– Тогда пошли, – предложил Дигглби, легко вскакивая на ноги, и озадаченно посмотрел на Мрачного и Неми, вовсе не спешивших выйти под дождь. – Я не стану принимать лекарство, пока мы не поймем, можно ли подойти к Вратам до рассвета, а если нельзя, то я просто буду спать целый день. – Неми проверила, плотно ли сидит на клетке Зитатрис промасленное покрывало. – Ей не нравится покидать вардо, и она, когда волнуется, реже несет яйца. Поэтому я должна экономить те, что есть. – Ты не обязана мне ничего объяснять, – сказал Мрачный. – Ты заботишься о себе, я тоже… В общем, я разрешаю тебе заботиться обо мне. Так надежней. – Тогда дай взглянуть, не разошлись ли швы. – Неми уже собиралась поставить клетку на землю, но Мрачный замахал рукой: – Нет-нет, с ними все в порядке. Это была не совсем ложь, потому что он не чувствовал сильного недомогания, чем обычно, но даже попытка стащить с себя мокрую рубаху причинила бы ужасную боль. Дайте сначала добраться до Гын Джу и Чи Хён, и уж тогда он начнет беспокоиться за свои раны, а также за судьбу Звезды и прочие обыденные вещи. – Как думаешь, Пурна поладит с твоей матерью? – спросил Дигглби, вглядываясь в даль сквозь дождь. – Я никогда бы себе не простил, если бы связал еще одну бедную тварь, как когда-то Принца, но все же хотел бы найти какой-нибудь другой способ оказаться сейчас с ними. Обернуться мухой и подслушать… – Думаешь, они начнут выяснять отношения? Мрачный всю дорогу представлял, как мать сердится на Гын Джу, и даже не задумался о том, что она может поссориться с Пурной. – Уверен, они теперь неразлейвода, – сказал Дигглби. – Пурна жить не может без всей этой варварской клоунады. Только не обижайся. – И не собираюсь. – Остается надеяться, что им повезет и Хортрэп обойдется с ними мягче, чем с другими, доверившимися ему, – угрюмо проговорила Неми. – И что Отеан еще не пал. – Везет дуракам и пьяницам. – Дигглби поднял свой утративший глянец мешок и вышел под дождь. – Но я чувствую, что все будет замечательно. Никто не хочет заключить скромное пари на то, что мы скоро увидимся с нашими старыми друзьями? Глава 12 – Знаешь, пожалуй, это уже чересчур. Марото поднял голову и увидел, как череп в зеркале сделал то же самое. За почти неделю, миновавшую с момента отплытия из бухты Дарниелла, они превратили заднюю половину капитанской каюты в гримерную, и было бы позором не воспользоваться ею, но сейчас он вдруг передумал. – Я слишком стар для этого дерьма. – Некоторые вещи неподвластны времени, – ответила Люпитера, чей грим был еще белей, чем свинцовая мазь, которой она раскрасила его. – И если ты захочешь смыть раскраску после всего того времени, что я на нее потратила, я тебя по губам нашлепаю. – Надеюсь дожить до такого счастья, – проворчал Марото и потянулся за бутылкой с папайевым грогом, что стояла на туалетном столике. Острый тропический аромат напоминал ему запах блеска для губ Пурны, и только этот приступ ностальгии помог ему проглотить приторное пойло. И еще необходимость взбодриться перед сумасбродной предрассветной высадкой. – Так вот, Карла… – Люпитера, – поправила она, подняв пузырек с розовой, как сахарная вата, помадой. – Карла не появится, пока все это не закончится, а оно вообще не закончится, пока не придет пора сражаться. – Забавно, в молодости мы думаем, что когда-нибудь перерастем наших демонов, – заметил Марото, хмуро глядя на свое отражение. – Но чем старше мы становимся, тем больше радуемся уже тому, что можем сохранять хотя бы ритуальный контроль над ними. – Забавно – это подходящее слово. Люпитера наклонилась над костями только что съеденной жареной курицы и открыла золоченый инсектариум за туалетным столиком. Теми же самыми щипчиками, которыми вылавливала маринованные огурчики из бочки, стоявшей рядом с ее стеганым креслом, она достала из-за ограждения таракобру. Потом прикрыла глаза и с легкостью, достигаемой только долгой практикой, подняла чешуйчатого жука над удивительно гладким для ее возраста лицом и выдавила ядовитую слюну себе на веки. – Не хочешь повеселиться? – Нет, эта штука испортит мой череп, – ответил он, хотя прекрасно понимал, что может принять яд и получить тонизирующий эффект без переливающихся лиловых опухолей в нежных тканях. В свое время он баловался насекомыми