— Нет! — покорно замотал он головой. — Нет, конечно, я знаю: ты любишь меня и желаешь мне только добра. Ты не предашь. Ведь не предашь? — Бедный, бедный! — прошептала она со слезами на глазах. Как он тебя!.. — Хотела бы я тоже с вами, — обратилась Гленда к Деллахи. — Но ведь вы меня не возьмёте, я знаю. Да и толку от меня не будет никакого, только лишние заботы вам, понимаю. — Мы в-вэ-э-вернёмся, Гленда, — ответил Деллахи. — Обещаю. И привезём доктора. — Да, да, да, я вам верю, Деллахи, — закивала Гленда. — Я нисколько не сомневаюсь, что у вас всё получится. Мы будем ждать вас. Мы очень будем вас ждать! И Маленький будет ждать своего крёстного, правда, Остин? — она погладила ладонью живот, поморщилась. В глазах её стояли слёзы, но она не дала им воли. Добавила упавшим голосом: — Приводите помощь поскорее. 29. День двадцать третий. Нид Липси Жизнь продолжается даже на острие копья. Даже когда копьё противника вошло тебе в живот и движется к позвоночнику, разрывая кишки, выворачивая селезёнку или разделяя надвое печень, даже тогда ты продолжаешь жить — бороться, надеяться и сопротивляться. И когда твой меч пронзает горло убившего тебя, ты издаёшь победный предсмертный клич. Ты радуешься тому, что остался непобеждённым — твой враг умер, и даже на минуту раньше тебя. Нид Липси в своё время много читал, поэтому знал твёрдо, что жизнь тем слаще, чем очевидней близкая смерть. У него не было возможности убедиться в этом на собственном опыте. Пока не началась эта война. Пока он не оказался на этом острове смерти и умирающих. Теперь он мог с уверенностью сказать: да, книги не врут, оно действительно так и есть. После самоубийства Маклахена он вдруг настолько остро осознал безысходность положения, что душу защипало, она задёргалась от боли и страха, забилась куда-то под солнечное сплетение и там дрожала — мелко и часто. А потом, когда они с Деллахи обнаружили давно убитую хозяином корову, ему всё стало ясно. Маклахен своим поступком и своим уходом давал понять Липси, им всем, что они не должны сидеть на этом острове в ожидании смерти. Они должны бежать отсюда, искать возможность выжить, пытаться не дать безнадежности просто взять и свести себя в могилу. Беатрис говорила, что Маклахен повесился из-за маяка, потому, дескать, что маяк угас. Глупости. Он давно уже погас. Нет, хозяин просто пожертвовал своей жизнью и жизнью коровы ради них, чтобы подтолкнуть их к борьбе за выживание, заставить их следовать тому извечному инстинкту, о котором они почему-то забыли. И Липси внял призыву Маклахена. Когда Деллахи собрался на материк, Липси нисколько не сомневался поначалу, что хромой тоже понял поступок хозяина. Но из последующего разговора один на один стало ясно, что безумец Деллахи и в самом деле намерен вернуться на остров. Ну что ж… Это его дело. А Липси возвращаться не собирался. Там, на материке, он либо сгорит в пекле войны, как тысячи и миллионы других, либо выживет, как сотни и тысячи сумевших выжить. По крайней мере, он сделает всё возможное для своего выживания, а не будет тоскливо ожидать смерти. Ллойд помог им с Деллахи спустить лодку, перенести в неё и установить мотор. — Осторожно! — поминутно призывал хромой, пока они спускали лодку на воду. — Осторожно с мэ-э-морем. Н-не намочите ног! И это было правильно. Море выглядело совсем не той ласковой стихией, в которой так приятно было выкупаться когда-то. Та зловонная пена, которая