Жгучая боль, пронзившая мое тело, была настолько сильной, что я закричал от боли, прежде чем меня бесцеремонно вырвало на простыни. Боль не была похожа на что-нибудь, что я когда — либо испытывал раньше. Единственный способ, которым я мог описать случившееся, сказать, что это было похоже на то, как меня несколько раз пинали по яйцам, пока кто — то наступал раскаленным докрасна рогатым тычком на мой член. К сожалению, изображение женщины с пластиковой грудью, которую трахают на экране, и громкий звук ее сексуальных, как ад, криков «трахни меня сильнее» сделали для меня практически невозможным записать это. Упав на пол, я на четвереньках подполз к телевизору с намерением пробить экран кулаком. Это был тот самый момент, когда моя мама ворвалась в мою спальню. В итоге ей пришлось помочь мне одеться, с яростным стояком и всем прочим, а затем отвезти в больницу, где дежурный врач отругал меня за то, что я мешаю выздоровлению. Нет, я не шучу, она использовала именно эти слова, прежде чем углубиться в тревожную тираду об опасностях мастурбации так скоро после перенесенной операции и о долгосрочных последствиях, которые это может иметь для моего пениса — с моей матерью, сидящей рядом со мной. Семь часов, анализы крови, укол морфия и одно обследование яичек спустя меня отправили домой с рецептом на новую порцию антибиотиков и строгими инструкциями оставить член в покое. Это было две недели назад, а я все еще не дотронулся до своего члена. Я был травмирован. Я был сломленным человеком. Я знал, что должен быть благодарен, что у меня не было долговременного повреждения нерва в этом районе, и я буду в порядке, как только все заживет и снова заработает, но сейчас я был обозленным почти восемнадцатилетним парнем со сломанным членом и раздутым эго. Гребаный Ронан Макгэрри думал, что мне все дается просто так. Если бы он понял, на какие жертвы я пошел, и до каких пределов довел свое тело, сомневаюсь, что он чувствовал бы то же самое. С другой стороны, может быть, он бы так и сделал. У него были такие проблемы со мной, что я считал, будто ничто не сможет заставить его отказаться от кампании «Я ненавижу Джонни». Не то, чтобы меня это волновало. Мне оставалось меньше двух лет в этой школе и, возможно, еще один год в Академии. После этого я бы оставил Баллилаггин и всех недовольных Ронаном Макгэрри позади. Вытянув ноги, я осторожно протер область назначенным мне противовоспалительным гелем, прикусив губу, чтобы не закричать от боли. Зажмурив глаза, заставил свои руки двигаться по бедрам, выполняя упражнение, которое мой физиотерапевт поручил делать после каждой тренировки. Как только дело было завершено и я был уверен, что не потеряю сознание от боли, то поработал над плечами, локтями и лодыжками, упаковывая и перевязывая каждую старую боль и травму, как послушный ученик, которым являлся. Хотите верьте, хотите нет, но мое тело было в отличном состоянии. Травмы, которые я получил, играя в регби в течение последних одиннадцати лет, включая разрыв аппендикса и миллион сломанных костей, были незначительными по сравнению с травмами, которые получили некоторые парни в Академии. Это было хорошо для меня, учитывая, что я был на пороге выгодного контракта и карьеры в профессиональном спорте. Чтобы достичь этого, мне нужно было быть как можно ближе к совершенству во всех аспектах жизни. Это означало выступать на поле, поддерживать оптимальное физическое и психическое здоровье, а также держать свой нос — и свой член — в чистоте. Защита была невозможной вещью, которую с трудом можно было забыть, когда Академия дышала нам в затылок, читая лекции о том, что это был ключевой момент в нашей карьере и что мы ни при каких обстоятельствах не должны позволять девушке кружить нам голову или обременять нас ребенком. Да черта с два. Я бы предпочел отрезать свой плохо функционирующий член, прежде чем позволить