— Не сможешь, Харри. — Я про полицию. — Я поняла. Харри ковырнул носком ботинка землю: — Я бы мог найти работу поспокойней, чаще бывал бы дома. Занялся бы с Олегом. Мы бы… — Перестань, Харри! — Это прозвучало резко. Она попыталась сдуть прядь с лица, наклонила голову и скрестила руки на груди, как будто в этот жаркий день ей стало зябко. — Я говорю «нет», — сказала она чуть слышно. — Ничего не изменится. Проблема не в твоей работе, а… в тебе, Харри. — Она перевела дыхание, повернулась и посмотрела ему в глаза. — Проблема — в тебе. Харри увидел, что она готова заплакать. — Уходи, — прошептала она. Он собирался что-то сказать, но передумал. Вместо этого кивнул парусам во фьорде. — Ты права, — согласился он. — Проблема во мне. Скажу два слова Олегу да пойду. — Через пару шагов он обернулся. — Не продавай дом, Ракель. Не продавай, слышишь? Я что-нибудь придумаю. Она улыбнулась сквозь слезы и прошептала: — Ты удивительный ребенок. — Она протянула руку, словно собираясь погладить его по щеке, но он стоял слишком далеко, и рука упала. — Береги себя, Харри. По дороге его прошиб холодный пот. Без четверти пять. Надо поторопиться, чтобы не опоздать на совещание. «Я в здании. Пахнет подвалом. Я стою не двигаясь и изучаю таблички. Слышу голоса на лестнице, но не боюсь. Я невидимка, но им этого не видно. Понимаешь? Это не парадокс, любовь моя, просто я так мыслю. Все можно представить в виде парадокса — это несложно. Это только слова, двусмысленности языка. Но хватит слов, и языка хватит. Я смотрю на часы. Вот мой язык. Ясный и без парадоксов. Я готов». Глава 14 Понедельник. Барбара Барбара Свендсен в последнее время стала задумываться о времени. Не то чтобы у нее была склонность к философии — большинство знакомых сказали бы, что как раз наоборот. Просто прежде ей и в голову не приходило, что всему свое время и время это уходит. Несколько лет назад она поняла, что карьеры в модельном бизнесе ей не сделать, и удовлетворилась званием экс-манекенщицы. Звучало неплохо, хотя с голландского слово «манекен» переводится как «маленький человек». Про это ей рассказал Петтер. Как и про все остальное, что он считал для нее необходимым. Это он устроил ее на работу в бар «Хед-Он» и достал таблетки, приняв которые она могла без опасений доехать с работы в университетский район Блиндерн, где вроде как училась на социолога. Но время Петтера, таблеток и университетских фантазий прошло, и одним прекрасным днем она оказалась без Петтера, без таблеток и без зачета, с одними задолженностями: и в университете, и в аптеке. Ну и с работой в самом скучном баре Осло. Выпустив из рук все, что имела, Барбара заняла денег у родителей и отправилась в Лиссабон — отдохнуть, осмотреться, может быть, подучить португальский. Вначале Лиссабон казался ей очаровательным. Стремительно пролетали дни, но ее это нисколько не тревожило. Ведь время тогда не уходило, а наоборот — приходило. Деньги закончились, а вместе с ними — все забавы и вечная верность Марко. Зато домой она вернулась куда опытнее. Например, узнала, что в Португалии экстази дешевле, чем в Норвегии, хотя вреда от него не меньше, что португальский язык невероятно сложный, а время — невозобновляемый ресурс. Потом она в хронологической последовательности встречалась с Рольфом, Роном и Рональдом. Звучало забавно, на деле же было так себе. Хотя Рональд был очень даже ничего. Но время ушло и прихватило с собой Рональда. Она вернулась домой, в свою старую комнату, и только тогда мир понемногу успокоился, а вместе с ним — время. Она перестала ходить в бары, завязала с таблетками и начала тешить себя мечтой о повторном поступлении в университет. Некоторое время работала на кадровое агентство «Мэнпауэр». После четырехнедельного испытательного срока ее взяли на постоянную работу дежурным администратором в конторе «Халле, Тюне и Веттерлид», которая располагалась на площади Карла Бернера, а если говорить о престиже — то в нижних строчках рейтингов городских адвокатских контор, специализирующихся на взыскании долгов. С тех пор прошло четыре года. На эту работу она согласилась в первую очередь потому, что в «Халле, Тюне и Веттерлид» время — как выяснилось — течет медленнее, чем везде. Стоило только войти в красное офисное здание и нажать в лифте на кнопку пятого этажа — время замедлялось. Проходила если не целая вечность, то уж точно половина, прежде чем двери лифта открывались, выпуская тебя в безбрежный океан еще более медлительного времени. Дежуря за стойкой, Барбара часто поглядывала на часы над дверью, наблюдая, как нехотя ползут секунды, минуты и часы. Иногда, если захотеть