— А Меган? — подала голос Беатрис. — Ей лучше? — Меган-то?.. — Маклахен прошёл к «столу», лавируя между кучами хлама и телами сидящих на матрасах затворников. Опустился на ящик, заменяющий табурет. — Да, ей лучше, — кивнул он. — Гораздо лучше. — Славно! — воскликнула Гленда. — Значит, наверху действительно безопасно? Нам, наверное, можно выйти из этого ужас… из этого душного подвала? — Ей теперь совсем хорошо, — продолжал хозяин, не слушая и не слыша. — Можно только позавидовать ей. — В смысле? — произнесла Беатрис с напряжением. Липси тоже почудилось в голосе хозяина что-то недоброе и злое. Впрочем, это была его обычная интонация. — Что — в смысле? — хозяин бросил на Беатрис раздражённый взгляд. — Сдохла она, какой тебе ещё смысл. — Что?! — Как?! — выдохнула Гленда. — Ужас какой! — Как, как — обычно, — пожал плечами Маклахен. — Сегодня ночью и сдохла. С утра я её похоронил. — Бог мой! — прошептала Беатрис. — Бог — общий, дорогая, уверяю тебя, — вставил Ллойд. — Да заткнись ты, олух! — огрызнулась Беатрис. И тут же повернулась к Ллойду, обняла, потянула его голову к своей груди. — Ой… Прости, прости, милый! Лицо Ллойда нахмурилось, как у обиженного ребёнка, готового заплакать. Он упирался, отворачивался от ласки Беатрис. А она гладила его по голове, целовала надувшиеся обидой щёки. — Ну прости, мой милый, — шептала она. — Это нервы… Но ты тоже хорош! Нашёл время для своих шуточек! — Ну и ничего, — бормотал Ллойд, отводя глаза. — Ничего. Подумаешь. — Но как же… — произнесла Гленда, отирая набежавшие слёзы. — Почему вы ничего нам не сказали, мистер Маклахен? Мы бы помогли похоронить Меган. — Нашлась помощница! — усмехнулся Пирс Маклахен. — Тебя саму хоронить впору. — Да что вы такое говорите! — вскричала Беатрис, отпуская Ллойда. — Какой же вы всё-таки… противный, злой человек! — Что есть, то и говорю, — не унимался хозяин. — Вы на неё посмотрите: тоща, как соломина. — Я правда сильно похудела? — опасливо повернулась Гленда к Беатрис. — Нет, дорогая, успокойся, — покачала головой та, не сводя с Маклахена яростного взгляда. — Мы все исхудали за это время. С таким… с таким замечательным содержанием в этом… отеле. Ты похудела ничуть не больше других, не беспокойся. — Меня вчера мутило, — вздохнула Гленда. — И ещё была… Впрочем, не важно. — В твоём положении это бывает, милая, — успокоила Беатрис. — Ничего страшного. Всё будет хорошо, поверь. — Да, всё будет просто здорово! — зло расхохотался Пирс Маклахен. — Пойду-ка я, все же, схожу наверх, — Липси обвёл всех взглядом. — Ага, сходи, — бросил Маклахен. — А что, не советуете? — Да плевать. Я пришёл сказать, что сегодня заработало радио. Три дня молчало, а сегодня заработало. — Здорово! — воскликнула Гленда. — Значит, всё хорошо! — Что там? Какие новости? — оживилась Беатрис. — Да ничего там, — отозвался Маклахен. — Англию разнесли к чертям собачьим. Говорят, американцы вступили в войну и ударили по Кубе, по русским и по узкоглазым. Каша, в общем. Земля ходуном ходит, говорят, и вот-вот слезет с этой, как её… с орбиты. Говорят, калиматическое оружие применили ещё. — К-кэ-э-лиматическое, — поправил Деллахи. — Ну ккэлиматическое, мне без разницы, — даже не взглянул на него хозяин. — У русских и ещё где-то, в нескольких местах, земля лопнула после землетрясений. В Исландии вулкан загулял… Сейчас, говорят, русские из войны выбыли, а вся заваруха теперь идёт между штатами и узкоглазыми. Вот так-то. — Ну, теперь всё будет как надо, — кивнул Липси. — Давно пора было штатам навести порядок. — К-конечно, — вставил Деллахи. — Они н-нэ-э-наведут. — Я что-то не то сказал? — смутился Липси, уловив в его голосе насмешку. — Да уж, — засмеялся Маклахен, — если янки за дело взялись, пиши пропало. Видать, им где-то хвост прищемили, раз они ввязались. А то всё ждали, пока европцы с азиатами друг друга в пыль переработают. — Ну-у, не знаю, — пожал плечами Липси. — А не знаешь, так и нечего язык чесать, — усмехнулся Маклахен. Он кряхтя поднялся и пошёл к лестнице наверх. — Жрать нечего, — бросил на ходу. — Я вам готовить не собираюсь — не кухарка. И это… Коровку мою… Моуи… я вам не отдам. Это всё, что у меня осталось. От Меган. Скрылся, яростно хлопнув дверью. Нид Липси постоял в раздумье, глянул на остальных и тоже двинулся наверх. — Липси? — позвала Беатрис. Он оглянулся на неё, улыбнулся натянуто. Искренне улыбнуться не получалось. Смерть