Ах ты ж! Да ведь это ты, рыжий чёрт! Точно, точно, рыжий, одноногий… И что теперь делать с этим хромым?… Так-так… Выдать его полиции надо. Наверняка денег дадут… А десять фунтов за сутки?.. Дождёшься с них, с этих полицейских лис, ага. Догонят и ещё дадут… А десять фунтов сутки — вот они. Курочка по зёрнышку… Не-ет, пока это самый выгодный постоялец, и терять его… Ружьё надо держать наготове… Или таки позвонить в участок?.. Нет. Нет, облизнётесь. Знать не знаю и ведать не ведаю ни про какого маньяка. Сами с вашими маньяками разбирайтесь… Ружьё приготовить… 9. День второй. Гленда Бывают люди, которые не хотят, чтобы их любили. За свою долгую жизнь Гленда не раз таких встречала. Она не знала, почему им так важно, чтобы их не любили или даже ненавидели (презирали, неуважали, обходили за семь вёрст и так далее, подставьте сами, в соответствии с вашим жизненным опытом). Но то, что такие люди есть и их не так уж мало, давно стало для Гленды неоспоримым фактом. Есть люди-сахар, которые от природы сладкие. Есть люди-сахарин, которые тоже очень сладкие, даже ещё слаще предыдущих, но уже — искусственно. От этих людей на языке становится так томно и приторно, что их необходимо запивать. Ну, там, в общем, ещё разные сорта людей есть: люди-соль (обычная и морская), люди-перец (красный, чёрный, душистый), люди-ваниль и люди-корица. А есть люди-полынь. Вот к таким она предварительно отнесла хозяина отеля «Остров» Пирса Маклахена. Ну очень предварительно, потому что под людей-полынь он как-то не очень подходил. Те — горькие просто так, по природе своей, и другими быть никак не могут. А Пирс Маклахен стал полынью по убеждению. Значит, он не полынь, а какое-то другое растение. Но Гленда вам, уж извините, не ботаник и подходящей травы, способной максимально точно передать сущность Пирса Маклахена, вот так сразу не вспомнит. Да и очень оно ей надо было. Таких людей лучше вообще не замечать, а уж думать о них — много чести, знаете ли. Утром (ужасно проведя ночь на жесткой и тесной скамье, кое-как застеленной) она первым делом кинулась рассматривать свой живот. Но тут выяснилось, что большого зеркала в мастерской конечно же нет. Пришлось довольствоваться маленьким косметическим, в которое можно разглядеть только прыщик на носу, в лучшем случае — пупок. Ласково погладив малыша, поговорив с ним положенные четверть часа и пожелав ему доброго дня, Гленда быстренько прихорошилась, перекусила холодной дорожной курицей (на завтрак в первый свой день она решила не ходить) и отправилась на поиски Пирса Маклахена. Это будет первый и последний раз, когда она сама с ним заговорит, — сказала она себе. Но раз уж этот ужасный человек заставил её быть горничной, нужно хотя бы узнать круг своих обязанностей. Маклахен, к счастью, нигде ей не попался до самой гостиной. Тогда она вернулась к себе, прихватила салфетку, которую начала вышивать для Остина ещё там, в другой жизни, дома. Вернувшись в зал, села на диван и принялась за работу. В конце концов, хозяин сам виноват, если не соблаговолил сделать никаких уточнений по поводу её обязанностей. Она уже заканчивала правую лапу симпатичного Муми-тролля, когда в гостиную осторожно вошёл молодой человек. Вряд ли, впрочем, он был так уж молод — точно не моложе Гленды и наверняка даже старше. Но в его лице было что-то такое… этакое детское, трогательно-беззащитное; он с такой опаской заглянул сначала в чуть приоткрытую дверь, а потом осторожно — боком — вошёл, что возраст его сразу стал очевиден для Гленды: ему лет тринадцать, или чуть больше. — Здравствуйте, мисс, — произнёс он, робко приблизившись и присев у стола напротив. — Доброго дня, — добродушно улыбнулась Гленда, давая понять, что она