Марото показал Чхве большой палец и перехватил поудобней копье. Это немного напоминало их первое свидание. И хотя он не был религиозным варваром, но все же вознес молитву Черной Старухе, чтобы сегодняшнее не стало последним. * * * Взрывы сотрясали стену под ногами. Чи Хён одолела последний лестничный марш и выскочила на боевой ход. Охранники, что должны были присматривать за дверью, с разинутым ртом глазели на западную часть города, но Чи Хён не осуждала их. Мрачный, тяжело дыша, ворвался следом и едва не сбил ее с ног, потому что тоже не мог оторвать глаз от завораживающего зрелища. Ступенчатые крыши и каменные пагоды разлетались на куски, скромные лавки и большие магазины складывались внутрь, величайший город Звезды вспучивался от взрывов и извергал пламя. Нечеловеческие крики доносились из бушующего огненного моря, в которое превратился Западный Отеан, но глотки тотанцев их издавали или горящие кости самого города – этого никто не мог сказать наверняка. Жар сделался совсем нестерпимым, и Мрачный оттащил Чи Хён назад и прижал к своей потной груди, когда на стену обрушился град алых углей. Нет, вовсе не из-за едкого дыма заслезился ее открытый глаз, когда она посмотрела на пылающую столицу, и Чи Хён уже готова была просить Мрачного: давай спустимся вместе, разыщем друзей и дадим деру из этого кошмара. Но что-то в его лице изменилось, и слова застыли у нее на языке. Мрачный все еще смотрел на разверзшийся перед ним ад, но в его глазах больше не отражалось пламя, там была только мгла. Сияющие черные глаза Мрачного смотрели мимо Чи Хён, смотрели так, что у нее мороз пошел по коже. Она обернулась на запад и увидела кое-что похуже объятой пожаром половины Отеана. Чи Хён так упорно сражалась, чтобы избавиться от Изначальной Тьмы, но та все-таки настигла ее даже дома. Покинутый город еще пребывал на месте, но ему осталось недолго. И языки пламени еще играли, но они сделались черными как смола, и от них веяло холодом, а не жаром. Даже дым опустился, но приземный туман не мог долго скрывать притаившуюся под ним голодную смоль. Храмовый колокол сорвался с рамы, звеня на лету, а потом затих, как и весь Западный Отеан, исчез за завесой дыма. Чи Хён необходимо было убедиться, что их самих не затянет туда, и она поглядела за край бруствера. Густая, жирная темнота доходила до основания стены, но не дальше. То, что далекий Осенний дворец обрушился вместе с остатками стены, утешало слабо. Чи Хён не могла отвести взгляд, даже когда ее совомышь захлопала крыльями перед лицом и уселась на плечо. Изначальная Тьма открылась под Западным Отеаном, протянувшись так далеко, как только может разглядеть глаз смертного, и хотя ее появление добавило яркости в мех Мохнокрылки, но нисколько не успокоило Чи Хён. Она нащупала руку Мрачного, обрубки пальцев обожгли его влажную ладонь. Они стояли и смотрели, как древняя столица Непорочных островов скручивалась, корчилась и рушилась, затягиваясь во Врата, подобных которым Звезда еще не знала. Так могло продолжаться целый день, а могло закончиться в считаные минуты. Черные угольки, вьюгой кружившие в воздухе, оставляли сальные пятна на всем, к чему прикасались, замораживая плоть и корежа металл. Демонский глаз Чи Хён, которому она не позволила взглянуть на происходящее, заныл, наказывая ее за это, но одна только мысль о том, чтобы снять повязку, наполняла ее ужасными предчувствиями. Немногие оставшиеся здания исчезали в бездонном, беспросветном море, раскинувшемся теперь до отдаленного кольца внешней стены, и, как только последний флюгер погрузился во мрак, столпившиеся на стене защитники города дружно выдохнули. Послышались даже нервные смешки, в которых тревога граничила с безумием. – Это ведь те самые Спящие Жрецы, что служили императрице, придумали ловушку? – проглотив комок в горле, спросил Мрачный. – Как они могли проделать такое со своим городом? – Я… я не знаю, – ответила Чи Хён, ошарашенно глядя на обширное пустое пространство. Во всех своих странствиях по невероятным местам она не видела настолько огромных Врат. – Пусть и надо было остановить тотанцев, но я все равно не могу поверить, что Спящие… Золотая полоска расколола Врата пополам и протянулась от основания