– Возьми с полки пирожок. – Че? – Ты или твои пособники продавали что-нибудь из украденного? – Я говорил им, – сказал он и кивнул головой в сторону мужчин, которые стояли вокруг, – мы залегли на время. Кажись, все чертовы сыщики всполошились из-за этих вещей. – То есть вы не брали ожерелье… пять рядов жемчуга, розовые бриллианты… не продавали его? – Я ж сказал те, нет. Ты че, глухая, что ль, женщина? Один из мужчин шлепнул вора по голове. – Следи за языком, ты, ублюдок! Ты говоришь с леди! Вор явно не желал раскаиваться, его глаза горели от гнева, когда он посмотрел на сыщика. – Да ладно? Что ж, а то я, черт возьми, подумал, что говорю с каким-то там сыщиком в юбке! Сыщик, похоже, хотел еще раз вдарить грабителю, но Кендра выставила вперед руку. – Я получила то, что мне было нужно. Спасибо. – Она поднялась, затем вдруг остановилась. Она взглянула на Сэма. – Вы думали о том, чтобы заключить с ним сделку? Сократили бы ему тюремный срок в обмен на сведения о пособниках? – Тюремный срок? – Один из сыщиков засмеялся. – Его остановка в Ньюгете будет краткой. Он быстро встретится с Джеком Кетчем. – Джек Кетч – это синоним смерти или висельника, – сказал герцог, когда заметил, что она нахмурилась. Кендра замолчала и застыла. Как и большинство людей в органах, она верила в закон, и порядок, и правосудие. Ей всегда казалось, что смертный приговор должен выноситься только определенным убийцам. Она сидела напротив многих родственников жертв, их глаза были красными и опухшими от бессонных ночей и слез, пролитых по зачастую ужасающей участи их любимых. Она также сидела напротив многих серийных убийц, которые получали какое-то нездоровое удовольствие, вспоминая детали своих страшных преступлений, воскрешая каждое убийство в своей голове. Она видела, сколько убийц избегали наказания или так хорошо приспосабливались к тюремной жизни, что женились и заводили детей. Повесить человека за ограбление пустого дома было слишком большим варварством, с ее точки зрения. «Поэтому здесь мне не место», – подумала она, отвернувшись от приговоренного пленника и подходя к карете. Алек и герцог следовали за ней. Сэм догнал их у кареты, когда кучер уже открывал дверь. – Я останусь здесь, прослежу, чтобы преступника переправили в Ньюгет, и помогу лорду Доверу со всем этим. Кендра посмотрела на него с кривой усмешкой. – Удачи. Сэм широко улыбнулся ей. – Ага. – Он отошел и дал им сесть в карету. Кендра устроилась на своем сиденье и посмотрела на Алека и герцога. – Хорошо, теперь мы действительно знаем, что ожерелье забрал убийца леди Довер. – Вы дотошны в своих методах, мисс Донован, – произнес с одобрением герцог. – Если бы вы не пошли на работу в свое Федеральное бюро расследований, из вас бы вышел отличный натурфилософ. Кендра невольно искривила лицо. – Ученый. Элдридж посмотрел на нее с удивлением. – Вы же не выступаете против науки. Вы, как никто другой, знаете о ее важности. – Не в этом дело. – Кендра задумалась. Что сказать? Она не боялась, что может изменить будущее рассказами о своем прошлом. Но мысли об этом периоде ее жизни все еще приносили ей боль. Наконец она просто пожала плечами. Может, пришло время, чтобы они узнали о ее странной жизни. – Мои родители были учеными, – сказала она. – Моя мама – квантовый физик, а отец изучает геном. Элдридж выглядел растерянным. Ни одно из этих слов не говорило ни о чем ученому мужу начала девятнадцатого века. – Уверен, замечательные профессии. – О да. – Кендра засмеялась, но ее смех звучал глухо. – Они лучшие в своем деле. Они женились с намерением завести ребенка, который будет лучшим, самым умным, потому что этот ребенок был бы комбинацией генов их обоих. Это было их сознательным решением, они его тщательно взвесили и оценили все риски, еще до того как приступили к этому делу. Взгляд Кендры упал на руки, она поняла, что все это время ее пальцы теребили юбку. Она заставила себя прекратить это, понимая, что компаньоны смотрят. – Я была экспериментом. Попыткой доказать, что, если два человека с высочайшим уровнем интеллекта заведут потомство, это потомство будет им равным или даже будет превосходить их по интеллекту. Герцог улыбнулся. – Кажется, им удалось достигнуть этой цели. Вы самый лучший и умный человек, мисс Донован. Кендра покачала головой. – Если бы вы знали моих родителей, вы бы поняли, что их план не сработал. Или, по крайней мере, не так, как они хотели. Они ожидали, что я пойду по их стопам или по крайней мере займусь чем-то столь же престижным. – А вы захотели пойти в Федеральное бюро расследований, – сказал Алек. – Да. Но не сразу. Я позже это