Роза: (принимает цветы от Сесиль и передает их Мино, тот начинает раздавать по цветочку всем присутствующим) Мамочка, милая, знаю, что было все так, будто мир наш и мы, в нем живущие, точно сошли с ума. Густаво: Этот мир создан мной. Хор: Ой! Сесиль: (Густаво) Это не сон, нет больше сна, но помню я, что ты во сне приходил ко мне! Хор: Да, он такой! Нарушить покой он может, вдруг приходя извне! Мино: (Розе) Я начинаю идти в никуда, и нужна мне любовь твоя! Роза: (Сесиль) Мама, так вышло, что с ним, с этим юношей я покидаю тебя. Но я уверена, что ты поймешь меня. Хор: Роза росла без отца и уверена, что мать поймет ее. Сесиль: (Густаво) Что же ты делаешь, как смеешь дочь мою ты уводить во тьму? Густаво: (Сесиль) Приняли самостоятельно Роза с Мино то решение. Мино и Роза: (всем) Да, мы хотим уйти! Нами непознанный и неизведанный ждет нас реальный мир. Теодор и Йонас только и успевали поить гостей. Мария Дискобар, очерченная лазером и освещенная стробоскопами, периодически выкрикивала «Йоу». Зеркальные шары сверкали в бокалах, народ веселился. Вероника, расчувствовавшись, решает запеть вновь. Ее поддерживает Сесиль, а также Мино и Роза. Сплав молодости и зрелости завораживал невольных зрителей и слушателей. Вероника: Звезда скитаться не может вечно, парить в пространстве остроконечно. Сесиль: Летит она туда, где нет ни света, ни тьмы. Роза и Мино: Тогда зачем же она нам снится, зачем тогда с ее светом слиться желание в нас рождается вдруг и мучит в ночи? Вероника: Мечта о дальних мирах, как бегство, вскрывает несовершенство детства. Сесиль: Она всегда о том, о чем не знает никто. Роза и Мино: Тогда зачем же мы ею грезим, зачем изнежиться в ней до нельзя пытаемся мы, влюбляясь в нее, как в некий фантом? Вероника: Слова о вечном всегда, как стрелы, сердца безумцев под их прицелом. Сесиль: Вонзаются они в сердца, рождая любовь. Роза и Мино: А после вовсе слова бессильны, с успехом их заменяют ливни, но если любовь уходит от нас, нас ждет только боль. Роза, Мино, Сесиль и Вероника: И вовсе после слова безмолвны, с успехом их заменяют волны, но тот, кто любил, вновь страстно любить до боли готов. Герои пели и выполняли изумительные танцевальные движения. Обстановка накалялась, феромоны витали в воздухе. Стопки коктейльных наборов «времена года», «неделька», «двенадцать месяцев» молниеносно опустошались гостями. Йос курил две сигареты одновременно, уверяя всех в том, что эти две сигареты любят друг друга посредством его губ. Анауран парил порой над бассейном, но чаще над баром в позе лотоса. Миссинг предсказывал, а Пропаганди пропагандировала свободную любовь. Мария Дискобар звенела, Пан Гилка и Сэр Ветка пребывали в дзэне. Остальные танцевали, целовались, пили и курили. Пока вечеринка не погрузилась в хаос, Густаво подошел к Мино и Розе, чья песенка уже, похоже, была спета. – А теперь отойдем ненадолго, – обратился к ним Густаво Флорес. Они отошли в сторонку, подальше от бассейна, бара, диджейского пульта и раскрепощенных людей, начинавших устраивать разного рода безобразия. – Вы не передумали? – строго поинтересовался Густаво. – Нет! – уверенно одновременно прозвучали голоса Розы и Мино. – Не дай вам я оказаться там без вашего на то обоюдного волеизъявления! – принялся тоном нравоучителя излагать свои мысли Густаво. – Там все по-другому устроено. Нужно понимать, что там вы столкнетесь с тем, что не подлежит объяснению. К тому же, там изобретены такие ужасные