центральной стены к дальнему краю города, на многие мили в длину и на сотню метров в ширину, потом на две сотни, на три, разрастаясь в обоих направлениях. Яркое золотое сияние прямо посреди Изначальной Тьмы. Вот только это было не золото… белее золота. Как звезды зимней ночью. Такое же далекое, холодное и отрешенное. Чи Хён испытала первобытный страх при виде бледно-золотой тропы через Изначальную Тьму. Это явление нарушало все законы природы, поскольку во Вратах не может быть ничего, кроме абсолютной мглы… И это явление захватило ее, потянуло к краю стены. Что-то восхитительно знакомое в этой картине соблазняло спуститься и пройти по сияющей дорожке, взглянуть своим демонским глазом и узнать, куда она ведет. Чи Хён поднесла ладонь к повязке и шагнула вперед… Мрачный вцепился в нее у самого края пропасти и завопил: – Не смотри! Не смотри! Но было уже поздно, потому что даже с повязкой на глазу она увидела это… и это увидело ее. Врата раздувались, выпирая наружу, все выше и выше – золотая бездна зрачка в окружении огромной, размером с весь город, черной радужки. Чи Хён закричала и почувствовала, как вместе с ней кричит вся Звезда в бессловесном реквиеме всему роду смертных. Глава 30 София была не из тех, кто бахвалится своими воинскими умениями. Поэтому она и дожила до преклонных лет, выдержав множество поединков с невероятно малыми шансами на победу. Да, ее послужной список говорил сам за себя. Хотя самый главный урок, которому научило ее оружие, таков: не имеет значения, сколько схваток ты выиграла, важна только та, в которой ты уступила. И, судя по тому, как все развивалось, на этот раз ей придется тяжко. Упырь в одежде из тараканов, с которым она дралась в расплавленных недрах Джекс-Тота, был быстрее самых быстрых и хитрее самых хитрых – иными словами, быстрее, чем сама София, да и хитрее в придачу. Она не могла даже перевести дух, не говоря уже о том, чтобы вышибить дух из противника. Ноги гудели от беспрерывного шлепанья по тающей плоти, которая затопила тронный зал, руки отваливались от размахивания тяжелым молотом, унаследованным от сестры Портолес. Из общения с Хортрэпом София усвоила, что ни в коем случае нельзя позволять колдуну прикоснуться к тебе, но уже после того, как она в первый раз уклонилась от захвата тотанца, стало ясно: вопрос не в том, доберется он до нее или нет, а в том, когда это произойдет. Ей еще не приходилось сражаться с таким подвижным или таким неутомимым противником, и с каждым защитным маневром, с каждым безуспешным выпадом усталость все больше растекалась по телу. В присутствии Мордолиза она всегда получала прилив сил, но теперь этого не было и в помине, однако София не решалась оглянуться на другую тотанку и узнать, проглочен ее демон или продолжает сопротивляться. Стоит хоть на мгновение отвести взгляд от чудовищного супостата, и тебе конец. Единственная причина, по которой Холодный Кобальт еще оставалась жива, – это то, что жрец и в самом деле очень боялся прикосновения к святой стали. Похоже, ноги у него были без костей, поскольку позволяли изгибаться поистине непристойным образом, чтобы не задеть черный молот. Но монстр то и дело пытался ударить ее по голове призрачной рукой, поэтому танец затянулся; они так и шлепали ногами по дну грязной миски с тушеным мясом, в которую превратился тронный зал. Враг снова попытался вцепиться в лицо, но София, вместо того чтобы отступить, бросилась вперед, нацелив удар молота прямо в сморщенный нос. В следующее мгновение тотанец оказался в десяти футах от нее, взлетев на трон через один от того, к которому был привязан Хортрэп. София не успела восстановить равновесие, прежде чем противник снова атаковал, зато успела заметить нож, висящий над коленями Хортрэпа и медленно, но упорно разрезающий липкую паутину, причем его не держала ничья рука. Ну, Хортрэп, давай! Она совсем чуть-чуть отвлеклась на эту попытку освободиться. Можно сказать, почти нисколько не отвлеклась. Но этого хватило, чтобы потерять все. Провались ты в преисподнюю, Хортрэп! София запоздало подняла молот, чтобы встретить атакующего жреца, но его призрачная левая рука коснулась ее виска и погрузилась в череп. Пять ледяных пальцев вонзились