поняла. – Не понимаю, – Алек нахмурился. – Разве Федеральное бюро расследований – это недостаточно престижно? – Для многих, может, да. Но не для моих родителей. – Она почувствовала ком в горле и с трудом сглотнула. – Но наш разрыв произошел задолго до этого, когда я сказала им, что хочу сама решать, чем заниматься в своей жизни. Герцог мягко спросил ее: – Что произошло, моя дорогая? Кендра облизала сухие губы и выглянула в окно, она не замечала при этом убогие дома, мимо которых они проезжали, приближаясь к Лондону. Она не понимала, почему ее это так волнует. Это же произошло уже так давно. – Они ушли. Я их больше не видела. – Ваши родители вас бросили? – Элдридж выглядел глубоко шокированным. Что-то дернулось в его глазах. Кендра подумала, что он наверняка думал о своей собственной дочери, которую поглотило море. – У них были другие приоритеты. Я видела своего отца однажды… – Она покачала головой. Им не нужно было знать о времени, которое она провела в больнице, приходя в себя после той смертельной миссии. – Скажем так, слово «ученый» просто связано для меня с не очень приятными воспоминаниями. – Да, само собой. Они же вас покинули. – Герцог все еще, казалось, не мог переварить эту информацию. – Дело не только в этом. – Боже, почему она просто не сменит тему? Ей казалось, что она открыла свой личный ящик Пандоры, и все ее проблемы вываливались из него нескончаемым потоком. – Это было до того, как… я стала продуктом их сумасшедшего эксперимента в области положительной евгеники. Они уставились на нее непонимающе. – Теперь вы знаете, – мягко подвела она итог, почувствовав внезапную слабость. – Я всегда была парией. Она заметила, как Алек обменялся с герцогом взглядом, и почувствовала себя еще хуже. Черт, почему она просто не промолчала? Ее и так здесь считали странной. – Это ненормально в двадцать первом веке, – медленно произнес Алек. – Это вообще ненормально. – Нет, вы неправильно поняли. Ваша история ненормальна для двадцать первого века. Кендра нахмурилась. – Полагаю, мой племянник пытается сказать, что описанное вами вообще-то в нашем веке считается абсолютно нормальным. – О чем это вы? – Мисс Донован, как вы думаете, чем занимается свет? – сказал Алек, его голос звучал раздраженно. – Черт возьми, да они высматривают себе потенциальную партию, как конину на Таттерсэлл! Поэтому у нас и проходят все эти собрания, рауты и вечеринки, чтобы найти себе партию, но только подходящую, для желаемой родословной. – Поэты, может, и пишут о любви, но высокое общество никогда не доверяло таким причудливым понятиям, – согласился герцог. – Брак и родословная – это серьезные вещи. Они не зря называют это улучшением породы, мисс Донован. – Или когда говорят, что кто-то «из хорошего племени». У нас полно таких терминов, связанных с животноводством, – сказал Алек, сложив губы в кривой усмешке. – Аристократы не хотят разбавлять свою кровь кровью тех, кто ниже их по классу. Случается и такое, конечно, что какой-нибудь сбегает с актрисой, но его за это исключают из приличного общества. Или иногда мы вынуждены жениться на ком-то ниже по положению из-за денег. Боже храни этих детей, потому что матери семейств будут наблюдать за ними, как ястребы, когда они подрастут. Если они хоть в чем-то будут отличаться от того, что считается в обществе нормой, их сразу отбраковывают. Неважно, что отпрыски с самой чистой, голубой кровью тоже много пьют, играют в азартные игры и ведут себя отвратительно. Принц-регент – самый яркий пример. Герцог горько усмехнулся. – Алек прав. Поведение ваших родителей здесь вполне распространенное явление, моя дорогая. Мы называем это правильной кровью, а вы – генами. Но это одно и то же. Кендра не знала, что ответить. Она провела всю свою жизнь, стыдясь своего странного происхождения. Она выделялась за счет этого, была другой. То, что совершили ее родители, не было совсем тем же, что брак ради статуса или престижа, но, может, они – она, Алек, герцог – все были экспериментами в своем роде. Алек откинулся назад на своем сиденье. Он, похоже, почувствовал ее смятение. Он довольно улыбнулся. – Вы любите рассуждать о нашей непохожести, мисс Донован. Может, пора признать, что у нас есть общее. Кендру сбивало с толку, что ее взгляды вот так просто перевернули с ног на голову за считаные минуты. Обстоятельства ее рождения всегда были для нее источником потери душевного равновесия. Они делали ее особенной, в то время как она всегда хотела быть такой, как все. Понимание того, что в эту эпоху она была нормальной, более чем за двести лет до своего рождения, было странным чувством, мягко говоря.