– Послушайте… – начал Борис, теребя один из ремней на подлокотнике кресла. Сейчас он напоминал Софии червяка, уже трижды насаженного на крючок, но все еще старавшегося освободиться. – Я скажу вам все, София, но после того, как вы дадите клятву. Никто от этого не пострадает, наоборот, все выиграют, а вы получите ответы на свои вопросы. – Это твое последнее слово? София оглянулась в поисках более устрашающего инструмента и остановилась на пиле. Попыталась помахать ею перед лицом Бориса, но пила оказалась слишком тяжелой для слабой руки и с грохотом упала на пол. На зубьях София опять заметила собачью шерсть, но на самом демоне никаких царапин не было. Она снова взяла нож и направила острием на Бориса: – Не пытайся ставить мне условия. Давай колись, не то помогу. – Ну хорошо, – сказал он, вставая. – Положите его в мешок, и я все расскажу по дороге. И я не врал насчет того, что у нас мало времени. Если нас поймают, то уже не важно будет, что я знаю и что вы решили, потому что с нами обоими покончат на месте. – Нет! – оборвала его София. – Мы не выйдем из этой комнаты, пока я не услышу все, что должна услышать. И если разочаруешь, проткну тебя этой штукой. Итак, кто помогает мне сбежать и зачем и почему их так заботит, чтобы я поклялась моим мертвым демоном? – Разве это не очевидно? – Борис с беспокойством посмотрел на Мордолиза. – Они не уверены, что он и в самом деле мертв. Как я понял, они пытались проверить разными способами – от кислоты до огня, но его ничто не брало, и он всегда возвращался. – Что значит «не мертв»? – София с замиранием сердца посмотрела на совершенно неживого пса, лежащего перед ней. – И что значит «всегда возвращался»? – Вот это и значит. – Борис указал на останки. – Как только за телом перестают наблюдать, оно пропадает, но после появляется в одном и том же месте. В вашей камере. Его выносят, но все повторяется снова, даже после того, как его бросают во Врата. Если бы он воскресал, на хрен, это было бы не так ужасно, как труп, исчезающий чуть ли не каждый день, чтобы снова появиться в вашей камере. Все обеспокоены, и никто не понимает, что это значит; они думали, что убьют вашего демона – и дело с концом, но оказалось, что от него не так-то просто избавиться. – Ох, Мордик, – тихо проговорила София и потрепала загривок пса, но не почувствовала ничего похожего на беспокойство, какое обычно испытывала, увидев мертвым того, к кому прикасалась при его жизни. К горлу внезапно подступил комок, и она добавила: – Отделаться от тебя еще трудней, чем привязать. И тут до нее дошло. – Они хотели, чтобы я им поклялась на тот случай, если он вдруг оживет. Им плевать на то, что старая задница, вроде меня, попробует устроить заваруху, их тревожит, что случится, если очнется мой демон. Борис мрачно кивнул, и она продолжила: – Так кто же такие эти «они»? Дай-ка я сама угадаю: Элувейти и компания? Они решили, что зря испортили со мной отношения, и попытались таким хитрым способом обезопасить себя? – Элувейти и все остальные в Народной Стае хотят казнить вас за преступления, – ответил Борис. – Это уцелевшие цеписты решили вывести вас из города в обмен на клятву – со мной говорили дикорожденные священники. Они решили, что вы им не поверите, если обратятся к вам напрямую. – Ты снова связался с цепистами, Борис? – София не могла поверить в такое дерьмо. – Они правильно решили: я бы не поверила, обратись они ко мне без посредника. А теперь доверяю им еще меньше, после того как они придумали этот дурацкий план. За каким хреном цепистам понадобилось помогать мне? – Этот блестящий план придумал я, – признался Борис с гордостью истинного цеписта, провернувшего хитрую интригу. – Они только обеспечили меня всем необходимым. И теперь, когда я объяснил, почему хочу освободить вас, вы должны признать, что они скорее деловые люди, чем идеалисты. Они опасаются, что, когда вы умрете, ваш демон окончательно оживет и расправится с каждым, кто когда-либо вставал у вас на дороге. Вот они и хотят, чтобы вы забрали демона с собой, поклявшись его свободой, что никогда не вернетесь сюда. – И весь этот переполох из-за одного пса размером с шакала? – покачала головой София, глядя на своего питомца, еще более грозного после смерти, чем при жизни. – Значит, если я умру, он проснется? – Очевидно, это беспокоит не многих, иначе остальные не мечтали бы содрать с вас кожу, – заметил Борис. – Боюсь, никто на самом деле не знает, что делать с вашим монстром. Я слышал, таким способом уже ловили демонов, но ни один из них не держался так крепко, и это всех пугает. – Ловили