в мозг, шершавые костяные кольца ушли под кожу. Рана, вероятно, была смертельной. София стала монстром, монстр стал ею, их души смешались, так же как и плоть. Лейб, поющий ей в темноте под осинами, где только искры костра освещали сброшенные сапоги и забытые миски с репой. Непристойные гимны, звучащие над неосвещенным пространством глубоко под миром. Языческая оргия, что разворачивается у корней дерева, почти достигшего небес, но срезанного безжалостными руками. Предсмертное дыхание Пао Пастушка, улетающее туда, где звезды целуются с горами в небе над Курском. Последний вздох отвергнутой богини и первый глоток воздуха после того, как она получила второй шанс. Индсорит, задыхающаяся и умоляющая отпустить ее, и цепкие пальцы Софии, сжимающие ей горло. София, задыхающаяся в борьбе с Марото в его пугающе правдоподобных фантазиях, вдавливающая его череп в эти ищущие пальцы. Холодное отчаяние одинокой вдовы, пытающейся разжечь угли ненависти в ледяной пещере. Пылающая жажда, выталкивающая Ту, Что Придет, из Изначальной Тьмы. Ту, Что Придет? Не лучше ли беспокоиться о Той, Что Уже Здесь? Возможно, вся эта передающая мысли чушь и действует на детей, что проводят каждый ужасный день своей ужасной жизни, кривляясь перед зеркалом, но Софии она не предоставила никакого развлечения. Зато предоставила удобную возможность. И пока тотанский упырь рылся в ящике с ее нижним бельем, София стиснула зубы и подняла молот, почти выскользнувший из ее рук от шока, вызванного телепатическим вторжением. Но между «почти» и «совсем» море различий. Например, молот Софии почти размозжил череп хренову монстру, но сложность в том, что, когда твои мысли соединены с мыслями противника, он узнает о твоей атаке еще до того, как ты ее начала. Вытащив призрачную руку из головы Софии, монстр отскочил на безопасное расстояние, но хуже всего было то, что она при этом ощутила ужасную потерю. Едва не разрыдалась из-за того, что призрачная рука оставила ее… Это что еще за хрень? – Не отчаивайся, дорогая София, – произнес монстр легким, теплым голосом, глядя на нее холодными черными глазами. – Теперь я знаю твои желания и могу исполнить их. На этот раз одержимый демоном жрец атаковал еще резче, или, может быть, София двигалась медленно и неуклюже, и потому у нее не было даже самого хренового шанса… Но когда это, скажите, она становилась на колени, хоть перед старыми богами, хоть перед новыми? Понимая, что обречена, София все равно взмахнула молотом, потому что так всегда поступают герои. Но монстр ударил по тыльной стороне руки и сломал кость, и оружие заскользило по мутной поверхности тающего логова. София даже не успела почувствовать боль, как он уже повалил ее в теплое болото. Должно быть, она упала на какой-то бугорок, потому что жидкая грязь не доставала лежавшей на спине Софии до ушей и не затекала в рот. Хоть в чем-то, да повезло. – Добро пожаловать домой, багряная королева. – Монстр наклонился так низко, что почти касался ее губами, но не спешил добивать. Маслянистый запах тараканов, покрывших изможденное тело, был почти так же отвратителен, как и его дыхание. – У тебя ведь есть что нам показать, Холодный Кобальт? О твоих преступлениях ходят легенды даже в аду. – Пододвинься ближе, и я тебе все покажу, – ответила София, надеясь в отместку за отсрочку неизбежной гибели откусить ему губу. Он усмехнулся еще шире, провел обжигающе холодными пальцами ей по лбу, и София задумалась, не читает ли монстр ее намерения даже сейчас. Но прежде, чем она успела нанести последний удар, и прежде, чем он успел наговорить еще больше дерьма, кремовое расплывчатое пятно прилетело откуда-то сбоку… а затем огромный кокон, перескочив через них, плюхнулся неподалеку в лужу запекшейся крови. Изможденный жрец опрокинулся на задницу, качнул вещественными пальцами правой руки, и Хортрэпа, на мгновение показавшегося в поле зрения Софии, отбросило назад. Хватальщик ударился об увитую паутиной спинку трона, к которому недавно был привязан, и живое кресло с треском разлетелось на куски, подняв фонтан зеленой слизи. Хортрэп не сбежал. Сам освободился от пут, но не сбежал. Он не мог спасти Софию, но не оставил ее, хотя у него был шанс спастись самому. Нет, он