себе попасть в эту ловушку. Презервативы и противозачаточные средства были абсолютной необходимостью. Я всегда носил их с собой, всегда имел хотя бы один, и если девушка, с которой я был, не принимала таблетки или, если я не верил, что она честна со мной, то всегда уходил. Никаких рисков. Никаких исключений. Не то чтобы это сейчас имело значение, подумал я про себя, глядя на ушибленные яйца. Помимо того, что я не стал отцом и не страдал ЗППП, должен был следить за своими оценками. Все дело было в восприятии скаутов и потенциальных клубов, и они хотели того, что воспринималось как совершенство. Они хотели лучших игроков из лучших школ и университетов страны. Они хотели заслуженных наград и трофеев, как на поле, так и в учебе. Это была утомительная работа, но я сделал все, что мог. К счастью, я хорошо учился в школе. Мне чертовски не нравилось ходить на занятия, но я был хорош в этом. Все мои предметы были закрыты с отличием, и я всегда был на «А+» или «А-» по всем предметам, за исключением естественных наук, где являлся неохотным троечником. Я просто ненавидел эту гребаную тему. Блин, у меня мурашки по коже от одной мысли о периодических таблицах. Мне это не нравилось, и это был единственный урок, который я всегда предпочитал проспать. Для моих родителей не стало неожиданностью, что, когда пришло время выбирать предметы для выпускного экзамена в этом семестре, я избегал трех научных, как чумы. Нет, они могли бы оставить свою биологию, химию и физику для закоренелых умников. Я бы придерживался бизнеса и бухгалтерского учета. Маловероятная страсть для игрока в регби, но это было прямо по моей части. Я получу стандартную степень в бизнесе, буду играть до тридцати лет, уйду на пенсию, прежде чем мое тело полностью откажется от меня, а затем продолжу обучение в магистратуре. Видите, я все это спланировал. Нет места для перемен. Нет места для подружек. И нет, черт возьми, места для травм. Мой жизненный выбор и строгий распорядок дня взбесили мою мать до невероятных размеров. Я знал, что маме не нравится мой образ жизни, и она всегда придиралась ко мне. Она сказала, что я ограничен. Что я упускаю так много в жизни. Она умоляла меня быть ребенком. Проблема была в том, что я не был ребенком с десяти лет. Когда регби открылось для меня, я оставил это дерьмо позади, мои детские мечты об игре в регби превратились в целенаправленную, голодную, управляемую одержимость. Я провел последние семь лет в режиме зверя 24/7 и имел физическую форму и размер тела, чтобы доказать это. Мой отец был проще со мной. Он успокоил маму и уговорил ее перестать так сильно волноваться, сказав ей, что могло быть хуже. Я мог бы пойти накуриться после школы или остаться без ног с остальными моими друзьями в пабе. Вместо того, чтобы делать что-либо из этого, я тренировался. Я проводил дни за учебой, часы на поле, вечера в тренажерном зале и выходные, чередуя все три занятия. Господи, я не могу вспомнить, когда в последний раз забрасывал спортзал ради вечеринки с ребятами или съедал рожок мороженого, не беспокоясь о расточительных калориях и несбалансированных макроэлементах. Я питался чисто, усердно тренировался и следовал каждому приказу, предложению и требованию, которые давали мне мои тренеры и наставники. Это был нелегкий образ жизни, но я выбрал его для себя. Я доверял своей интуиции и неустанно преследовал свои мечты, утешаясь тем фактом, что был почти у цели. Пока не добьюсь поставленной задачи — а я бы ее добился — продолжал бы приносить жертвы и оставаться сосредоточенным, преданным делу и не отвлекаться на ерунду, подростковые драмы. Именно по этим причинам я чувствовал себя таким нервным. Девчонке, блять, девушке, которую я знал не более двух часов, удалось сделать то, что не удавалось никому другому: сбить меня с толку. Шэннон как река была у меня на уме, и мне это чертовски не нравилось.