— Стало быть, круговорот, — сказал Бьярне Меллер, который появился незаметно для собравшихся и некоторое время внимательно слушал лекцию. — Как перпетуум-мобиле. Эуне кивнул: — Похоже, но вечный двигатель повторяет свои действия без каких-либо изменений. А серийный убийца со временем меняет свой подход. Связано это — что радует — с потерей самообладания и вместе с тем — что совсем не радует — с растущей жаждой крови. Первое убийство — это всегда психологический порог, через который нужно переступить, поэтому после него он долго «остывает» — длинная первая фаза и тщательная подготовка к следующему убийству. Если серийный убийца уделяет большое внимание деталям и ритуалам и почти не рискует быть раскрытым, значит, он пока находится на ранней стадии: оттачивает технику, чтобы действовать еще эффективнее. На этой стадии ловить его — занятие неблагодарное. Но чем больше он убивает, тем короче становится первая фаза, и времени на подготовку, как правило, он дает себе все меньше. Места преступления выбирает небрежно, ритуалы выполняет кое-как, рискует больше. Все это говорит о росте фрустрации, или, выражаясь иначе, об эскалации агрессивности. Он теряет самообладание, и поймать его становится легче. Впрочем, если вы подберетесь к нему достаточно близко, но не поймаете, то можете просто спугнуть. Маньяк на время затаится, а потом начнет по новой. Надеюсь, от этих примеров вы не почувствовали себя угнетенными? — До этой фазы пока не дошли, — ответил Волер. — А можете ли вы сказать что-то конкретное по нашему делу? — Хорошо, — согласился Эуне. — Итак, уважаемые, мы имеем три убийства. — Два! — снова встрял Скарре. — Лисбет Барли пока что числится без вести пропавшей. — Три убийства, — повторил Эуне. — Поверьте мне, молодой человек. Некоторые из присутствующих переглянулись. Скарре, похоже, собирался что-то сказать, но передумал. Эуне продолжал: — Эти три убийства совершены с равными временными интервалами. Во всех трех случаях проведены ритуалы с расчленением трупа жертвы и его украшением. Он отрезает один палец и компенсирует это бриллиантом. Компенсация при членовредительстве — черта, за редким исключением, присущая убийцам, которые воспитывались в семье со строгими моральными устоями. Кстати, верный след, поскольку в этой стране не так уж много таких семей. Никто не засмеялся. Эуне вздохнул: — Юмор висельника. Возможно, я кажусь циничным, да и шутки могли бы быть куда лучше — просто не хочу похоронить себя в этом деле еще до начала расследования. И вам советую мыслить так же. Но вернемся к теме. Судя по ритуалам и временным промежуткам между убийствами, в данном случае уровень самообладания достаточно высок — убийца находится еще на ранней стадии. Раздалось покашливание. — Да, Харри? — откликнулся Эуне. — Выбор жертвы и места. Эуне приложил палец к подбородку, подумал и кивнул: — Ты прав, Харри. Присутствующие снова переглянулись — теперь с озадаченным видом. — Прав в чем? — выкрикнул Волер. — Выбор жертвы и места преступления указывает на обратное, — ответил Эуне. — Убийца быстро переходит в фазу, когда он теряет самообладание и начинает безудержно убивать. — Как так? — удивился Меллер. — Харри, может, сам объяснишь? — предложил Эуне. — Первое убийство произошло в квартире Камиллы Луен, где она жила одна, верно? — Харри говорил, не поднимая взгляда от стола. — Преступник мог войти и выйти без особого риска быть пойманным или узнанным. И убийство с ритуалами мог совершить спокойно. Но уже во второй раз он начинает сильно рисковать. Лисбет Барли он похищает в жилом районе, среди бела дня, очевидно, он был в автомобиле. А у автомобиля, как известно, есть номера. Третье преступление — просто игра в рулетку. Дамский туалет в офисном здании. Конечно, после установленного рабочего дня, но вокруг было столько народу, что ему прямо-таки повезло, что его не заметили или, по крайней мере, не запомнили. Меллер повернулся к Эуне: — И какой из всего этого вывод? — Главный вывод состоит в том, что выводы делать рано. Пока что можно предположить, что перед нами расчетливый социопат, и неизвестно, держит ли он ситуацию под контролем или вот-вот сорвется. — А надеяться на что? — Если согласиться с предположениями Харри, убийца скоро, потеряв голову, устроит бойню. В этом случае его будет легко поймать. В другом случае — убийства будут не столь частыми, но, судя по опыту, поймать его в обозримом будущем не удастся. Выбирайте сами. — И где, по-вашему, начинать поиски? — Верь я в статистику, как многие мои коллеги, сказал бы: среди энуретиков, живодеров, насильников и пироманов. Особенно пироманов. Но в статистику я не верю. А поскольку