и сосредоточиться, она могла вовсе остановить время. Удивительно, что для остальных сотрудников оно, казалось, течет быстрее. Как будто они с Барбарой пребывали в параллельных, но разных временных измерениях. Стоило звякнуть телефону у нее на стойке, люди вылетали в коридор, словно в немом кино, но все это вроде бы ее не касалось. Она, словно робот, механически подстраивалась под их скорость, а сознание продолжало существовать в своем, замедленном темпе. Взять хотя бы последнюю неделю. Обанкротился крупный конкурент, и все забегали, зазвонили как сумасшедшие. Веттерлид сказал ей, что наступает время хищников, готовых как можно больше отхватить от освободившейся доли рынка, — драгоценная возможность их компании пробраться в элитный дивизион. Сегодня он попросил ее подольше задержаться на работе: переговоры с бывшими клиентами прогоревшей компании затягиваются до шести вечера, а им ведь нужно показать, что в «Халле, Тюне и Веттерлид» все в образцовом порядке, верно? Беседуя с Барбарой, Веттерлид, как обычно, смотрел на ее грудь, а Барбара, как обычно, улыбалась и автоматически сводила лопатки вместе — как учил Петтер, инструктируя ее для работы в «Хед-Он». Теперь это стало рефлексом. Каждый выпячивает то, что у него есть. Такой принцип, по крайней мере, усвоила Барбара Свендсен. Взять хотя бы вошедшего только что курьера-велосипедиста. Наверняка под его шлемом и смотреть-то не на что. Именно поэтому он не снял ни черных очков, ни маски, рассудила она. Сказал, что знает, в какой кабинет доставить пакет, и медленно пошел по коридору, демонстрируя Барбаре свои крепкие ягодицы в обтягивающих шортах. Или вот уборщица, которая сейчас придет. Она, как известно, буддистка, или индуистка, или как ее там? Аллах, как известно, повелел им скрывать тело под кучей одежд, похожих на простыни. Зато у нее очень белые зубы. Так что же она делает? Верно, ходит и лыбится, как крокодил на экстази. Выпячивается как может. Барбара смотрела на секундную стрелку. В дверь кто-то вошел. Вошедший, среднего роста, кругленький мужчина, тяжело дышал. Очки у него запотели, и Барбара решила, что он поднимался по лестнице. Четыре года назад, только устроившись, она бы не отличила костюм из магазина «Дрессман» за две тысячи крон от модели из «Прада». Зато потом научилась оценивать не только костюмы, но также галстуки и — вот верный показатель для работника сферы услуг — обувь. Этот новый визитер, протирающий очки, особого впечатления не производил. Он смахивал на толстяка из той американской комедии «Сейнфелд», имени которого Барбара не помнила, потому что сериала не смотрела. Но одежда… А судить следует именно по ней. Легкий костюм в тонкую полоску, шелковый галстук и туфли ручной работы — все говорило о том, что у Халле, Тюне и Веттерлида, возможно, вскоре появится интересный клиент. — Добрый день, могу ли я чем-нибудь помочь? — спросила Барбара и улыбнулась своей почти самой очаровательной улыбкой. Самую очаровательную она берегла для визитера, который был бы похож на мужчину ее мечты. — Думаю, можете, — улыбнулся в ответ гость и, достав из нагрудного кармана платок, вытер лоб. — Я пришел на встречу, не были бы вы столь любезны принести мне стакан воды? Барбаре послышался в его голосе иностранный акцент, но какой именно, она не поняла. Его вежливая и одновременно властная манера вселила в нее твердую уверенность: перед ней крупная рыба. — Разумеется, — сказала она. — Секундочку. Пока она шла по коридору, вспомнила, что пару дней назад Веттерлид говорил что-то о возможной премии всем сотрудникам, если по итогам года будет хороший результат. Тогда, может, фирма раскошелится на питьевую воду, как в других заведениях. Внезапно время рывком ускорилось, но через несколько секунд снова потекло медленно, а те секунды каким-то странным образом будто выпали из ее жизни. Она вошла в женский туалет. Включив воду, она взяла со стойки пластиковый стаканчик и сунула под струю палец. Теплая. Посетителю придется немного подождать. По радио объявляли, что температура воды в озерах Нурмарки — около двадцати двух градусов, а питьевую ведь забирали из Маридальского. Если дать ей стечь подольше, она станет холодной и приятной. Гадая, почему это так получается, она смотрела на палец. Когда вода станет достаточно холодной, он побледнеет и почти перестанет что-либо чувствовать. Безымянный палец левой руки. Когда же на нем появится обручальное кольцо? Главное — чтобы сердце к тому времени не побледнело и не перестало что-либо чувствовать. Барбара ощутила движение воздуха, но оно тут же прекратилось, и она не стала оборачиваться. Вода