Откинувшись на спинку кресла, Харри стал слушать плавный и уверенный рассказ Кляузена о том, как он приехал на такси, добрался до нужного этажа на лифте и, поговорив с Барбарой Свендсен, пять или шесть минут ждал, когда она вернется с водой. Не дождавшись, пошел самостоятельно искать дверь с табличкой «Халле». Харри увидел пометку Тома Волера: Халле подтверждал, что Кляузен постучался к нему в кабинет в начале шестого. — Вы не видели, как кто-нибудь входил или выходил из женского туалета? — От стойки, где я ждал, двери не видно, а когда я пошел по коридору, по дороге никого не встретил. Это я повторяю уже не в первый раз. — И не в последний. — Харри громко зевнул и провел рукой по лицу. В этот момент в окошко комнаты для допросов постучал Магнус Скарре. Он показал на часы. В человеке за его спиной Харри узнал Веттерлида. Кивнув, он в последний раз взглянул на бумаги. — Тут сказано, что при вас в приемную никто подозрительный не входил и не выходил. — Все верно. — Тогда спасибо вам за содействие. — Харри вернул протокол в папку и остановил запись на диктофоне. — Уверен, ваша помощь еще понадобится. — Подозрительный никто, — повторил Кляузен, вставая. — Что? — Я сказал, что не видел в приемной никого подозрительного, но заходила уборщица… — Да, мы с ней разговаривали. Она сказала, что направлялась на кухню и никого не видела. Харри встал и посмотрел на список. Следующий допрос свидетеля — в четверть одиннадцатого, комната номер четыре. — И еще курьер, — добавил Кляузен. — Курьер? — Да. Вышел из коридора как раз перед тем, как я отправился искать Халле. Привозил что-то, а может, доставлял. Почему вы так на меня смотрите, инспектор? Обычный курьер-велосипедист. Для адвокатской конторы, честно говоря, ничего подозрительного. Полтора часа спустя, проверив «Халле, Тюне и Веттерлид» и все до единой службы курьерской доставки в Осло, Харри точно знал: в понедельник компании никто ничего не доставлял и не привозил. Через два часа после дачи показаний Кляузену вновь пришлось посетить полицию, на этот раз чтобы описать курьера. Впрочем, многого от него добиться не удалось. Рост — около метра восьмидесяти. Нормального телосложения. Пристально Кляузен его не разглядывал. Да и вообще мужчинам это не интересно и не подобает, заметил он и повторил, что курьер был одет как обычно: желто-черная узкая футболка, короткие брюки и велосипедные ботинки, которые щелкали, даже когда он ступал по ковру. Лицо закрыто шлемом и черными очками. — А рот? — спросил Харри. — А рот — белой повязкой, — ответил Кляузен, — как у Майкла Джексона. Я так понимаю, курьеры надевают их от выхлопных газов. — В Нью-Йорке и Токио — да. Но тут Осло. Кляузен пожал плечами: — Я не обратил особого внимания. Отпустив его, Харри вошел в кабинет к Тому Волеру. Тот сидел, приложив к уху трубку, что-то бормотал. — Думаю, у меня появилась версия, как убийца проник в квартиру Камиллы Луен, — сказал Харри. Не заканчивая разговора, Том Волер отложил трубку. — Там, где она жила, к домофону ведь подключена видеокамера? — И?.. — Волер подался вперед. — Кто может позвонить в любую квартиру, показать в камеру лицо в маске, зная при этом, что его обязательно впустят? — Ну разве что Джулиниссен — рождественский дед. — Вряд ли. Зато ты впустишь того, кто, по-твоему, привез тебе срочную посылку или букет цветов. Курьера-велосипедиста. Волер отключил телефон. — С того момента, как вошел Кляузен, — продолжил Холе, — до появления в приемной курьера прошло больше четырех минут. Но курьеры так не работают. Прибежал-отдал-убежал, а не шатаются четыре минуты черт знает где. Волер медленно кивнул. — Курьер, — повторил он. — Все гениальное просто. Тот, кто может под благовидным предлогом зайти к кому угодно, прикрывая лицо маской. Кого все видят, но никто не замечает. — Троянский конь, — заметил Харри. — Просто находка для маньяка. — И никому не кажется подозрительным, что курьер в спешке удирает на транспортном средстве без номерных знаков, на котором в городе скрыться проще всего. — Волер положил руку на телефон. — Я распоряжусь выяснить, кто видел курьера-велосипедиста рядом с местами преступлений в указанное время. — Тут еще кое о чем надо позаботиться, — сказал Харри. — Да-да, — согласился Волер. — Надо предупредить людей, чтобы остерегались неизвестных курьеров. — Верно. Займетесь этим с Меллером? — Да. И еще… Харри остановился на пороге. — Великолепная работа, Харри, — похвалил Волер. Харри ответил ему коротким кивком и вышел. Уже через три минуты по коридорам криминального отдела поползли слухи, что Харри напал на след. Глава 18 Вторник. Пентакль Николай Луб осторожно положил пальцы на клавиши. В пустой комнате зазвучали мягкие, нежные фортепьянные звуки. Петр Ильич Чайковский, концерт номер один си бемоль для фортепиано с оркестром. Многие пианисты считали это произведение сложным и лишенным изящества, но для уха Николая не было на свете музыки прекраснее. Стоило заиграть те немногие такты, которые он помнил, и в сердце просыпалась ностальгия. И пальцы невольно искали те самые, нужные клавиши на расстроенном пианино в Староакерском приходском доме. Он выглянул в открытое окно. Со стороны кладбища доносилось пение птиц. Вспомнились летние дни в Ленинграде и отец, который брал его с собой туда, где когда-то бушевала война, а теперь в забытых братских могилах лежали дед Николая и братья отца и матери. — Послушай, — говаривал отец, — как красиво поют птицы. Кто-то кашлянул. Николай обернулся. На пороге стоял высокий мужчина в футболке и джинсах. Одна ладонь забинтована. Николай сразу же принял его за дебошира — из тех, что иногда сюда наведываются. — Могу я чем-нибудь помочь? — Из-за плохой акустики голос прозвучал менее дружелюбно, чем ему хотелось. Незнакомец переступил порог: — Надеюсь. Я пришел исправлять содеянное. — Отрадно слышать, — сказал Николай. — Но я не исповедник. Там, у входа висит табличка, на ней часы приема. Приходите, когда указано. Человек подошел ближе. По черным кругам под глазами Николай понял, что тот давно не спал. — Я пришел починить звезду, которую сломал. Через пару секунд до Николая дошел смысл его слов. — Ах вон оно что… — протянул он. — Но это тоже не ко мне. Хотя, прямо скажу, мне и самому не нравится, что звезда выломана и висит вверх ногами. — Он улыбнулся. — Для церкви, мягко говоря, неподобающе. — Так вы здесь не работаете? Николай покачал головой: — Мы просто иногда снимаем этот зал. Я из храма Святой равноапостольной княгини Ольги.