— Это Торкильсен из «Теленора». С кем я говорю? — Не задавайте лишних вопросов, Торкильсен. Что вы хотите нам сообщить? Торкильсен почувствовал, что рубашка прилипла к подмышкам. — Я тут кое-что проверил, — начал он. — Мобильный телефон этого Холе найти невозможно: он постоянно перемещается, но есть другой номер, с которого несколько раз звонили на Кьельберг-гате. — Да? Чей он? — Номер принадлежит некоему Эйстену Эйкеланну. Он зарегистрирован как таксист. — Ну и что? Торкильсен оттопырил нижнюю губу и попытался сдуть капельки, собравшиеся на запотевших очках. — Я подумал о возможной взаимосвязи между таксистом и телефоном, который постоянно перемещается по городу. На том конце молчали. — Алло? — позвал Торкильсен. — Информация принята, — сказал голос. — Продолжайте слежение, Торкильсен. Когда Бьерн Холм и Беата заходили в здание на Кьельберг-гате, у нее зазвонил телефон. Она быстрым движением вытащила его из-за пояса и, посмотрев на экран, прижала к уху. — Харри? Пусть Сивертсен задерет левую штанину. У нас есть фото велосипедиста в маске с коричневым пакетом перед фонтаном, она была сделана в полшестого в прошлый понедельник. У велосипедиста на коленке пластырь. Бьерн еле поспевал за своей начальницей — они шли по коридору. Беата завернула в кабинет. — Ни пластыря, ни раны? — переспросила она. — Да нет, это ничего не доказывает. К твоему сведению: Андре Кляузен с большой долей вероятности подтверждает, что именно велосипедиста на фото он видел у «Халле, Тюне и Веттерлида». Она села за письменный стол. — Что? Бьерн Холм увидел, как она смешно хмурит брови. — Вот как. — Она отложила телефон и посмотрела на него, будто не веря тому, что только что услышала. — Харри говорит, что знает, кто совершил все эти убийства. Бьерн не ответил. — Проверь, свободна ли лаборатория, — сказала она. — Нам подбросили новую работу. — Какую работу? — осведомился Бьерн. — По-настоящему дерьмовую. Эйстен Эйкеланн сидел в такси на стоянке неподалеку от Санктхансхеуген и, полуприкрыв глаза, смотрел на длинноногую девушку, которая сидела в кресле на тротуаре перед «Явой» и обогащала свой организм кофеином. Шума кондиционера не было слышно из-за громкой музыки, раздававшейся из наушников. «Faith has been broken, tears must be cried…» Злые языки утверждали, что автор этой песни — Грэм Парсонс, а Кит и «Роллинг Стоунз» украли ее для альбома «Липкие пальцы», пока были во Франции, пытаясь всеми мыслимыми и немыслимыми способами прослыть гениальными. «Wild, wild horses couldn't drag me away…» Эйстен вздрогнул: одна из задних дверей открылась. Человек, наверное, незаметно подошел сзади, выйдя из парка. В зеркале Эйстен увидел загорелое лицо с мощными челюстями, глаза закрывали зеркальные солнечные очки. — До Маридальского озера. — Голос был приятным, но в нем чувствовались командные нотки. — Если не затруднит. — Да нет, — пробормотал Эйстен. Он выключил музыку, в последний раз затянулся и выбросил окурок из окна. — Куда именно к озеру? — спросил он. — Поехали, потом скажу. Они поехали вверх по Уллеволсвейен. — Обещали дождь, — попытался завязать разговор Эйстен. — Потом поговорим, — отрезал голос. «Это вместо чаевых», — подумал Эйстен. Через десять минут позади остались многоэтажные дома, и они оказались среди двориков и домиков близ Маридальского озера. Этот переход от города к деревне всегда ему нравился, а однажды пассажир-американец даже спросил его, не проезжают ли они музей под открытым небом. — Там дальше можешь повернуть налево, — сказал голос. — В лес? — спросил Эйстен. — Да, конечно. Что ты нервничаешь? Эйстен снова взглянул в зеркало, но мужчина пересел, и теперь можно было видеть только половину его лица. Сбавив скорость, Эйстен включил левый поворотник и свернул на гравиевую дорожку, поросшую травой. Что-то ему не понравилось. С обеих сторон дороги ветки, играя на свету зелеными листьями, словно приглашали их в чащу. Эйстен ударил по тормозам. Колеса в последний раз шаркнули по гравию, и машина остановилась. — Извините, — сказал он зеркалу. — Недавно чинил ходовую часть. К тому же здесь мы не ездим. Если хотите, я могу позвонить — и пришлют другую машину. Казалось, человек на заднем сиденье улыбается. По крайней мере, одной половиной лица. — А с какого телефона ты собираешься звонить, Эйкеланн? Эйстен почувствовал, как волосы на шее встали дыбом. — С собственного? — прошептал голос. Мозг Эйстена лихорадочно перебирал варианты ответов. — Или с телефона Харри Холе? — Не понимаю, о чем вы, мистер. Дальше я не поеду. Человек рассмеялся: — Мистер? Ты ошибаешься, Эйкеланн. Эйстен хотел было сглотнуть подступивший к горлу ком, но сдержался: — Слушайте, раз уж я вас не довез, куда нужно, можете не платить. Выходите, а я пока вызову другую машину. — Если верить твоему личному делу, ты головастый, Эйкеланн. Так что, думаю, понимаешь, что мне нужно. Ненавижу штампы, но я добьюсь своего во что бы то ни стало, и ты сам можешь выбрать: по-хорошему или по-плохому. — Не понимаю, о чем… ай! Человек ударил Эйстена по затылку, чуть выше шеи, и он, невольно подавшись вперед, с удивлением заметил, что глаза наполняются слезами. Не из-за боли — нет, этот удар был из тех, которыми обмениваются в школе, готовя настоящие побои на потом. Но слезные железы, наверное, уже поняли то, что отказывался признать мозг: начались серьезные проблемы. — Где у тебя телефон Харри, Эйкеланн? В бардачке? В багажнике? Может быть, в кармане? Эйстен не ответил. Его мозг продолжал в бешеном темпе отбрасывать варианты. Кругом — лес. Что-то подсказывало, что человек на заднем сиденье хорошо натренирован и догонит Эйстена за считанные секунды. Есть ли у него сообщники поблизости? Может, стоит нажать кнопку тревоги и разослать этот сигнал остальным автомобилям? Имеет ли он право вовлекать в это других? — Понятно, — сказал человек. — Значит, по-плохому. Знаешь что? — Эйстен не успел среагировать, а он уже обхватил его за шею и вдавил в кресло. — Так я и думал. Очки у Эйстена слетели. Он протянул к ним руку, но не достал. — Поднимешь тревогу — я тебя убью, — прошептал мужчина ему в ухо. — Не в фигуральном, а в самом буквальном смысле. Умертвлю. Хотя в мозг Эйстена Эйкеланна не поступал кислород, он слышал, видел и чувствовал запахи на удивление хорошо: видел сеть капилляров на обратной стороне собственного века, различал запах одеколона своего пассажира и слышал в его голосе повизгивающие радостные нотки.