– Откройте, поллюция! Баданда и все остальные еле сдерживая смех покачали головами, как будто экзаменуемый был настолько неподдельно глуп, но искренен в своем рвении выполнить задание, что веселил экзаменаторов и вызывал у них праведную жалость. Эффект неожиданности не состоялся. – Фух, – открывая дверь, заговорил Густаво, – ну и напугали же вы меня. Я уж думал было, что опять развиртуализовался. А это вы. – Да, это мы, твои персонажи, которым ты не нашел места в своих произведениях. –Подтвердили в едином порыве персонажи суровыми голосами. – А почему голые? – спросил Густаво. – Как голые? – удивились все, включая Мино. – Шучу. Просто вы настолько пафосно одеты от Марка Джейкобса и Тома Форда, что хочется вас раздеть. Кроме тебя, мой состоявшийся персонаж, – сказал Густаво, окинув Мино многозначительным взглядом. «Ну вот мы и встретились» – подумал Мино, когда высокий стройный мужчина лет сорока протянул ему руку. Короткострижен, с едва заметной сединой на висках, которая лишь выдавала в нем видавшего виды человека, скитальца и мудреца, он пожал руку Мино, потом обнял, как сына, которого не видел целую вечность. Его взгляд чуть темнее чем карих глаз был открыт и светел. Мино рассматривал Густаво и рисовал в своем сознании картины того, как тот наливает себе красное вино в предвкушении написания чего-то выдающегося, делает первый глоток, макает перо в чернильницу, а капля чернил, не рассчитав территорию своего падения, приземляется в центр листа бумаги и, расползаясь по нему, приобретает форму квадрата, а Густаво, расстроенный тем, что испортил чистый лист бумаги, отдергивает свою руку и случайно сбивает стакан с вином, которое растекается по лакированной поверхности деревянного стола, а бокал стремится разбиться, падая на паркет кабинета. А Густаво взял и спросил, как ни в чем не бывало: – Как дела? – Полегоньку-полегоньку, – будто снимая камень с шеи, ответил Рауль Лоховелло. – Как-как? – удивленно переспросил Густаво. – Фу-ты ну-ты, тутти-фрутти. Потихоньку, конечно. – Поправил себя Рауль. Мино стоял молча и обреченно взирал на всех вокруг. Он чувствовал, что наступает час икс, момент истины. – Похоже, наступает час пик. Ну, вы тут пообщайтесь, а мы пойдем, по кожаной сфере ногами побьем. Чур, я не на воротах. – Отреагировал на повисшую в воздухе напряженность Рауль Лоховелло, давая всем остальным присутствующим понять, что пора бы оставить Мино и Густаво наедине. Рауль, Иван, Эрик и Вероника удалились. Мино стоял посреди комнаты и нервничал. Густаво же выглядел довольным, стоял напротив Мино и улыбался. – С приездом, дорогой Мино! – сказал он с воодушевлением. Мино явно полегчало. Густаво подошел к холодильнику, открыл его и достал из него бутылку шампанского. Затем Густаво откупорил с брызгами бутылку, и в бокалы, уже стоявшие на столе, потекла играющая всеми цветами радуги жидкость. – Это настоящее, – предупредил Густаво. Мино и Густаво взяли бокалы и чокнулись. «Вкуснятина – подумал Мино, отпив из бокала, – не то, что у Жюли тогда. Значит была Жюли. Все это было правдой, моей реальностью. Все те прикосновения. Романтика на пароходике. Этот неприятный тип Винни. Эта злополучная игра в карты. Я ее не трогал. Она жива». – Да, – прочитал Густаво мысли Мино и с таинственным видом продолжил, – да, Мино, и я прекрасно описал от твоего лица твое знакомство и общение с Розой и Веней, известными тебе как Жюли и Винни. Их розыгрыш оказался более жестоким, чем я предполагал. Но это я все придумал, они ни в чем не виноваты. Представляешь, и все поверили, что ты – это я, или наоборот. Да, но интрижка с печальным концом не состоялась, вы опередили меня и успели полюбить друг друга. Я начал терять нити повествования. Тут еще эти «леониды». Когда-то я хотел написать сказку с их участием. Но время, в котором я живу, выдалось на редкость не сказочным, и я напрочь забыл о них. А теперь все вышло из-под контроля. Так бывает с