так отчаянно, что чуть яйца не посинели, но с возрастом отказался от этого, а после встречи со жрецами из Ассамблеи вексов, которые буквально кишели тараканами, стал испытывать к ползучим тварям полное отвращение. Если бы он чувствовал то же самое перед битвой у Языка Жаворонка и остался бы в трезвом сознании, то мог бы защитить Пурну от смертельной раны… Возможно, смертельной, как уточняла Бань каждый раз, когда он заводил разговор о своей погибшей подруге, но ведь она до сих пор не теряла надежду отыскать кого-нибудь из своей старой команды, хотя Марото был уверен, что все они погибли, когда корабль затонул у берегов Джекс-Тота. И если уж сама Капитан Позитивность считала их внезапную атаку безнадежным предприятием, какого демона Марото не отказался в этом участвовать? – Похоже, твои мысли за тысячу лиг отсюда. – Люпитера поморгала окрашенными таракобровой слюной веками и бросила насекомое обратно за ограду. – Не могу обвинять тебя за эти сожаления, учитывая все обстоятельства. – С годами я понял, что не стоит тратить время на напрасные сожаления, – ответил Марото, как раз в это время представляя себе, как убегает вместе с Бань, Ники Хюн, Донг Воном и другими мятежниками, завербованными в команду «Императрицы воров», а также еще с двумя дезертировавшими имперскими кораблями. Впрочем, нет смысла печалиться об этом – если он переживет эту войну, то непременно опять увидится со своим капитаном. Во время последнего свидания Бань забыла на его койке вересковую трубку, которую вырезала для нее София. Возможно, она и смогла бы обойтись без трубки или без юнги по отдельности, но не без того и другого сразу. – Ну что ж, а я с годами поняла, что сожаления не всегда напрасны. – Люпитера поднесла к лицу огромный канделябр, чтобы прикурить сигарету, и едва не подпалила свой огромный желтый, как нарцисс, парик. Затянувшись саамом, она передала сигарету Марото и выдохнула густой фиолетовый шлейф дыма. – Я всегда мечтала встретиться с тобой снова и вот теперь могу отругать тебя за то, что ты оказался таким никчемным куском дерьма. – Расскажи еще о том, каким успехом пользовалась пьеса после моего побега, не забудь эту часть, – попросил Марото, хотя и понимал, насколько призрачны его шансы. Все плавание к Отеану она напоминала ему об этом по два раза в день. Он глубоко затянулся потрескивающей сигаретой, измазав выбеленные губы медом, которым она была заклеена. – Я никогда не забываю эту часть, – ответила она. – Должно быть, я сошла с ума, если разрешила тебе стать моим дублером в этой пьесе о спасении Звезды, после того как ты проявил себя последним засранцем. – Если бы ты видела то, что видел я на Джекс-Тоте, то не была бы так уверена, что мы можем кого-то спасти, – сказал Марото, передавая ей сигарету. Веселящий дым согрел его легкие, но рука все равно дрожала. – Послушай, я должен кое в чем признаться. Да, правильно, я рассказал тебе о том, как Ассамблея вексов взяла нас в плен и как тотанцы отпустили нас, чтобы мы сеяли повсюду страх рассказами об их скором появлении… Но я не все тебе рассказал. Люпитера подняла на него покрасневшие глаза и глубоко затянулась. Баклажановые тени от слюны таракобры растянулись под безупречной линией ее бровей. – Так вот… Марото судорожно сглотнул. Почему ты всегда чувствуешь себя так мерзко, когда в чем-то признаешься? Проклятье, ты ведь предал всю человеческую расу, и самое меньшее, что обязан теперь сделать, – признаться в этом дерьме. Тем более что он сам решил положить всю свою жизнь на то, чтобы искупить грех. – Так вот, я не просто помогал рождаться этим морским чудовищам, пока нас держали там… Я… я вроде бы как сотрудничал с Ассамблеей вексов. – Как ты сказал? Люпитера прищурилась и затянулась еще крепче. – С этими древними жрецами. Вождями тотанцев, которые называют себя Ассамблеей… – Нет, дурья твоя башка, я спрашиваю, как ты сотрудничал с ними? – Люпитера вытянула руку и стряхнула горячий пепел ему на колено. Марото вздрогнул и запоздало одернул полу халата. – Научил их новому рецепту пирога, да? Или любовным играм? Потому что я знаю, что даже Марото Пустозвон не мог оказаться таким дерьмом, чтобы помогать монстрам, задумавшим уничтожить всю Звезду! Разве не так? – Э-э-э… дай мне затянуться еще раз. – Ах, сколько