демонов таким способом? – переспросила София, потому что это был важнейший вопрос эпохи – найти выход из ловушки демонски трудно, если не знаешь, как в нее попал. – Что с ним сделали? Он чувствовал себя прекрасно – и вдруг стал вот таким. – Этого я вам не могу сказать. Как честный житель Диадемы, я понятия не имею, что… – Заткнись! – рявкнула она. Неужели все так просто? Те охранники на полу ее камеры, потерявшие сознание, но все-таки живые, жертвы собственного желания вдохнуть редкий аромат… А еще рассказ Доминго Хьортта о том, что перед битвой у Языка Жаворонка солдаты его полка сошли с ума, когда цеписты помазали их елеем… Демоны вечно голодны, это особенность всех духов, а отравление – любимый трюк церковников. Значит, они чем-то накормили пса? В ее голове вспыхнула картина, как Мордолиз набрасывается на отравленный кусок. – Борис, раскрой, пожалуйста, его пасть. – Что-что я должен сделать? Борис не желал подчиниться, и София уже готова была надавать ему по башке, но в это время в дальнем конце зала раздался скрежет. В Службе Ответов не было замков, поскольку государство утверждало, что у него нет никаких тайн, но все двери открывались внутрь. – Драть-передрать! Я… Пока Борис говорил то, что хотел сказать, в зал вломилась дюжина охранников в оранжевых одеждах, с арбалетами и алебардами. Борис опрокинул тележку, заграждая им проход, а сам рванулся в коридор, ведущий в соседнюю комнату. Поднялся крик, зазвенели тетивы арбалетов – с недавних пор самый нелюбимый звук для Софии. Но она не видела, что случилось с Борисом, поскольку была очень занята, просовывая свою здоровую руку в холодную зубастую пасть демона. И дальше, в холодное шершавое горло. Когда-то давно в Курске одна корова никак не могла отелиться, и тогда Лейб засунул руку в ее утробу и перевернул теленка. «Это будет точно так же», – уверяла себя София. Но… нет, совсем не так. Острые зубы до крови расцарапали ей предплечье, но она тянулась все глубже, в тугой пищевод. Мешал окоченевший язык, но вот она порвала какую-то слизистую оболочку и погрузила руку до самого локтя. Но там ничего не было. Пальцы скользили по внутренностям животного – она должна была что-то отыскать, вроде куска отравленного яблока, как в сказке о принцессе. Эта картина ясно стояла у нее перед глазами, словно божественное откровение… Или адское – откровения бывают и такими. – Взять живой! Отвлекшись от своих отвратительных поисков, она увидела, что половина охранников собралась вокруг распростертого в коридоре тела. Остальные пять-шесть головорезов настороженно подбирались к ней, опустив алебарды и подняв арбалеты. – Остановись! – приказал один из них. – Прекрати это дерьмо! София не могла прекратить, заткнув своим бицепсом пасть Мордолиза, точно кляпом. В пищеводе тоже ничего не оказалось, и она, следуя своей отчаянной догадке, потянулась дальше, к желудку, вспомнив о вещах, что он все эти годы проглатывал, а потом отрыгивал целыми и невредимыми для своей хозяйки. Однажды он пришел в кухню и выплюнул живую певчую птичку, и Лейб назвал это прекрасным поступком, хотя пичужка так перепугалась, что отказывалась щебетать, и выпорхнула в окно, как только София обтерла слюну с ее крыльев. А теперь ногти Софии скребли по внутренностям демона, мягким, холодным и… Двое охранников положили оружие и двинулись прямо к ней, а их испуганные товарищи готовы были при малейшем намеке на агрессию проткнуть ей горло алебардой или всадить в глаз арбалетный болт. В тот момент, когда охранники набросились на Софию, она нащупала в желудке демона что-то маленькое, но твердое и не подходящее для этого места. Она вцепилась в находку, но тут схватили ее саму. Застрявшее в пасти демона плечо вылетело из сустава, София рухнула на пол, опрокинув каталку, и заорала во все горло. Вывихнутая рука горела огнем, а жар открывшейся раны опалял сознание. Когда боль утихла настолько, что София снова смогла рассуждать связно, охранники уже уносили ее на плечах из Службы Ответов. Подняв голову, она увидела Бориса, все еще живого, – но это, похоже, ненадолго. Он корчился, лежа на животе; спина и ноги были утыканы арбалетными стрелами, а собравшиеся вокруг охранники поочередно кололи его алебардой. Собравшись с силами, София попыталась изогнуться и свернуть шею одному из несших ее, но от напряжения едва не потеряла сознание снова – из раны в правом плече текла кровь, а левая рука висела плетью. Но онемевшие пальцы, заметила она с отстраненным восхищением, все еще держали что-то, и София попыталась разжать кулак, чтобы взглянуть. Из