произведениями, которые слишком пограничны, и нередко случается, что их персонажи теряются в гиперирреальности и переселяются из одного неразгаданного мира в другой. Лишь бы не в реальный, конечно. Уж там-то точно делать нечего. И все же теперь, Мино, я не в праве тебя задерживать: загляни в холодильник и возьми еще одну бутылку этого божественного напитка, два бокала и дуй в апельсиновую рощу. Там ты найдешь беседку, а в ней и ту, о которой все мысли твои. Мино не пришлось долго уговаривать. Он поспешил достать охлажденную бутылку, прихватил бокалы, и вышел из внутренней двери номера Густаво в сад и к окруженному им бассейну, а потом скрылся в парке с рощей, где каждый апельсин мнил себя отдельной планетой. Встреча Роза Бонкур уже несколько дней проживала в гостинице «Футур». Ей достался номер для новобрачных на втором этаже, где ночи ей были милее дней. Он соседствовал с номером для семей с детьми, который Роза занять не решилась за неимением оных, хотя он и был просторным, но менее романтичным. И больше на втором этаже номеров не было. На первом этаже было три стандартных номера и один нестандартный, но он уже был занят, как уверял консьерж, весьма нестандартным посетителем. И консьерж был весьма своеобразен. Он просто сверлил тебя глазами. И Роза однажды после завтрака, собираясь прогуляться по парку, у выхода из гостиницы мельком взглянула на консьержа и, озадаченная его испепеляющим взглядом, решилась все-таки спросить: – Что ж ты в меня так взглядом впился? – Я – брат Марты из Даугавпилса! – услышала она в ответ. – Ах вот как, – продолжила беседу Роза, прекрасно зная, какая роль в ее постыдной затее была отведена Марте из Даугавпилса. – Что ж вы, не уследили, упустили Мино… И чего ему не хватало, живи себе, пиши. – Как заученную скороговорку, выдала Роза и мгновенно покраснела, стыдясь своих слов. – А не вы ли та самая Роза Бонкур, представлявшаяся Мино как Жюли де Блуа? – Возбудился брат Марты из Даугавпилса. – Да, это я… – О, великий Густаво Флорес с вас писал этот прекрасный образ… Так может быть, вы еще и та самая Илона, которую, в свою очередь, Мино воспел в своей книге? Мы с Мартой прям видели, как он заполнял буквами страницы блокнота. – Не преминул поинтересоваться у Розы брат Марты из Даугавпилса. – Какая еще Илона? – недоуменно переспросила Роза. – Ах, вы не знаете, ну ладно, не важно. – Заставил Розу задуматься брат Марты из Даугавпилса. Роза задумалась. – Но все разрешится наилучшим образом. Мы с Мартой сейчас здесь недалеко остановились, снимаем комнатушку в домике, в другом, в котором Лорка родился. Нам Густаво разрешил. – Продолжал тараторить брат Марты из Даугавпилса. – Какой еще Густаво? – в очередной раз изумилась Роза. – Ах, так вы не в курсе, ну ничего, все прояснится. Вы главное не волнуйтесь. Все утрясется, образуется, уляжется, как буря в стакане. – Принялся успокаивать Розу брат Марты из Даугавпилса. – Да что вы несете? – злилась Роза. – То, что я несу, вам не поднять. У меня сестра, Марта, и ей нужна помощь. Она совсем занемогла, когда Мино ушел. И флягу с собой прихватил. Так, видимо, у них, у писак, принято. Полный шаусмас. – Ничего не смущаясь, делился брат Марты из Даугавпилса своими переживаниями с Розой. – Но вот что я вам скажу, – продолжил он, – Мино уже здесь. Он прибыл со своей свитой. Его номер на первом этаже. Налево по коридору вторая дверь справа, один из стандартных номеров. У меня и ключ есть. И вот о чем я вас попрошу, милая Роза. Фляга в его номере, она очень нужна моей сестре, жизненно необходима. Здесь алкоголь дорогой, а зарплата у меня маленькая, а в той фляге коньяк. Просто он в ней никогда не заканчивается. Это Густаво придумал, умница. А сестре надо по чуть-чуть принимать каждый день. Доктор прописал. У нее астма, бронхи, караул, ревматизм, полный шаусмас. Принесите мне флягу. Я сам не могу. Мне запрещено. Густаво так решил. Он хотел, чтобы это сделали вы. Я вам