вещи, как коммунизм и капитализм, анархия и демократия, конституция и геноцид, американский футбол и театр абсурда. Там придумано множество религий. – Мы знаем, что это такое, – предположили Роза и Мино. – Нет! Не знаете! – твердостью в голосе Густаво разрушал их догадки. – Там поклоняются идолам, как если бы вы поклонялись мне. Вы же здесь, внутри моей литературы, общаетесь со мной как с равным себе. И я приветствую это. А там – роковая пустота. Знайте об этом. – Лишал Густаво Флорес своих персонажей возможности перечить ему. – И там вам, кстати, придется побеждать самих себя. Постоянно. Ежесекундно. – Теперь мы Илона и Уле! – несмотря ни на что, в унисон отвечали Мино и Роза. – Мы не можем здесь оставаться, нас влечет к себе куда более важный и неизвестный мир. – Да, да. Я все понимаю, – соглашался Густаво, – вы правы, а я не имею права чинить вам препятствий. Вы очень похожи на Патрицию и Фабриса. Боюсь, вам известно, что судьба их неизвестна. Они сгинули, исчезли, растворились сразу после перемещения, и я не был в состоянии что-либо предпринять, чтобы разыскать их, убедиться в том, что они живы. В реальном мире я бессилен. – Чему быть, того не миновать. – Подметил Мино. – Раз на раз не приходится. – Его поддержала Роза. – Точно не хотите? – не унимался Густаво. – Нарожали бы цветов жизни. Родится девочка – назовете Лилией. А родится мальчик – Нарциссом наречете. А там еще неизвестно, получится ли… Да и сексом вы там, как здесь, не позанимаетесь, это я вам точно говорю, – Густаво все еще пытался искать весомые доводы в защиту своей позиции, хотя уже понимал, что зря. – Похоже, ты презираешь людей, – Мино неожиданно ощутил значимость сказанного, но моментально расстался с этим ощущением, услышав ответ. – Мне слишком дорого обходится любовь к ним. – Ответил Густаво. Мино и Роза переглянулись, но отступать некуда. Решение принято. – Что ж, прощайте! – сдался Густаво и добавил, – еще раз напомню: смерть там настоящая, – помолчал полторы секунды и добавил, – однако, над поверхностью Солнца там случаются корональные дожди невероятной красоты. Но вам их все равно не увидеть невооруженным глазом. Все скоро случится. Потерпите. Как я и говорил, есть у меня две подходящие кандидатуры, и мое «я» обменом уже занимается. А теперь вернемся к гостям. Густаво Флорес, Роза и Мино вернулись к гостям как раз в тот момент, когда Луис Лауренти III, супермладший, и Канье Уэст завершили исполнение песенки Puttin’ On the Ritz. Награжденные овациями глотающих коктейли гостей, они растворились в светских беседах. Напоследок Роза, уже считавшая себя Илоной, выиграла конкурс мокрых маек, Мино, уже именовавший себя Уле, успел выиграть конкурс мокрых трусов. И вот после очередного тоста за все хорошее Роза и Мино уже стояли обнаженные на краю бассейна. Благоухало сексом и вечностью. Густаво Флорес подошел к Марте из Даугавпилса, прижимавшей к груди флягу с чем-то булькающим внутри. – Время пришло, – посмотрел он Марте в глаза и взял из ее рук флягу. Марта не проронила ни слова, понимающе отдавая флягу Густаво. Купающиеся покинули бассейн, который постепенно наполнялся неестественным светом. Казалось, что в нем странным образом отражается вся история человечества. Густаво открыл и протянул флягу Розе. Послышался голос Ивана Баданды, а потом и других космических мигрантов. Иван Баданда: Свет ли блуждает в пространстве бассейна? Рауль Лоховелло: Нет вам дороги назад, час настал.