альтернативных богов у меня нет, отвечу: понятия не имею. — Эуне закрыл фломастер колпачком. Тишина стала гнетущей. — Хорошо, ребята, — вскочил Том Волер. — Придется немного поработать. Для начала мне нужно, чтобы вы еще раз взяли показания у всех, с кем уже говорили, проверили всех ранее осужденных за убийство и представили мне список тех, кого судили за изнасилование или поджигательство. Наблюдая за тем, как Волер распределяет задания, Харри отметил про себя его уверенность, умение прислушаться к дельным практическим замечаниям подчиненных, а по отношению к прочим — силу и решительность. Часы над дверью показывали без четверти девять. День только начинался, а Харри уже чувствовал себя без сил. Как старый, умирающий лев перед прайдом, где он когда-то мог претендовать на роль вожака. Не то чтобы ему когда-нибудь хотелось им стать, но падение все равно было ужасным. Все, что ему теперь оставалось, — это тихо лежать в надежде, что кто-нибудь бросит ему кость с остатками мяса. И ведь бросили. И неплохую кость. От приглушенной акустики комнаты для допросов Харри начинало казаться, будто он говорит в перину. — Импорт слуховых аппаратов, — ответил невысокий толстячок и огладил правой рукой шелковый галстук, крепившийся к белоснежной рубашке незаметной золотой булавкой. — Слуховых аппаратов? — переспросил Харри, разглядывая выданный Волером протокол допроса. В графе «имя» было записано «Андре Кляузен», а в «профессии» — «индивидуальный предприниматель». — Проблемы со слухом? — осведомился Кляузен с сарказмом. — Хм… Значит, вы приходили в «Халле, Тюне и Веттерлид» обсудить слуховые аппараты? — Я хотел провести оценку договора о посредничестве. Один из ваших любезнейших коллег вчера вечером снял с него копию. — Эту? — Харри указал на папку. — Именно. — Я посмотрел на дату подписания договора. Два года назад. Вы собирались его обновить? — Нет, просто хотел удостовериться, что не остался в дураках. — Только сейчас? — Лучше поздно, чем никогда. — А постоянного юрисконсульта у вас нет, Кляузен? — Есть, но боюсь, к старости он начал сдавать. — Улыбка Кляузена сверкнула золотым зубом. — Я попросил устроить ознакомительную встречу, чтобы услышать, что эта контора может мне предложить. — Вы договорились о встрече перед выходными? С конторой, которая специализируется на взыскании долгов? — Я понял это только в ходе встречи. Вернее, того короткого урывка, после которого началась вся эта суета. — Но если вы ищете нового адвоката, то встречу наверняка назначили нескольким. Можете назвать их фамилии? В лицо Кляузену Холе не смотрел. Еще здороваясь с ним, Харри понял, что его собеседник не из тех, чье выражение лица выдает мысли. Возможно, из-за природной скрытности, или профессии, для которой нужна невозмутимость преферансиста, или полученного воспитания, привившего ему мысль о том, что выдержка — великая добродетель. Поэтому Харри искал другие признаки, чтобы догадаться, лжет Кляузен или говорит правду. Например, не проведет ли он лишний раз рукой по галстуку. Не провел. Кляузен просто сидел и смотрел на Харри из-под полуопущенных век, как будто происходящее было ему не то чтобы неприятно, но скучновато. — Большинство адвокатских контор, которые я обзвонил, не собирались планировать встречи до окончания сезона отпусков, — ответил он. — А «Халле, Тюне и Веттерлид» оказались куда отзывчивее. Скажите, меня в чем-то подозревают? — Подозревают всех, — сказал Харри. — Fair enough,[13] — отозвался Кляузен с великолепным английским произношением. — На родном языке, я заметил, вы говорите с небольшим акцентом. — Да? Хотя в последние годы я часто бываю за границей. Наверное, поэтому. — А куда вы ездите? — Вообще-то в основном по Норвегии. Посещаю больницы и разные учреждения. Остальное время провожу в Швейцарии, на заводе-изготовителе. Продукция совершенствуется, нужно быть в курсе. — И снова в его голосе послышалась насмешка. — У вас есть жена? Дети? — Если вы ознакомились с бумагами, которые уже заполнил ваш коллега, то знаете, я не женат. Харри снова уставился в протокол: — Ясно. Значит, вы живете один… э-э-э… на улице Гимле-террассе? — Нет, — ответил Кляузен. — Я живу с Трулсом. — Ага. Понятно. — Понятно ли? — Кляузен улыбнулся, и веки опустились еще чуть ниже. — Трулс — золотистый ретривер. Боль разламывала голову, болели даже глаза. До обеда Харри нужно было взять показания еще у четырех человек, сил на это у него уже не оставалось. Он попросил Кляузена еще раз рассказать все, что случилось, с того момента, как он вошел в здание на площади Карла Бернера, и до приезда полиции. — С превеликим удовольствием, инспектор, — равнодушно ответил тот.