открою дверь. Мино сейчас у Густаво. Знакомится с создателем. Принесите, прошу вас. На ней буквы начертаны «АВК». Не ошибетесь. – Что за бред? И не подумаю! – с гордым и неподкупным видом заявила Роза, но подумала. И вышла из гостиницы в благоухающий парк с садами и аллеями, беседками и бюветами, и апельсиновой рощей, где плоды тосковали по взглядам поэта с балкона. Но слышалось что-то в роще, будто шептать начинали ей апельсины те: «Роза, иди туда, к тому, кто любит тебя». Роза списала на усталость появление звуковых галлюцинаций и, присев на скамейку в беседке, начала поддаваться сну. «Ну и ну!» – подумали апельсины. – «Мы тут о самом важном в жизни ее, понимаешь, шепчем ей, а она, жертва дневного сна, и слушать не хочет нас. Ну, мы ей тогда споем!» 1-ый апельсин: Вставай, красавица, ну что ж ты тут расселась! 2-ой апельсин: Давай скорей, пока консьерж на месте! 3-ий апельсин: Он проведет тебя туда, куда б хотелось попасть гипотетической невесте! Три апельсина (хором): Вставай, милая наша, вставай! Попку свою поднимай! Большего достигай! И как дневной лунатик под гипнозом Роза в полудреме встала и пошла обратно в гостиницу, где за стойкой, казалось, поникший, брат Марты из Даугавпилса, увидев идущую к нему Розу, вновь духом воспрянул. – Где я? Что я? – приходя в себя, забормотала Роза. Брат Марты из Даугавпилса подхватил слегка пошатывавшуюся Розу и побрызгал водой ей в лицо из ручного опрыскивателя для цветов. – Прекратите, мокро же, – отчаянно отмахивалась Роза от струй воды, окончательно приходя в себя. – Налево по коридору, вторая дверь справа, – бормотал брат Марты из Даугавпилса. Он довел Розу до двери, открыл ее и буквально втолкнул Розу в комнату, сопровождая эти действия фразой: – Фляга, не забудьте, милая. Густаво так решил, на вас вся надежда. Принесите мне ее. На ней буквы «АВК». Не ошибетесь. Роза, уже не понимая, под действием гипноза ли она находится, или некие неведомые ей силы руководят ее телом и сознанием, провалилась в итоге, как в загадочную бездну, в комнату Мино, в которой он еще не успел побывать, но где уже хранилось все, что он нажил в качестве странника по европейским просторам, а именно, холщовая сумка с похабными надписями на ней, вещами для жизни в ней, флягой с чем-то булькающим внутри и источающим свет блокнотом. Сумка лежала на прикроватной тумбочке. Памятуя о просьбе консьержа, Роза моментально вытащила из сумки флягу, осмотрев ее и обнаружив на ней буквы «АВК», бросила на постель, и притягиваемая светом, лившимся из блокнота, аккуратно извлекла его из сумки. И вот он уже на ее ладонях. Роза боялась ослепнуть, открывая его. Но свет был щадящим, нежным и разноцветным. Таких красок она не видела никогда. Она присела на краешек кровати, открыла блокнот и погрузилась в чтение «Топика Илоны». С первых же прочтенных строчек в голове Илоны заискрились мысли и ответы на вопрос «в чем смысл жизни?». Она осознала, что свет тянется к свету, а, поскольку ничего светлее дня и представить было невозможно, ее опять потянуло в сад, в рощу, к апельсинам, пропитанным солнцем и к солнцу, пропитанному вселенской энергией. Машинально захватив с собой флягу одной рукой и впившись в блокнот другой, Роза вынырнула из номера Мино и опять шла по коридору, освещаемому не только просачивающимися сквозь немногочисленные окна солнечными лучами, а и в первую очередь светом, вырывавшимся из блокнота Мино, шла в холл, где от радости преобразился брат Марты из Даугавпилса, ловко поймавший флягу, которую в него, как заправский питчер, метнула Роза и выпорхнула из дома, вновь погрузившись в свет дня. В то же время Мино, вдохновленный Флоресом, легкой походкой, а порой вприпрыжку, то ускоряясь, то замедляясь, не выпуская из рук бокалы и бутылку шампанского, приближался к беседке в апельсиновой роще. А время в то время расширялось и сужалось, чтобы у каждого было время прийти к тому, к чему каждый стремился прийти.