совершенно неопасна и расположена ко всякому, кто не станет обижать её малыша, её саму или кого-либо ещё. Молодой человек зачем-то робко кивнул, и повторил «здравствуйте, мисс». И сразу неловко замолчал. — Меня зовут Гленда, — сказала она, чтобы хоть как-то его ободрить и вовлечь в обычную ничего не значащую беседу двух постояльцев одной гостиницы (ах, да, — отеля же! совсем забыла). — Ллойд, к вашим услугам, мисс, — он встал и поклонился — тоже неловко. Сел на место, заскрипел стулом. Стал заворожённо следить за быстрыми движениями иглы. Ну и за ручками Гленды конечно, и не говорите, что нет. Тем более, что руки у неё и в самом деле красивые — тонкие, с длинными трепетными пальчиками. Харольд особенно любил её руки. Он просто млел, когда они гладила его по щеке, по лбу… Ой, лучше не вспоминать об этом, а то она расплачется прямо тут же… — Вы давно здесь живёте? — спросила Гленда, прерывая затянувшееся молчание. — Э… Нет, — почему-то испугался незнакомец и даже, кажется, вздрогнул. Видимо он слишком увлёкся этим гипнотическим мельканием иглы. — Третий день. Кажется. И снова молчание. Какой нерасторопный на язык молодой человек. Гленда зевнула в кулачок. — Простите… — произнесла она. — За последнюю неделю я, кажется, не высыпалась ещё ни разу. — Откуда? — был вопрос. — Что — откуда? — не поняла Гленда. Она бросила на Ллойда быстрый удивлённый взгляд. — Откуда не высыпались? — Ах, вы вот о чём! — улыбнулась она. — Да нет, вы просто неправильно поняли. — Что давали на завтрак? — Селёдку, — быстро отозвался Ллойд. — Мёртвую и солёную селёдку. — Мё… мёртвую, — повторила Гленда, ошарашенно глядя на него. И пошутила, словно извиняясь за свою реакцию: — А… а вы предпочитаете живую? — Да, — вполне серьёзно ответил Ллойд. — Но… Извините, но… — Я вообще не люблю мёртвых рыб, — продолжал молодой человек. — Во-первых, это неприглядное зрелище — когда рыба плавает брюхом вверх. Во-вторых, она тогда весьма неприятно пахнет. Я предпочитаю живую рыбу, вы совершенно правильно заметили. — Ах вот как… — только и промолвила Гленда. Кажется, этот молодой человек обладал довольно… довольно своеобразным взглядом на вещи. На мир. На смысл слов. Интересный молодой человек. — Кормят здесь очень неважно, — продолжал между тем Ллойд. — Вы, я так понимаю, буквально только что пожаловали в сей вертеп разнузданного хамства и отвратительной пищи, и у вас ещё не было времени столкнуться с мёртвой рыбой. Но в обед вам предоставится возможность насладиться, в кавычках, и тем и этим. Гленда вздохнула, выслушав этот длинный период. — Полагаю, это всё из-за войны, — сказала она. — Как вы думаете? — Я думаю, это всё из-за хозяина. Он отъявленный мерзавец. Гленда испуганно, незаметно для собеседника, бросила быстрый взгляд на дверь. — Вы не боитесь, что он вас услышит? — прошептала она. — Не дай бог! — Не даст, — отозвался Ллойд. И добавил: — Зря вы сюда приехали. Как и я впрочем. Хорошего отдыха здесь вряд ли получится. — Но я приехала сюда совсем не отдыхать, — удивилась Гленда. — Не отдыхать? А-а, вы, наверное, дочь хозяина? — произнёс он испуганно. — В таком случае, простите мне… — Да что вы, что вы! — перебила Гленда. — Я совсем не его дочь, слава богу. — Слава, — охотно кивнул Ллойд. — Но вы несколько странно рассудили… Неужели кто-то сейчас ездит отдыхать? В такое-то время. — Да, — подтвердил собеседник. — Я, например. — Вы, — она оторопело уставилась на него. — Вы приехали сюда… просто отдохнуть?! — Не знаю, чему вы так удивляетесь, — пожал плечами Ллойд. — Правда, отдохнуть «просто» у меня, кажется, не получится. Отдыхать я буду сложно. И не факт, что вообще отдыхать. — Хм… — только и произнесла Гленда. Тихонько хлопнула дверь. Когда