покрывала тёмную воду, не сулила ничего хорошего, если её коснуться. Беатрис и Ллойд стояли на берегу рядом, провожая их взглядами. Гленда не смогла выйти из комнаты, но её бледное лицо было видно в окне. Бедняжка! Девочка наверняка умрёт со дня на день, она не дождётся возвращения своего любимого папы Деллахи. Уже когда они готовы были скрыться в тумане, Беатрис медленно подняла руку, махнула. Следом яростно замахал рукой этот безумец. Ему всё нипочём! Кажется, он не понимает, что обречён. Счастливчик. Беатрис что-то крикнула, её слабый голос не смог пробиться через плотную завесу смога. Впрочем, можно было догадаться, что́ она крикнула. Это было «прощайте» или «возвращайтесь». «Да, прощайте, Беатрис. Больше мы никогда не увидимся». Они никогда больше не увидятся, потому что Липси и под страхом немедленной казни не вернётся сюда. Отведя лодку ещё на пару десятков метров от берега, Деллахи дёрнул стартер. Дигатель попыхтел, но не проснулся. Деллахи дёрнул ещё раз. И ещё. Мотор наконец вздрогнул, заревел, выдыхая синеватый дым. Деллахи кивнул и уселся на скамейку в корме. Он вёл лодку самым медленным ходом. В густом зловонном тумане, стоящем над морем, ориентиров не было никаких, так что хромой то и дело поглядывал на маленький компас в часах. Он бросил Липси брезентовую скатку: — Н-накройтесь, Липси. Липси послушно накрылся провонявшим горелой химией и плесенью полотном. За бортом поднималась шапками рыжей пены тёмная, почти чёрная, вода. Там и тут попадались полусгнившие рыбьи туши и птичьи тела с распластанными крыльями, изъеденные то ли тленом, то ли химическим морем. Где-то через полчаса пути проплыла совсем рядом зловонная коровья туша — почернелая, безобразно раздувшаяся, с как будто обгрызенными рогами. При виде её Деллахи нахмурился, многозначительно покачал головой. — Вы в самом деле собираетесь вернуться на остров? — спросил Липси. — Судя п-по вашему в-вэ-э-вопросу, вы лично не с-собираетесь, — отозвался Деллахи. — Конечно нет, — качнул головой Липси. Деллахи кивнул, в очередной раз посмотрел на компас. Ничего не сказал. — Вас это не смущает? — на всякий случай поинтересовался Липси. — А п-почему это д-должно меня смущать? — пожал плечами хромой. — Вы м-можете распоряжаться с-сэ-э-своей жизнью, к-как вам угодно. — Признаться, я поначалу думал, что вы просто хотите бежать с острова. — Х-хочу, — снова кивнул Деллахи. — Он мне осточертел, п-признаться. — Вот и славно! — обрадовался Липси. — Вдвоём нам будет гораздо проще извернуться. Много у нас денег? — У вас — не знаю, — усмехнулся хромой. — То есть? — опешил Липси. — Вы что же, решили прибрать себе всё? — Д-да, — просто ответил хромой. — В-вэ-э-вам ничего н-не обломится. — Но позвольте!.. — Н-на всякий случай… — перебил Деллахи. — В кармане у м-ме-е-меня пистолет. Липси оторопел. А ведь такой поворот событий надо было предвидеть! Он с самого начала знал, что этот рыжий совсем не прост. И тусклые намёки Маклахена Липси тоже не пропустил мимо ушей, он их запомнил. И что теперь делать? Этот хромой наверняка ограбит его, и хорошо ещё, если не убьёт. Ему очень живо представилось, как он плывёт по морю, подобно той корове — почерневший, раздувшийся, мёртвый, с изъеденным кислотой багрово-чёрным лицом. Ну уж нет, на это он не согласен! — Н-не бойтесь, Л-лэ-э… Л-лэ-э… — Липси. Этот мерзавец специально каждый раз спотыкается на его фамилии, Липси давно это понял. Форма