оставалась такой же теплой. А время шло, утекало, совсем как вода. Бред! До тридцати ей оставалось почти два года. Времени еще через край. Раздался какой-то звук, и Барбара подняла голову. В зеркале она увидела две белые двери кабинок. Неужели кто-то зашел, а она не заметила? Струя вдруг стала ледяной. Барбара вздрогнула. Вода поднимается с большой глубины, поэтому она и охладилась. Барбара подставила под струю пластиковый стаканчик, и тот быстро наполнился до краев. Что-то шепнуло ей, что надо поторопиться. Она обернулась и выронила стаканчик. — Я вас напугал? — Голос звучал обеспокоенно. — Извините, — сказала она, забыв сдвинуть лопатки. — Я сегодня что-то нервничаю. И вообще это женский туалет. — Она наклонилась за стаканчиком. Стаканчик кувыркнулся на полу и встал на дно. В нем еще оставалось немного воды. Возможно, когда Барбара протягивала к нему руку, она увидела в круглом зеркальце воды свое отражение, а рядом со своим лицом могла бы заметить какое-то движение. Но тут время опять потекло медленно, бесконечно медленно. Напоследок Барбара успела подумать, что оно вот-вот закончится. Глава 15 Понедельник. Vena amoris Белый, с рыжими подпалинами ржавчины «форд-эскорт» Харри Холе подъехал к телемагазину. Казалось, две полицейские машины и спортивное чудо Волера случайным образом раскиданы по тротуару вокруг тихого по вечерам перекрестка с громким названием «площадь Карла Бернера». Харри припарковался, достал из кармана шпатель и положил его на пассажирское сиденье. Когда он не мог отыскать ключи в квартире, то брал с собой стамеску и кусок стальной проволоки и, прочесав окрестности, находил любимый автомобиль на Стейнберг-гате с ключами в замке зажигания. Шпатель с удобной зеленой рукояткой отлично подходил, чтобы поддеть им дверь, после чего ее без труда можно было бы открыть при помощи проволоки. Дорогу Харри перешел на красный. Медленно. К большим скоростям организм готов не был. Желудок и голова болели, потная рубашка липла к телу. Было без пяти шесть, и он уже давно не принимал своего лекарства, но обещаний себе никаких не давал. Вывеска сообщала, что контора «Халле, Тюне и Веттерлид» находится на пятом этаже. Харри вздохнул и посмотрел на лифт: блестящие металлические двери, автоматика, никаких решеток. Лифт был марки «Коне». Двери закрылись, и Харри почувствовал себя закупоренным в консервной банке. Когда лифт поехал вверх, он постарался не слушать скрежет механизма и закрыл глаза. Тут же открыл их снова — на обратной стороне век словно отпечатались картины с Сестренышем. Дверь в приемную открыл патрульный в форме. — Она там, — махнул он рукой вдоль коридора, за стойку администратора. — Криминалисты? — Едут. — Они очень обрадуются, если мы заблокируем лифт и перекроем выход внизу. — Хорошо. — А дежурная часть кого прислала? — Ли и Хансена. Они собрали тех, кто был на этаже, когда нашли тело. Сейчас берут показания в одном из залов для переговоров. Харри пошел по коридору. Грязные ковры, выцветшие репродукции картин в стиле национального романтизма — наверное, были у этой фирмы деньки и получше. А может, их как раз и не было. Дверь в женский туалет была приоткрыта. Ковер скрадывал звук шагов, и Харри подошел неслышно. Он остановился перед дверью, когда услышал голос Тома Волера. Тот, похоже, говорил по телефону: — Если это от него, то он больше через нас не проходит. Да, но я беру это на себя. Харри распахнул дверь и увидел Волера, сидящего на корточках. — Привет, Харри. Секунду, сейчас освобожусь. Харри стоял на пороге, переваривая эту картину и слушая пощелкивание голоса в телефоне Волера. Помещение было на удивление большим — примерно двадцать квадратных метров, на которых размещались две кабинки и три раковины под длинным зеркалом. От мощных ламп дневного света, белых стен и такой же плитки болели глаза. Возможно, именно из-за ослепительно-белого фона женский труп на полу походил на выставочный экспонат. Стройная, молодая на вид женщина сидела на коленях, уронив на пол лоб, как при намазе, разве что руки были под телом. Платье задралось, открывая узкие трусики танга. В швах между плитками от головы женщины до сливного отверстия в полу тянулись темно-красные прожилки крови — как будто их нарисовали для полноты эффекта. Вес тела был сбалансирован и держался на пяти точках: запястья, колени и лоб. Ее одежда, странная поза и сверкающая кожа ягодиц навеяли Харри мысли о секретарше, которая пришла удовлетворить похотливого шефа. Снова стереотипы. Кто знает — может, шефом была как раз она? — Конечно, но этим мы сейчас заниматься не можем, — сказал Волер. — Перезвони вечером.