пальцев выпал упругий комочек – она так и не поняла, что это такое. София почувствовала прежде, чем услышала, душераздирающий вой, такой высокий, что поначалу едва различимый. Должно быть, охранники тоже что-то ощутили. Те, что несли пленницу, остановились, а те, что издевались над Борисом, оглянулись на каталку, и София, превозмогая боль, тоже посмотрела туда, откуда прорвался в мир смертных этот звук. Мордолиз стоял задрав голову и выл, прочищая легкие после слишком долгого пребывания в грязной луже. Потом он замолчал, опустил голову и оскалился в усмешке, глядя на Софию. Она усмехнулась в ответ. Один из охранников что-то сказал или сделал, и голодный оскал демона внезапно оказался повсюду, растекся черной рекой из зубастых пастей. Охранники уронили Софию, но Мордолиз подхватил ее на лету и бережно удержал в готовых проглотить весь мир зубах. В головокружительном вихре расплавленной плоти и острой, как иглы, шерсти она видела, как демон поедает охранников живьем, одних – с чавкающим стаккато слюнявых челюстей, других – заглатывая целиком. Жертвы продолжали кричать, даже когда она уже не могла ничего услышать; их вопли отражались в бесчисленных глотках; а затем теплый и широкий, как одеяло, язык обвил ослабевшее тело Софии, и она вслед за остальными отправилась в Изначальную Тьму. Когда Мордолиз проглатывал ее заживо, она думала, что будет больно. Но больно не было. Глава 11 Насчет Неми Мрачный был уверен лишь в одном: ведьма ни за что не скажет ему «Я же тебе говорила». Может, потому, что все и так понимали, или, может, потому, что она повесила нос, как и Дигглби, и сам Мрачный. Они в самом деле рассчитывали привлечь на свою сторону Народную Стаю и получить от нее помощь в войне против Джекс-Тота. Только графу Ворону известно, что бы получилось, добейся они встречи с советом, который управлял теперь Диадемой. Штука в том, что им не удалось поговорить с нужными людьми или хотя бы с теми, кто знал, где найти этих нужных людей. Замок, встроенный в естественную стену города, был открыт для публики, но Мрачный и его спутники, войдя, тут же наткнулись на длинную очередь посетителей, которые тоже хотели поговорить с нужными людьми. Предположение Дигглби, что их должны пропустить без очереди, поскольку дело касается судьбы всего мира, не встретило понимания у тех, кто ждал здесь уже не первый день. Возвращение Джекс-Тота беспокоило местных жителей куда меньше, чем голод, эпидемии или разбойники, прикрывавшиеся оранжевой одеждой народного ополчения. Брат Рит вызвался постоять в очереди за своих товарищей. Уж всяко она приведет монаха к кому-нибудь, кто скажет возвратившемуся от язычников миссионеру, куда ему следует пойти, чтобы отчитаться, исповедаться и получить епитимью. Мрачный и его товарищи решили оставить брату Риту письмо с кратким изложением случившейся катастрофы и грозящей миру опасности, чтобы монах передал его своим церковным начальникам, а те в свой черед вручили его Народной Стае. Не то чтобы кто-то всерьез рассчитывал, что от этого будет толк, еще даже до того, как выяснилось, что написать они могут только на сигаретной бумаге паши. За неимением выбора они на словах объяснили монаху, что нужно сказать тому, кто согласится выслушать самую сенсационную новость с Века Чудес. Дигглби несколько раз громко повторил эту фразу, пытаясь привлечь внимание охранников, следивших за порядком, но его усилия ни к чему не привели. Унылое трио потащилось прочь под непрерывным черным дождем, хотя при виде множества древних зданий, превратившихся в обугленные остовы, Мрачный ощутил кратковременный прилив надежды. Возможно, София действительно пыталась наводнить город горящей нефтью или демонским огнем, как предупреждала Безликая Госпожа, но кто-то помешал ей зайти слишком далеко, выполнив за Мрачного всю грязную работу. Разве это было бы не здорово? Впрочем, на промозглом пепелище радостные мысли продержались недолго. Только к вечеру, отчаявшись добиться встречи с представителями Народной Стаи, пришельцы сменили клаустрофобические пещеры замка на такие же тесные и давящие улицы города. Обычно Мрачный хорошо ориентировался в незнакомой местности, когда мог хотя бы видеть ночное небо, но здесь он потерялся, словно в огромном муравейнике, блуждая по тоннелям, расположенным в недоступном уму смертного порядке. Неми слышала, что путь к Вратам Диадемы преграждают кордоны, и поэтому хотела попасть туда до рассвета, на случай если придется лезть через стены, чтобы выйти к адской дороге в Отеан. Однако дождь полил с такой силой, что даже Мрачный, с