи… вы… — Он был не в силах продолжать. Глаза покраснели, налились слезами, лицо посерело. Он выглядел древним стариком. — Не понимаю, что это на меня нашло… Аллейну показалось, что это как раз понятно. — Не очень хорошо получается, — заметил он, — когда жизненные ориентиры и ценности у человека вдруг резко смещаются. И мне кажется, мужчина в таком положении предпочтет увидеть свою женщину мертвой, нежели наблюдать за тем, как она превращается в монстра. — Зачем вы всё это мне говорите? Почему? — Но разве не так? Каким-то пародийным жестом, словно отдавая дань теперь уже никому не нужным приличиям, Уорендер поднял дрожащую руку и поправил узел галстука. — Понимаю, — пробормотал он. — Надо сказать, вы очень умны. — Да нет, к сожалению, не очень. Уорендер перевел взгляд выше — с портрета сияла ослепительной улыбкой Мэри Беллами. — Ничего не осталось, — сказал он. — Ничего. Что вы теперь от меня хотите? — Я должен поговорить с Дейкерсом и остальными людьми, которые ждут там. Вы можете присоединиться. — Хорошо, — кивнул Уорендер. — Может, хотите выпить? — Спасибо. Пожалуй. Аллейн взглянул на Фокса, тот вышел и быстро вернулся со стаканом и графином, которые Аллейн поставил на столик между Уорендером и фотографией Чарльза — в точности как во время первой своей встречи с ними. — Виски, — объявил Фокс. — Если вы, конечно, не против. Вам налить, сэр? Уорендер залпом опрокинул стаканчик неразбавленного виски. — Весьма признателен, — он выпрямился и тень улыбки тронула его губы. — Еще один — и я буду в полном порядке и готов ко всему. — Перед тем как увидеться с остальными, я должен побеседовать с Дейкерсом, — сказал Аллейн. — Так вы собираетесь… сообщить ему? — Думаю, так будет лучше. — Да. Понимаю. Да, конечно. — Пока побудь здесь, Фокс, — произнес Аллейн и вышел. — Он все сделает по возможности деликатно, сэр, — поспешил утешить Уорендера Фокс. — Будьте уверены. — Деликатно! — пробормотал Уорендер и издал звук, похожий на смешок. — Легко сказать, деликатно!.. III Люди, находившиеся в большой гостиной, собрались здесь в последний раз. Через несколько недель дом Мэри Беллами переделают в одно из офисных зданий Уэст-Энда, где расположится некая непонятная контора по развитию телевидения. Портшез неизвестно зачем и по какой причине будет украшать холл; декор Берти Сарацина изымут целиком и полностью, затем разберут на части, и они станут служить задним фоном для неких непонятных декораций. Ну а кабинет Чарльза Темплтона превратят в приемную, где будут томиться безработные актеры. Но на данный момент никаких изменений в обстановке не наблюдалось. Большинство присутствующих настолько утомились, что уже были не в силах выражать тревогу, гнев или сострадание и пребывали в полной апатии. Они обменивались несвязными репликами, непрерывно курили и время от времени угощались напитками, которые подносил незаменимый Грейсфилд. Капрал полиции Филпотт по-прежнему дежурил в уголке. Доктор Харкнесс без всякой подготовки объявил о смерти Чарльза Темплтона, чем поверг всех в состояние полной ошарашенности. И когда вместе с Аннелидой в комнате появился Ричард, лицо которого покрывала смертельная бледность, присутствовавшим стоило немалого труда собраться, прежде чем найти подходящие случаю слова соболезнования. Да, каждый пробормотал нечто соответствующее, но Аннелиде сразу поняла, что запас утешительных слов на том и иссякнет. И хотя сочувствие их было вполне искренним, уже не оставалось сил выразить его, что называется, от души — они делали это чисто механически. Пинки Кавендиш, потрясенная