— Да полно вам! — отмахнулся Ллойд. — Пустяки это всё. Давайте лучше играть в домино. — С вами невозможно играть, — улыбнулась Гленда. — Вы жульничаете. — Я не могу сейчас играть, — покачала головой Беатрис. — Хозяин велел мне прополоть три грядки моркови. А я ещё и не начинала. Вообще, мне кажется, я скоро стану заправской огородницей. — Тогда мы позовём Липси, — сказал Ллойд. — Да он ещё больший жулик, чем вы! — рассмеялась Гленда. — Липси чинит сарай, — поведала Беатрис. — Вернее, он пытается починить сарай. Но у него, кажется, ничего не получается. Хозяин опять ему задаст. При этих словах Гленда вспомнила, какой разгон устроил Маклахен, когда Липси что-то там напортачил с беседкой, которую ему было велено поправить. — Тогда позовём Деллахи, — не унимался Ллойд. — Ой нет, только не Деллахи! — возразила Гленда. — У меня от одного его взгляда мороз по коже. Страшноватый тип. Есть в нём что-то такое… — От преступника, — подхватила Беатрис. — Пожалуй, — прошептала Гленда. — Мир вам! — произнёс чей-то голос. За оживлённой беседой они и не услышали, как с улицы в гостиную кто-то вошёл. Этим кем-то была пожилая женщина в традиционной цыганской одежде, в цветастой юбке и не менее разноцветной косынке, перехватившей чёрные как смоль волосы. — Мир вам! — повторила она, когда три удивлённых лица повернулись к ней. — А меня Джайя зовут. — Какой уж тут мир… — пробормотала Беатрис. — Вы с того света? — улыбнулась Гленда. — Умеете играть в домино? — вопросил Ллойд. — Похоже, что — с того, — кивнула цыганка на вопрос Гленды и тоже улыбнулась. Зубы у неё были на удивление хороши, несмотря на преклонный возраст. — Не умею, — повернулась к Ллойду. — А что вы умеете? — спросил тот. — Здесь все должны что-нибудь уметь. Так решил хозяин отеля. — Я гадать умею, — с готовностью отозвалась цыганка. — Хочешь, погадаю тебе, мой золотой? — Ой, как интересно! — воскликнула Гленда, откладывая шитьё и хлопая в ладоши. — Погадайте ему, правда! — Да, — поддержала Беатрис. — Нам всем погадайте. — Мне — не надо, — испугался Ллойд. — Почему? — цыганка бросила на него удивлённый взгляд. — Я атеист, — смущённо отозвался тот и на всякий случай отошёл подальше, к двери. — Ты не атеист, улыбнулась Джайя. — Ты — аметист. — Это в каком смысле? — подозрительно свёл брови Ллойд. — Апостольский камень, — пояснила цыганка. — Не понимаю, — мотнул головой молодой человек. Гленда попыталась припомнить, в какой связи аметист называется апостольским камнем. Что так оно и есть, она точно знала. А вот почему его так называют — забыла. — И не надо тебе понимать, мой хороший, — молвила цыганка Ллойду. — Мало ли что сболтнёт старая Джайя. — Тогда зачем же сбалтываете, если даже понимать это не обязательно? — проворчал тот. — Ну, я же цыганка, — улыбнулась Джайя. — Должна говорить разные загадочные вещи. — А-а, — понимающе кивнул Ллойд. — Традиция такая. — А погадайте мне! — Гленда протянула Джайе ладошку. — Пожалуйста. — И мне погадайте! — встрепенулась Беатрис. Джайя кивнула, подошла к Гленде, взяла её ладонь в свои смуглые, прокопчённые временем и кострами, морщинистые руки. — Ай, мэ бибахталы! — воскликнула она через минуту. — Сэр пхэнава лакэ?! — Что? — подняла брови Гленда. — Что там? — Не скажу тебе, — цыганка выпустила её руку. — Почему? — испугалась Гленда. — Что-то плохое? — Не-ет, нет, дочка, — Джайя ласково погладила её по голове. — Не бойся. И правда, весь испуг Гленды сразу прошёл, едва тёплая рука цыганки коснулась её лба. — Ничего, — повторила старая. — Успокойся, ничего плохого. — Просто традиция такая, — участливо добавил Ллойд. Цыганка глянула на него, кивнула, улыбнулась. — А и то, — подтвердила. — А мою посмотрите, — попросила Беатрис, протягивая руку. Джайя взяла её ладонь, наклонилась, близоруко рассматривая. Через минуту лицо её осветила изнутри едва заметная тёплая улыбка. Беатрис тоже улыбнулась вслед за ней — просто невозможно было не улыбнуться навстречу. — Что-то хорошее? — с надеждой произнесла она. — Да, дочка, — кивнула Джайя. — Хорошее. Любовь тебя ждёт. Беатрис смутилась, отмахнулась от весёлого взгляда Гленды. — Любовь? — Да, — подтвердила цыганка. — Самая последняя. Самая большая. — Ой, как романтично! — воскликнула Гленда. И добавила лукаво: — И я, кажется, даже знаю, кто этот принц… Беатрис смутилась ещё больше. — Полно, Гленда, о чём вы! Вы же не цыганка. — Этот принц — я, — ни с того, ни с сего изрёк Ллойд. — Фу ты, какая самоуверенность! — Беатрис сердито взглянула на Ллойда, но не сдержала ласковой улыбки. Гленда отлично всё видела. Гленду не проведёшь — она уже не пятилетняя девочка, а умудрённая жизнью будущая мама. Она хихикнула над глуповато-довольным видом Ллойда, над раскрасневшимися щеками Беатрис. — Ты не бойся, дочка, — сказала между тем цыганка. — Не закрывай своё сердце. Ведь это — последняя твоя любовь. Так ты впусти её. Поскорей впусти, не трать время. — По… Последняя, — задумчиво и грустно прошептала Беатрис. — Больше уже никого не полюбишь, — цыганка ласково коснулась её плеча. — Вот и последняя. — А-а, — с облегчением вздохнула Беатрис. — Вот оно как… — Ну да, — кивнула Джайя. — А я как сказала? Дверь из коридора открылась, едва не ударив Ллойда. В гостиную ступил Шон Деллахи. Он был в своей неизменной шляпе, которую не снимал даже на время общего обеда. Хмуро оглядев собравшихся, он кивнул Ллойду: извини, приятель. Потом его взгляд вернулся к цыганке и застыл на её лице. Джайя, подняв голову тоже уставилась на вошедшего. В глазах её медленно и всё отчётливей проступал страх. Гленда недоуменно посмотрела на цыганку, на Деллахи. Встретилась глазами с не менее удивлённым взглядом Беатрис. А Ллойд ничего не заметил.