Девушка, бросившись в сторону, принялась искать выход. Итак, неужели все это игра воображения и библиограф что-то подмешал ей в чай или, быть может, в вишневый пирог? С ее стороны двери внезапно Нина увидела дверь на другом конце подвала — правда, не прямоугольную, а в виде арки, и не деревянную, а из кованого железа. И не с пастью льва в виде ручки, а большим металлическим кольцом. Но какая разница, как выглядела эта дверь, главное, что это была дверь! Возможно, с обратной стороны дверь была иной, но даже если это и так, то все равно не объясняло, как Нина, войдя через нее в этот странный подвал, могла вдруг оказаться на расстоянии многих метров от нее? Но все эти вопросы были второстепенны. Чувствуя, что паника проходит и она успокаивается, девушка быстрым шагом подошла к двери и, по-прежнему прижимая к груди «Братьев Карамазовых», потянула металлическое кольцо. Дверь не поддавалась. Чувствуя, что приходит в ужас, Нина потянула ее снова и внезапно поняла, что дверь надо толкнуть, что она и сделала. И перед ней внезапно открылась небывалая картинка: облаченная в старинное, явно по моде XIX века, дама, опиравшаяся на массивный зонтик, с рыжим мальчиком в матросском костюмчике стоят перед высокой книжной полкой и что-то рассматривают. А около них замер невысокий субчик в сюртуке, опять же, по старинной моде. — Разрешу предложить вниманию милостивой государыни еще и сие столичное издание, которое, как смеют надеяться, пробудит ваш интерес… Благо, что взрослые стояли к ней спиной и не видели того, как за ними приоткрылась дверь. Зато рыжий мальчишка в матросском костюмчике, стоявший к полке боком, вдруг повернулся в ее сторону и во все глаза уставился на Нину. А затем показал малиновый язык. Девушка моментально захлопнула дверь и дрожащими руками задвинула небольшой засов — на тот случай, если эти странные личности вдруг решат прорваться в подвал, в котором она имела несчастье находиться. Однако никто и не думал ее преследовать, но лучше от этого не было. Затравленно обернувшись, Нина стала раздумывать над тем, как выбраться из этого странного места. Не пытаясь даже размышлять над тем, что это было за странное место. Очень странное. Она обнаружила еще одну дверь, которая, судя по всему, выводила наружу, однако та была заперта. Взор Нины устремился на приоткрытое оконце. Через несколько минут, поставив под окно колченогий стул, выглядевший более-менее надежным, который она отыскала в груде старой мебели и, стараясь производить как можно меньше шума, извлекла оттуда, вытащила из-под груды ему подобных, Нина взгромоздилась на него и при помощи «Братьев Карамазовых» отвела в сторону створку мутного запыленного оконца. Решетки снаружи не было. Нина увидела грязные колеса большой телеги, медленно приезжавшей мимо, и услышала чей-то гундосый голос: — … с пяток поросят. Однако и курей с дюжину тоже будет неплохо. А вот сват мне давеча рассказывал, что у них в Мокром… Нина быстро соскочила со стула, боясь, что ее заметят те, кто вел речь о поросятах и курях, однако ее страхи оказались напрасны: никто ее не заметил. Колеса телеги исчезли, воцарилась тишина. Нина, снова поднявшись на стул, осторожно выглянула из оконца — и поняла, что смотрит на сельскую улицу, на которой стоят каменные и деревянные дома. Делать было нечего — покинуть подвал она могла только единственным способом: протиснувшись сквозь оконце, вылезти наружу. Хоть и низкое, оконце было широким, так что Нине не составило труда просунуть в него и голову, и плечи. Наверняка то, как она вылезает из чужого подвала, привлекло внимание прохожих, но тех, к счастью, рядом не было. Откуда-то сбоку слышались обрывки речи, смех, собачье тявканье. Вдруг Нина услышала рычание — и заметила около себя небольшую черно-белую шавку, которая, оскалив пасть, застыла в угрожающей позе. — Ну, уходи! — приказала ей Нина, но шавка, и не думая подчиняться ее приказанию, принялась наскакивать на девушку, пытавшуюся покинуть столь нетривиальным образом подвал, и даже желая ее укусить. Схватив «Братьев Карамазовых», которые она положила около наружной стены подвала, Нина легонько ударила томом шавку по носу. Та, жалобно заскулив, убежала прочь, оставив ее наконец в покое. Изловчившись, Нина наконец вытащила ноги из оконца, быстро вскочила, обернулась — и поняла, что вовремя. Потому что из-за угла выехали дрожки, на козлах которых восседал крайне тучный монах. Заметив Нину, он уставился на нее, а потом, плюнув, перекрестился и изрек: — Дочь моя, ни стыда, ни совести! Совсем вы, губернские, во грехе погрязли! Обдав ее пылью, дрожки прогрохотали мимо, и Нина, пожав плечами, осмотрелась по сторонам. То, что она увидела, вселило в нее уныние. Нет, городок — а речь могла идти только о небольшом провинциальном городке — был занятным, даже в чем-то красивым и таким тоскливо?