его демонскими глазами, перестал что-либо различать перед собой. Едва ли сейчас на улице мог повстречаться прохожий, который к тому же отважился бы на разговор с подозрительной троицей, спрашивающей дорогу, и они в конце концов укрылись под мостом, словно составленным из прилегающих друг к другу домов, чтобы переждать дождь, а потом продолжить поиски. Прошло уже много времени с тех пор, как они поужинали домашними пирожками и жареным мясом, так что Мрачный незамедлительно вытащил фаршированный камбалой хлеб, который Дигглби купил в дорогу. Хлеб размяк от дождя и в любом случае мало напоминал то, что едят в Мерзлых саваннах, но все-таки был ближе по вкусу к кремнеземельской пище, чем все, чем Мрачному доводилось питаться после ухода из дома. Ему очень не хватало привычных с детства пряностей. Во имя загадочной Безликой Госпожи, это было прекрасно. Лишь бы снова не пришлось жевать сорную траву! – Как думаешь, они уже там? – спросил Дигглби. Он сидел на корточках рядом с потоком черных сточных вод, Мрачный прислонился к внутренней стене моста, а Неми использовала вместо стула клетку с василиском. – Я имею в виду, они уже вернулись в Отеан после вылазки на Джекс-Тот? – С таким провожатым, как Хортрэп, наверняка куда-нибудь вернулись, – тяжело вздохнула Неми. – Остается только надеяться, что это куда-нибудь окажется приятным местом. Ее унизанные кольцами пальцы дрожали, когда она принимала кусок пирога, и Мрачный подумал, что Неми шла так медленно не только из-за раненного в живот спутника. Он до сих пор не привык к обществу ведьмы, хотя они путешествовали вместе уже не одну неделю и ей дважды приходилось лечить его. Но с ней определенно что-то было не так, какая-то болезнь или проклятие, исчезающее только после захода солнца. Свой недуг Неми лечила тем же способом, что и все остальное. – Наверное, тебе стоит съесть яйцо, прежде чем мы тронемся дальше, – посоветовал Мрачный, когда она передала угощение Дигглби. – Я вижу, как тяжело ты опираешься на посох, а идти придется очень быстро, чтобы успеть до рассвета. – Это твое ученое мнение как специалиста в медицине, магии и прочих искусствах? – огрызнулась Неми. – Не понимаю, как я раньше ухитрялась обходиться без твоей заботы? – Мм, думаю, прекрасно обходилась, – ответил Мрачный, сообразив, что ляпнул глупость. – Извини, я просто так сказал, на случай если ты об этом не подумала. У меня сегодня все мысли путаются, так что… – Ценю твою заботу, но это было не обязательно. – Судя по голосу, Неми тоже поняла, что неправильно истолковала его слова. – С тех пор как мы встретились, я столько времени посвятила твоему лечению, что ты, наверное, выучился основам моего метода. Но учителя редко благосклонно выслушивают подсказки учеников. – Значит, я твой ученик? Прекрасно, – усмехнулся Мрачный. Это была соль на его раны – в последнее время он уделял больше внимания своим неприятностям, чем чужим страданиям. Но и своих неприятностей хватало с лихвой. Улыбка сменилась гримасой, когда он вспомнил, как толкнул мальчишку из лагеря кобальтовых прямо на копье, которое держала его мать. Копье, которое теперь держал он сам и в котором был заключен прах дедушки. Это было превосходное оружие, но Мрачный, так мечтавший поначалу его опробовать в деле, теперь надеялся, что никого им не проткнет. Насколько он мог судить, Неми тоже кому-то причинила вред, будь то смертный или демон, и с тех пор старалась остановить чужую кровь, а не пролить ее. Возможно, ему следовало бы и в самом деле напроситься к ней в ученики. На что это может быть похоже – жить, не причиняя вреда другим людям? Не убивая детей, даже случайно. Мрачный пытался вспомнить кого-нибудь из предков, кто предпочитал восстанавливать, а не разрушать, но безуспешно. Даже шаман Моющий Духов был в первую очередь охотником и только во вторую – целителем. Убийство было наследственным делом Мрачного – смерть и увечья, но не целительство. – Старина, с тобой все в порядке? – заботливо спросил Дигглби, и Мрачный осознал, что дождь утих и теперь все слышат всхлипывания своего товарища. После происшествия в таверне он часто плакал, иногда даже без видимой причины. – Да… – Он откашлялся, пытаясь бодрым видом подтвердить свои слова. – Да. – Прости, что я доел пирог. Думал, ты больше не хочешь. В следующий раз, когда у нас появится возможность, опустошу для тебя кондитерскую лавку. Мрачный покачал головой, благодарный за попытку поднять настроение, пусть даже и не смог выдавить улыбку. – Нет, со мной все в порядке. Просто не терпится снова встретиться с нашими друзьями.