швырнул с помощью колдовства в этого монстра, облаченного в человечью кожу и костюм из черных тараканов, самое тяжелое, что оказалось под рукой. При мысли об этом у Софии навернулись слезы, даже когда враг снова устроился перед ней на корточках, даже когда она безуспешно попыталась залепить в его ухмылявшуюся физиономию здоровым кулаком, даже когда вещественные пальцы правой руки сомкнулись у нее на шее, а призрачная левая снова занялась ее мозгом. Живой рукав из трескучих тараканов перетек на ее шею, разбежался по всему лицу, образовав зловонную маску, тычущуюся в закрытые глаза и рот, шебуршащуюся в носу и ушах. Она попыталась ни о чем не думать, чтобы лишить его удовольствия, но он ослабил захват, безжалостно позволив ей снова вдохнуть, а мерзкие насекомые тут же забрались в рот, пока София задыхалась и кашляла. Она принялась кусать незваных гостей, но они спускались все глубже в горло, и ее стошнило от их едкого вкуса, а потом стошнило еще раз, когда София почувствовала, как один из тараканов спрятался от ее скрежещущих зубов под языком. Даже в более спокойной обстановке, увы, София не была сильна в медитации. И поскольку решение не думать ни о чем оказалось ошибочным, она попыталась вызвать в памяти песни, что напевал себе под нос Марото, пока не нашел успокоение в выпивке, куреве, а изредка и в жуках; непрерывный бред вечно чем-то тревожимого ума. Она попыталась прикрыться этими песнями, содрогаясь всеми фибрами души от отвращения, в то время как ее разум корчился под пытливыми пальцами тотанца. Монстр не сможет вытянуть из ее памяти ни тоски, ни радости, ни блаженства, ни даже ненависти, хотя последнюю он еще как заслуживает. Нет, говнюк получит только примитивную чепуху, от которой задохнется, как София задыхается от его тараканов. Между тем ее левая рука перестала дубасить нападавшего по лицу и нащупала в кисете с трубкой кое-что способное задушить демона. Но, отдав пальцам приказ, София тут же сосредоточилась на другом. Это было похоже на то, как она, оседлав мужа, сдерживала оргазм и продолжала ритмичные движения, доверив своему телу самостоятельно проделать всю работу; рассудок же при этом притворяется, будто ни хрена не знает о происходящем. Бред и чепуха, София, бред и чепуха, и пусть твоя сломанная правая рука не знает, что задумала хитрая левая… – Бац-бац! Еще больший бред, но это откровенно Маротово восклицание исходило не от Софии и даже не от древнего тотанца, забравшегося в ее мозг. Тощая рука ослабила хватку на горле, холодные пальцы выскользнули из черепа. Смахнув тараканов с глаз больной правой рукой, София увидела, что одержимый демоном противник поднял голову, удивленный ничуть не меньше, чем она сама. Его пальцы начали плести какой-то узор, но еще до того, как он завершил заклинание, раздался негромкий хлопок. Обломки костей и зубов осыпали лицо Софии, а оставшиеся тараканы перелетели на ее волосы, когда подбородок их хозяина исчез в ужасном красном облаке. София отчаянно старалась не думать о том, как хорошо было бы отвлечь противника и как она поступит, если это произойдет, так что потребовалось лишнее мгновение, чтобы приступить к делу. Она страстно надеялась, что это промедление не будет стоить жизни тапаи Пурне. Обмотанная паутиной девчонка отчаянно взвизгнула, когда жрец-ведьмак поднял ее в воздух одним движением скрюченных пальцев. Поскольку София никак не могла узнать, все ли кончено для Пурны, то решила позаботиться о том, чтобы эта жертва не стала напрасной. Сжимая комочек, лежащий рядом с трубкой, и все еще пытаясь, насколько это возможно для смертного, не думать о том, что намерена совершить, София приподнялась и просунула руку сквозь окровавленное месиво в глотку тотанца, пытаясь нащупать пищевод. Странно, но, продавливая комок мимо разодранного в клочья языка, она почувствовала, как плоть вокруг ее руки быстро восстанавливается, и заметила, как осколки зубов слетаются со всех сторон, чтобы соединиться. Под рукой было что-то мокрое и мягкое, почти неразличимое в сочащейся отовсюду холодной, грязной крови, так что Софии пришлось сосредоточиться на своих действиях. Монстр тут же забыл о Пурне и ухватил Софию за запястье, чтобы оттащить ее