ностальгическим: золотые купола церквушек, старинные каменные дома, на крышах которых важно восседало воронье, покосившиеся деревянные избы. Но это был не тот город, в котором она жила и училась в университете! Какой угодно, но только не тот. Нина пребольно ущипнула себя за мочку уха, а затем наступила носком туфли себе же на ногу. Если она спит, то пора проснуться. Но, судя по тому, как палило жаркое солнце и что вокруг нее жужжали шмели, это был вовсе не сон. Но только что? То, что у них в городе не было подобной улицы, Нина не сомневалась: но тогда где она находилась? И как она тут очутилась? Все это походило на декорации фильма о купеческой жизни, на экранизацию пьесы Островского прямо-таки. Только это была никакая не декорация — в этом Нина убедилась, осторожно повернув за угол и увидев неровный ряд домов, уходивших чуть под углом куда-то вниз, где виднелся нарядный портал большой церкви. Повернувшись, Нина заметила большую вывеску витиеватым шрифтом в дореволюционной орфографии: «Книжный ковчегъ». Так и есть, магазинчик Георгия Георгиевича — только это был совсем не его магазинчик и уж точно не его особняк. Здание было двухэтажное, каменное, приземистое, без колонн и финтифлюшек. Дверь книжной лавки распахнулась, оттуда величаво вышла уже знакомая дама, опираясь на зонтик, словно на трость, ведя за руку вихрастого рыжеволосого мальчугана в матросском костюмчике, радостно прижимавшего к груди заветную, видимо, книжку. Их поклонами провожал все тот же субъект с жидкими усиками и в сюртуке. — Милостивая государыня, премного вам благодарен. Вы — самый желанный гость в нашей книжной лавке… Мальчуган, посмотрев на Нину, снова показал ей малиновый язык. Девушка, на этот раз не растерявшись, показала ему язык в ответ. Ребенок остолбенел. Пока приказчик «Книжного ковчега» помогал даме с ее отпрыском усесться в подозванную им пролетку, Нина прошмыгнула мимо и свернула на соседнюю улицу. И едва не столкнулась лицом к лицу с невысоким молодым человеком с несколько потрепанным, хотя и привлекательным, лицом, который, сдвинув на затылок шляпу, присвистнул и произнес: — Ах, мамзель, какая вы необычная! Фраппировали меня аж до сердечных колик! И несколько театрально схватился за грудь, правда, отчего-то с правой стороны. А затем молодой нахал вдруг прижал к себе Нину и зашептал: — Ты ведь у мадам Зинаиды новенькая? Она говорила о какой-то знойной столичной штучке, которая должна вот-вот прикатить. Он ущипнул ее за бок, а Нина, возмутившись, треснула наглеца по уху «Братьями Карамазовыми». — Мамзель, за что? — изумился он, а Нина твердо ответила: — Думаю, сами прекрасно знаете. Так себя с дамами не ведут! Явно проникнувшись к ней уважением, субъект уже не столь развязно произнес: — Ах, не хотел вас обидеть, мадемуазель. И если ошибся, то раскаиваюсь до сердечных колик… Но ведь я прав, вы в нашем милом городке приезжая? Не давая субъекту заболтать себя, Нина осторожно сказала: — Да, прибыла вот… Только что… — А где остановились? — продолжил субъект, явно с ней заигрывая. — В меблированных у Феофанова? Или в «Каргополе»? Могу рекомендовать вам отличный пансион, правда, несколько иного рода, однако уверен, что вам понравится… Он скабрезно хихикнул, а Нина его прервала: — Спасибо, я уже остановилась у родственников… — Мамзель, могу ли я, сгорая от сердечных колик, узнать, у каких? Быть может, я имею честь знать ваших любезных родичей? Прижимая к груди роман Достоевского, Нина быстро произнесла первую фамилию, которая пришла ей на ум: — У Карамазовых… Приставучий франт просиял и заявил: — А, у старика Федора Павловича? Вы, верно, будете кузина Дмитрия Федоровича, моего лучшего друга? Он вам разве обо мне не рассказывал? Кривошеин Родион Романович к вашим услугам! — Родион Романович? — произнесла сбитая с толку Нина: у субъекта было то же самое имя и отчество, что и у Раскольникова. Неверно интерпретировав ее вопрос, знакомец просюсюкал: — Но для вас только Родя…