она, снова задумчиво погрузившаяся в вышивание, подняла глаза, то увидела солидного человека: лет пятидесяти, худощавого, рыжего, с рыжей же бородкой, с благородным лицом и… о, боже!.. Вместо левой ноги у него, кажется, был протез. — Шон Деллахи, — представился он, дёрнув подбородком в сторону Гленды. — З-зэ-эдравствуйте, Ллойд. Почему-то Гленда сразу почувствовала, что этот Шон Деллахи — из тех людей, которые не хотят, чтобы их любили. Часть II 10. День четвёртый. Гленда Порой за три дня можно встретить больше интересных людей, чем за всю жизнь — это Гленда знала давно. В теории. А теперь вот практика подтвердила это знание. Разумеется, «интересный человек» — совсем не обязательно то же самое, что «приятный человек» или «человек, с которым можно жить в одной гостинице на маленьком острове». В отеле! Надо не забывать, что эта гостиница совсем не гостиница, а — отель. Этот беспардонный Маклахен скоро доведёт Гленду до того, что она всю оставшуюся жизнь любой придорожный мотель будет называть отелем. Ужас. Ужасный человек. Гленда вышивала салфетку. Нет, конечно не ту же самую, с Муми-троллем — та уже готова, ещё вчера была готова. А на новой — приятного бежевого цвета — Гленда вышивала утёнка, который только что вылупился из яйца и ещё сидит в скорлупе, удивлённо поглядывая на открывшийся перед ним огромный мир. Огромный окружающий мир будут представлять, по замыслу Гленды, зелёная травка, под ярким солнышком, и божья коровка, примостившаяся на цветке ромашки. Вот такая сложная, уютная и жизнерадостная композиция. — А вы заметили, что хозяин сторонится этого заику, Деллахи? — обратилась она к Ллойду, который прохаживался по гостиной, то и дело ероша свои и без того взъерошенные волосы. — Мне кажется, он его боится. Он и работать его совсем не заставляет. И живёт Деллахи в комнате, а не, например, в прачечной, как вы. Все эти три дня мысли Гленды постоянно вертелись вокруг обитателей гостини… отеля. И Деллахи — странноватый, загадочный, молчаливый — занимал в этих мыслях далеко не последнее место. — Он его просто ненавидит, — отозвался Ллойд. — Кто кого? — не поняла Гленда. — Маклахен Деллахи, или Деллахи Маклахена. — От перестановки мест слагаемых сумма не меняется, — задумчиво отозвался Ллойд, остановившись и потирая подбородок. — Какой-то вы сегодня с утра… озадаченный, — мягко улыбнулась Гленда и бросила на собеседника испытующий взгляд: не обиделся ли он на подобранное слово. Но Ллойд, кажется, последней фразы даже не услышал. Гленда пожала плечами. — Скорей всё же хозяин его боится, — сказала она. А потом закраснелась и, лукаво поглядывая на Ллойда, осторожно произнесла: — А… А у вас и мисс Беатрис… — Это неправда! — неожиданно воскликнул молодой человек. Так неожиданно и с таким жаром, что Гленда укололась. — Тише, тише! — принялась она успокаивать собеседника, посасывая раненный указательный пальчик. — Я же ничего ещё не сказала… Мне-то что… — Я хорошо отношусь к Беатрис! — продолжал молодой человек таким тоном, будто его обвинили в неприязни к этой особе. — Так и я о том же, — несмело улыбнулась Гленда. — Даже очень хорошо относитесь. Я знаю. И она… к вам тоже… благоволит. — Она учительница! — воскликнул Ллойд, замирая перед Глендой, заглядывая ей в лицо совершенно, кажется, безумным взглядом. О, господи! Какой он, всё же, бывает иногда… Странный не то слово. Немножко даже страшный, да. А то временами становится совсем как ребёнок неразумный, правда. В такие моменты Гленда даже испытывает к нему какие-то материнские чувства, хотя она, наверное, раза в два младше его. Ну в полтора-то уж точно! А порой он бывает таким… таким странно взволнованным и… страшноватым, да, как она уже и сказала.