угодно, после того как я ее выброшу! – Люпитера сделала еще одну героическую затяжку, задержала дыхание и щелчком запустила в него сигарету. – Я просто поверить не могу, Марото, честное слово, не могу. – Я тоже. Марото даже не поморщился, когда горящий снаряд ударился ему в грудь и отскочил на колени. Он подобрал сигарету, прежде чем та успела прожечь атласную ткань, чувствуя себя таким же униженным, как дерьмо на сапогах у сороконожки. Может быть, даже ниже. Ничего другого не оставалось, как закрыть глаза и затянуться как можно глубже, а потом сделать вид, будто слезы на глазах выступили просто из-за кашля. – Должна сказать, что ты последователен, – заявила Люпитера, когда Марото откашлялся и вытер слезы со щек. Она принялась полировать разноцветные ногти, вместо того чтобы смыть рисунок, и это было хорошее предзнаменование. Затем остановилась, подняла голову и посмотрела мимо Марото, мимо броских вуалей и безвкусных сорочек, мимо богатого убранства капитанской каюты, в которой совсем недавно размещался кардинал Вороненой Цепи, мимо всего… А затем снова взялась за полировку ногтей, и на призрачно-бледных щеках медленно проявлялась улыбка. – Значит, ты помогал им планировать нападение, да? Разбирал вместе с ними тактику? – Я понимаю, о чем ты подумала, но нет, это бесполезно, – хмуро сказал Марото. – Они все безумцы в этой Ассамблее вексов, но вовсе не дураки. Когда я сказал, что сотрудничал с ними, это означало, что я открыл им свой разум, рассказал все, что знал об островах, об империи и обо всей остальной Звезде. Я даже чертил для них карты и прочее дерьмо, но они, разумеется, не посвящали меня в свои планы. – Может быть, и нет, но они строили свои планы, основываясь на твоих знаниях… или на отсутствии таковых. – Я знаю, – покачал головой Марото. – Я только о том и думал, чтобы как-то направить их мысли не в ту сторону, дать им неверные сведения. Но я был слишком испуган, слишком глуп и… – Ты всегда был слишком глуп, – заметила Люпитера и до краев налила грога в чайную чашку, а затем добавила туда маточного молочка. – Это объясняет, почему они бросили все, что у них было, на Осенний дворец. – Потому что там находится императрица и весь ее двор. Я сказал им, что политика Звезды состоит в том, чтобы сразу оторвать скорпиону голову, – объяснил Марото. – Я же сказал, что продал Звезду без долгих раздумий. – Во-первых, у скорпионов нет головы, – поправила его Люпитера, расставляя что-то на туалетном столике. – А во-вторых, ты когда-нибудь вообще был в Отеане? – Только один раз, когда Канг Хо подбил меня на то, чтобы украсть у императорской семьи их ручного единорога. Ничего хорошего из этого не вышло. Марото едва заметно улыбнулся воспоминаниям, каким бы провалом все ни кончилось. Может быть, его старый приятель сейчас в Отеане и они вместе примут достойную смерть, защищая ту самую страну, которую когда-то пытались ограбить. – И это ваше приключение происходило осенью? – Будь я проклят, если помню, – ответил Марото. – Это было двадцать… двадцать семь лет назад. Может быть, и так. – Осенью, в этом-то все и дело. Люпитера наконец-то вытащила стопку писчей бумаги из-под груды фолиантов. Села обратно в кресло, взяла павлинье перо, пузырек с осьминожьими чернилами и принялась строчить письма на высоком непорочновском. – В чем именно? То ли саам оказался крепче того, что они курили по пути сюда, то ли он, разбуженный в такую рань перед высадкой, отупел еще до того, как успел затянуться. Нужно приготовить немного калди… – В том, что ты, намеренно или нет, дал тотанцам неверные сведения, – объяснила Люпитера. – Ты сказал им, что императрица Рюки должна быть в Осеннем дворце, потому что она находилась там, когда вы с Канг Хо пытались стащить ее рогатую лошадь, так ведь? Может быть, ты даже начертил им план расположения дворца на острове? – Да. – Но императрицы там нет! – Люпитера подняла голову от письма и увидела в зеркале красные глаза Марото. – Отеан только со стороны кажется одним огромным городом, а на самом деле в нем четыре разных дворца. Каждый из них расположен во многих милях от других, и у каждого есть свои стены, своя защита. И королевский двор переходит из одного в другой, в зависимости от времени года, – какое сейчас время года?