наверху, за дверью, не поджидала — это очевидно. Ведь Маклахен и Джайя живы. Меган умерла, да… Но она всё болела последние дни, не вставала даже. У неё удар был, а пепел и бомбардировки тут ни при чём. Да, смерть не поджидала, но и ничего хорошего там тоже явно не было. Но и сидеть в этом подвале он больше не мог. Какой смысл? Зачем всё? — От страха не спрячешься, — повторил он одно из своих любимых правил. Правило было, возможно, не очень к месту, но ничего другого в голову не пришло. Подошёл к двери, толкнул, выскользнул наружу. В коридоре, ведущем к подвалу, стоял полумрак. Было холодно, особенно после влажной духоты, создаваемой пятью телами и керосинкой. Шаги Маклахена прозвучали где-то впереди, в гостиной. Хлопнула входная дверь. Всё стихло. Липси замер, прижавшись к холодной стене, осторожно и зябко дыша, ожидая, что вот сейчас, в следующую секунду, лёгкие обожжёт и они откажутся дышать. Затуманится сознание, и он повалится на пол, ощущая тошнотворную близкую смерть. Однако, ничего не произошло. Воздух был самый обычный, только не по-июльски холодный. Пахло деревом и пылью — с тех пор, как Меган слегла, в доме, кажется, никто не убирался. Он вздохнул и пошёл, осторожно ступая, стараясь издавать как можно меньше звуков, чтобы не разбудить задремавшую смерть, к двери в гостиную. Догорал камин. Было тепло, даже жарко. Запылённое окно почти не пропускало света, так что комната тонула в полумраке. После мрачного и вонючего подвала эта невзрачная гостиная показалась ему просторной и такой уютной! Однако, толстый слой пыли, который покрывал всё — стол, радио, полки, стулья, — и тропа, протоптанная Маклахеном в пыли на полу, навевали уныние. Липси торопливо пересёк комнату и открыл дверь на улицу. Он ожидал увидеть что угодно, но только не это. Чёрно-пепельного цвета низкое небо застилало землю от горизонта до горизонта, а горизонт был так близок, что казалось, до него можно добросить камень. И до неба тоже можно добросить камень. Только сделать это никто Липси не заставил бы — уж слишком оно было страшным, это притихшее небо, и казалось, что если нечаянно потревожить его, оно немедленно обрушится на землю всей своей массой, под грохотание громов и ослепительные вспышки молний. Всё терялось в мутной дымке — почти не было видно причала внизу, а море, такого же пепельного цвета, как и небо, сливалось с ним воедино, так что и не понять, где кончается одно и начинается другое. В оглушительной тишине шаги Липси протрещали громом небесным. Бросив взгляд на землю, он увидел, что пожухлая серая трава ломается под ногами тонкими льдистыми иглами. Там и тут лежали пятна снега, мало похожего на снег, а скорей — на посеревший от грязи град. Этот град шелестел и хрустел при каждом шаге, но звуки не разносились — они отражались от плотной массы серого воздуха и метались вокруг, на расстоянии вытянутой руки, и быстро угасали. Цветы, — Липси помнил, что это должны быть цветы, — торчали из земли застывшими пепельно-ледяными скульптурами, хрупкими и страшными в своей неузнаваемости. Он замер, чуть отойдя от крыльца, озираясь. — Эй! — произнёс через минуту, надеясь, что Маклахен отзовётся. Но голос увяз в трясине непроницаемого воздуха. Было трудно, почти невозможно дышать. Воздух был так сух и напоён невесомым пеплом, что грудь буквально раздирало при каждом вдохе. Он достал платок, прижал его к лицу, закрывая рот, ощущая на зубах вязкую грязь. Легче дышать не стало, но по крайней мере вдыхаемая масса была теперь не такой плотной. Слева, в тумане, хлопнула дверь коровника. Звякнул замок. Появился в тумане силуэт Пирса Маклахена. Он шёл, ссутулившись, тяжело согнувшись, и вытирал ветошью руки. Лицо его было перекошено то ли болью, то ли усилием, которое приходилось делать, чтобы вдохнуть эту кашу. — Что? — спросил он, наткнувшись на Липси, и тут же лихорадочно закашлялся. — Наслаждаешься видами, хохотун? И, наступив Липси на ногу, не останавливаясь и не извиняясь пошёл к крыльцу. Липси только глупо пожал плечами ему вслед. — Как там ваша коровка? — крикнул он, когда Маклахен уже открывал дверь. Хозяин что-то ответил, но Липси не расслышал в этой туманной гуще. Он огляделся. Надо было идти в дом, но зрелище острова, тяжёлого неба и моря было таким завораживающим, что он нерешительно топтался на месте некоторое время, а потом, хрустя в густой тишине градом и ломкой травой, пошёл вокруг гостиницы.