руку от своего изуродованного лица. Покладистые до этой минуты тараканы, угнездившиеся в волосах Софии, принялись кусаться и плеваться жгучим соком, и, хотя они были слишком крупными, чтобы залезть в уши, один засранец все-таки сумел забраться в нос и впился в носовые пазухи так больно, что не опишешь словами. – Весьма опрометчиво… – прозвучал нечеловеческий голос из остатков лишенного челюсти лица. Но, произнося эти слова, колдун инстинктивно проглотил комок, и София ухмыльнулась, словно сытый демон, несмотря на отвращение и боль, прекрасно понимая, что сейчас он сломает ей запястье, а затем и все остальное… Но не сломал. Вообще ничего не сделал, только издал шипящий звук, и мутно-оранжевая пена запузырилась вокруг жуткой красной дыры, в которую превратился его рот. Возможно, пирог, в котором цеписты спрятали «начинку», замедлил ее действие или Мордолиз долго смаковал лакомство, прежде чем проглотить, но, так или иначе, осколок заговоренной кости, который демону Софии подсунули в Диадеме, подействовал на этого гада гораздо быстрей. Отпихнув от себя застывшее тело, София поднялась на колени в зловонно дымящейся луже и в приступе ярости принялась вырывать тараканов из волос, а затем зажала ноздрю и высморкала из другой маленького засранца вместе с кровавыми соплями. Оставшись без хозяина, насекомые прекратили жалить ее, но этого было недостаточно, чтобы их пощадить. – Дда-а-адь! София почувствовала, что один забытый мерзавец все еще ползает по нёбу, и ее снова стошнило, но, по крайней мере, она избавилась от последнего вредителя. Стоя на коленях в теплой и жирной мясной похлебке, с горящими от тараканьего яда кожей и пазухами носа, со сломанной правой рукой, София посмотрела на поверженного злодея, уткнувшегося рожей в грязь. В какой-то ужасный момент ей почудилось, что он пошевелился, но это был только покров из тараканов, копошившихся по всему телу, – они перебирались на спину, чтобы не утонуть. В то же время София допускала, что противник обездвижен лишь на время и может прийти в себя, как случилось с Мордолизом. Если кто-нибудь из дружков вытащит заговоренную кость из глотки… – Драть! – повторила она, оглядывая слишком ярко освещенный тронный зал. Кто тут поможет ей избавиться от этого одержимого демоном надежней, чем получилось у цепистов с Мордолизом? Мордолиз! Стерев с лица жучиное дерьмо и кровь, она осмотрелась в поисках жрицы, которая пыталась съесть живьем ее демона. Поначалу София решила, что это игра пульсирующего желтого света, исходившего из Врат, но нет. Ее и без того раздраженный желудок снова свело мучительным спазмом. Женщина в платье из пауков развалилась на одном из тронов. Еще недавно тощая как скелет, теперь она была похожа на беременную, которая должна вот-вот разродиться восьмерней. Нити слюны и клочки собачьей шерсти прилипли к ее подбородку и груди. Словно почувствовав взгляд, она посмотрела на Софию, с довольной ухмылкой поглаживая неприлично вздувшийся живот. Затем поднялась на ноги, причмокнула и посмотрела на Холодный Кобальт так, словно подумывала о десерте из смертной после демонского обеда. Узор из паучьих яиц на платье паутинного шелка сверкал, словно был выложен бриллиантами, диадема из сцепившихся лапами насекомых выглядела столь же изящной, как Сердоликовая корона. Жрица приближалась к Софии с величественной грацией… и вдруг торопливо заковыляла, когда в ярких вспышках, освещавших наполовину растаявший тронный зал, задвигались другие фигуры. – София! Голос прозвучал знакомо, но этого седого однорукого непорочного, что поднял из кровавой жижи черный молот и бросил ей, София не признала. Со сломанной рукой она не решилась ловить оружие, но, как только оно шлепнулось в пену рядом с ней, нащупала рукоять. Однако она двигалась слишком медленно, так что объевшаяся демоном жрица уже почти подобралась к ней… – Бац-бац! – снова прокричала Пурна с другой стороны от Софии, и ее пистолет пробил в отвисшем животе тотанки дыру размером с кулак. Уродливая женщина пошатнулась, но не упала, ее когтистые пальцы тянулись к Софии, а челюсть раскрывалась все шире и шире, до немыслимых размеров. Очевидно, жрица собиралась проделать с Софией то же, что и с ее демоном.