издевательства, своеобразная месть. — Липси, — кивнул Деллахи. — Не б-бойтесь, я не п-пэ-э-причиню вам никакого вреда, е-если вы будете в-вэ-э-вести себя разумно. — Разумно? Что значит «разумно»? — Т-то и значит. Мне п-пэ-э-плевать, собираетесь вы вернуться, или н-нет. Но если вы х-хэ-э-хотите дожить до б-берега, с-сидите на месте спокойно и н-не де-е-делайте глупостей. Откуда-то потянуло гарью. Дышать и до этого было тяжело, почти невозможно из-за тяжёлого и плотного воздуха с кисло-жгучим вкусом. А теперь, когда поднявшийся ветерок принёс смрад то ли горелой резины, то ли пластика, Липси едва не задохнулся, а глаза его заслезились. Кружилась голова. Так кружилась, что он вцепился в борта лодки, боясь потерять сознание и вывалиться. — Шторма не будет, как думаете? — спросил он, кое-как откашлявшись, едва ворочая языком. — Ветер поднялся. — Ч-чёрт знает, — бросил Деллахи, даже не взглянув на небо. — А когда мы будем на материке? — Чёрт зэ-э-знает, — повторил Деллахи. Говорить было больше не о чем. Липси знобило. Он получше завернулся в брезент, ссутулился, чтобы было не так холодно. Взгляд его упал на весло, лежащее вдоль борта. Оно было чёрное от воды, на нём медленно высыхали жёлто-серые разводы от осевшей на дереве пены. Этим веслом вполне можно разнести кому-нибудь голову. Или сломать шею. Например, этому бандиту, что сидит у руля, щурясь в туман и то и дело поглядывая на компас. Тут, правда, есть два «но». Во-первых, Липси совершенно не уверен, что сумеет улучить момент и в последний момент не струсит или не промахнётся. А во-вторых, даже если всё получится, и Деллахи окажется за бортом, то как Липси доберётся до большой земли? У него нет компаса и он совершенно не умеет управляться с лодочным мотором. А на вёслах он будет добираться бог весть сколько и неизвестно, доберётся ли когда-нибудь, или море задушит его. — Можно хотя бы плыть побыстрей? — спросил он. — Дышать нечем. И очень холодно. Деллахи бросил на него равнодушный взгляд, покачал головой: — Н-нельзя. Если на п-пути попадётся что-нибудь н-нэ-э-наподобие бревна… Вы ведь не х-хотите к-ку-у-купаться, а, Липси? Бандит рассмеялся. Потом достал из кармана сигару. Сигара оказалась поломанной. Деллахи долго смотрел на неё с сожалением. — П-пэ-э-последняя, — произнёс он, глянув на Липси. Аккуратно отделил поломавшуюся часть, положил её в карман. Щёлкнул зажигалкой, раскуривая остаток. Над вонючим смертоносным морем поплыл сладкий аромат «Упманна». 30. День двадцать четвёртый. Беатрис Самые красивые цветы — в букете, который тебе подарил любимый. Даже если они раскисли и развалились на почернелые мёртвые волокна почти тут же, в твоих руках… Это было ужасно. Ллойд ворвался в комнату с букетом этих цветов. Там были ромашки и белоголовник, кипрей и клевер, и ещё какие-то, названия которым Беатрис не знала. Да и определить их было невозможно. Потому что все они были одинакового пепельного цвета, остекленелые, ломкие, замёрзшие, мёртвые. Пепельные цветы. Цветы пепла. Цветы из пепла. — Беатрис! — позвал он, протягивая ей букет. — Любимая моя, тебе не кажется неправильным, что твой мужчина ещё ни разу не дарил тебе цветов? Да, возможно Ллойд не романтик, быть может, Ллойд немного суров и циничен, но ведь он любит тебя! Я так тебя люблю, Беатрис! Забыв обо всём, она с восторгом приняла эти цветы из чёрных от сажи рук любимого. И её ладони тут же стали черны. А через пару минут…