событиями и отчасти утратившая связь с реальностью, вдруг чмокнула Ричарда в щеку и тепло произнесла: — Да, ничего хорошего, дорогой. Что тут можно сказать или поделать? Да ничего, кроме как от всего сердца пожелать тебе и Аннелиде поскорее найти утешение друг в друге. Вот! — Пинки, — дрожащим голосом отозвался Ричард, — бесконечно мило с твоей стороны. Но, боюсь, я… не смогу, не могу… Извините. Я как-то еще не совсем осознал… — Вот именно, — заметил Марчант. — И мы все тебя хорошо понимаем. Конечно, было бы лучше тебе сейчас побыть одному. Но, увы, этот персонаж из Ярда едва ли позволит. — Но ведь он обещал, что это не займет много времени, — нервно проговорил Берти. — Как думаешь, — сказала Пинки, — это значит, что он собирается кого-то арестовать? — Кто его знает! Да и что мы вообще знаем? — торопливо и каким-то неестественным голосом продолжил Берти. — Готов побиться об заклад, каждый из нас сейчас пытается сообразить, что думают о нем или о ней остальные. Лично я думаю. И одна мысль вертится в голове: что если кто-то из вас решит, что я тогда бросился не в туалет, а наверх, в ее комнату и сделал это? Полагаю, нет никакого смысла спрашивать у каждого, так это или нет. Ведь честно все равно никогда не ответит, верно? — Я вовсе на тебя не думаю, — тут же выпалила Пинки. — Честное слово, дорогой. — Пинки! И я тебя тоже ни в чем не подозреваю. Ни на секунду. И я не верю, что это Аннелида или Ричард. А ты? — Ни в коем случае, — твердо заявила она. — Ни за что и никогда! — Что ж, — продолжил Берти, ободренный доверием Пинки. — Хотелось бы знать, может, все-таки кто-то из вас думает, что это я? — Ответом ему было молчание. — Что ж, премного благодарен. Спасибо вам всем. А теперь… Может, позволите мне высказать свои предположения о том, кто мог бы… кого внезапно могли спровоцировать на столь ужасный поступок? — Ну, допустим, меня, — сказал Гэнтри. — Я парень горячий, вспыльчивый. — Да, Тимми, дорогой, тебя! Но лишь в состоянии крайнего раздражения, когда кровь бросилась в голову, в слепом припадке гнева, а вовсе не намеренно и с холодным расчетом. А тут картина складывается совсем другая. Для такого дела больше подходит человек крайне расчетливый и холодный, как айсберг, согласны? Тут все вдруг почувствовали себя крайне неловко, избегали смотреть друг на друга. — Боюсь, Берти, все это лишь досужие домыслы, — заметил Марчант. — Окажи такую любезность, принеси мне выпить. — Да, конечно, — и Берти послушно отправился за выпивкой. Гэнтри взглянул на Ричарда и сказал: — Судя по всему, нет никакой связи, ну, не считая шока от смерти Мэри, между трагической гибелью Чарльза и ее убийством. — Все молчали, и он недовольным тоном добавил: — Хотя… все-таки есть! Доктор Харкнесс, вы ведь там были. Доктор Харкнесс поспешил ответить: — Понятия не имею, что там на уме у Аллейна. — А где этот наш ходячий монумент, эта наша старая задница, господин полковник? Куда он вдруг испарился? — спросил Гэнтри. — Извини, Дики, он вроде бы твой приятель, да? — Он… Да, — после продолжительной паузы ответил Ричард. — Так и есть, приятель. Думаю, он с Аллейном. — Нет, — холодно заметил Марчант. — Надеюсь, уже под арестом. — Ничего подобного, — возразил Ричард. Повернулся спиной к Марчанту и уселся рядом с Аннелидой на диван. — О господи! — вздохнул Берти. — До чего же долгий и утомительный выдался день. И странно, что я до сих пор почему-то испытываю страх. Впрочем, не важно. Toujours l’audace[68]. Ручка двери в холл повернулась. Все вздрогнули. Вошла Флоренс, обогнула кожаную ширму.