— Я в этом не уверена, — объявила экономка. Перри Мейсон разлил черный и дымящийся кофе. — Дайте мне какой-нибудь поднос, — попросил Мейсон. — Я отнесу кофе сержанту Хоффману и Карлу Гриффину, а вы можете подать кофе наверх остальным. Миссис Вейтч молча вручила ему поднос. Мейсон поставил на него три чашки с кофе и отправился через столовую назад в гостиную. Сержант Хоффман стоял, широко расставив ноги и наклонив голову вперед. На одном из стульев сидел поникший Карл Гриффин. Лицо его раскраснелось, а глаза все также оставались налитыми кровью. Сержант Хоффман как раз что-то говорил, когда Перри Мейсон вошел, держа поднос с кофе. — Вы совсем не так отзывались о ней, когда только приехали. — Я тогда был пьян, — ответил Гриффин. Хоффман внимательно посмотрел на него. — Люди часто говорят правду в пьяном виде и скрывают свои истинные чувства, когда трезвы, — заметил полицейский. Карл Гриффин приподнял брови, вежливо показывая свое удивление. — Правда? Я никогда не замечал за собой ничего подобного, — сказал он. В этот момент сержант Хоффман услышал за спиной шаги Мейсона, развернулся, и, при виде чашек с дымящимся кофе, широко улыбнулся. — Спасибо, Мейсон. Вы очень кстати. Гриффин, выпейте кофе. Сразу почувствуете себя лучше. Гриффин кивнул: — Пахнет восхитительно, но я и так уже нормально себя чувствую. Мейсон подал ему чашку. — Вы что-то знаете о завещании? — неожиданно спросил сержант Хоффман. — Если не возражаете, я предпочел бы не отвечать на этот вопрос, сержант, — сказал Гриффин. Хоффман взял у Мейсона чашку. — Я как раз возражаю, — заявил полицейский. — Я хочу, чтобы вы ответили на этот вопрос. — Мой дядя оставил завещание, — признал Гриффин. — И где оно? — спросил Хоффман. — Этого я не знаю. — Тогда откуда вам известно о его существовании? — Дядя сам мне его показывал. — Все имущество наследует его жена? Гриффин покачал головой. — Насколько мне известно, она ничего не наследует, кроме суммы в пять тысяч долларов. Сержант Хоффман приподнял брови и присвистнул. — Это заставляет посмотреть на дело под другим углом, — заметил он. — Каким углом? — не понял Гриффин. — Дело принимает совсем другой оборот, — пояснил Хоффман. — Она жила здесь и полностью зависела от него. Жена могла существовать безбедно жить такой жизнью только до тех пор, пока был жив мистер Белтер. После его смерти она практически оказывается на улице. Без гроша за душой. — Насколько мне известно, они не очень хорошо ладили, — сообщил Гриффин, поясняя оставленное его дядей завещание. — Это еще ни о чем не говорит, — задумчиво сказал Хоффман. — В подобных случаях мы, прежде всего, стараемся выяснить мотив. Мейсон широко улыбнулся Хоффману. — Неужели вы серьезно могли предполагать, что миссис Белтер убила своего мужа? — спросил он с таким видом, словно сама мысль об этом вызывала смех. — Я провожу предварительное расследование, Мейсон, для того, чтобы установить, кто мог его убить. При расследовании таких дел мы всегда ищем мотив. Мы пытаемся выяснить, кто выигрывает от смерти жертвы. — В таком случае, как я предполагаю, подозрение должно пасть на меня, — объявил Гриффин трезвым голосом. — Что вы хотите этим сказать? — спросил Хоффман. — По условиям завещания я наследую практически все, — медленно сказал Гриффин. — Я не делаю из этого особого секрета. Дядя Джордж любил меня больше, чем кого-либо другого. То есть он симпатизировал мне настолько, насколько вообще позволял его характер. Я сомневаюсь, что он вообще был способен по-настоящему любить кого-то. — А вы как к нему относились? — спросил Хоффман. — Я уважал его ум, — ответил Карл Гриффин, тщательно подбирая слова. — И высоко ценил некоторые черты его характера. Он был одиноким человеком, жил довольно уединенно. Дело в том, что он очень остро реагировал на любую ложь. — Но почему это толкало его на жизнь в уединении? — спросил сержант Хоффман. Гриффин пожал плечами. — Если бы вы обладали таким же умом, каким обладал мой дядя, вам не потребовалось бы задавать этот вопрос, — заметил он. — Джордж Белтер был невероятным интеллектуалом. Он каждого человека видел насквозь и сразу же мог распознать ложь и лицемерие. У него не было друзей, он не искал ни у кого поддержки, потому что был самодостаточной личностью. Его единственной страстью была борьба. Он сражался со всем миром и с каждым человеком, которого встречал на своем жизненном пути. — Но только не с вами? — уточнил сержант Хоффман. — Нет, со мной он не сражался, — признал Гриффин. — Дело в том, что мне было плевать на него и его деньги. Я не обхаживал его и не целовал ему ноги. Я никогда его не обманывал, всегда говорил то, что думаю. Я был с ним честен. Сержант Хоффман прищурился. — А кто его обманывал? — спросил полицейский. — Что конкретно вас интересует? — Вы сказали, что он любил вас потому, что вы его не обманывали. — Так и было. — Вы подчеркнули, что именно вы не обманывали. — Я не обманывал. Но и ничего не подчеркивал. — А как насчет жены? Он любил ее? — Я не знаю. Мы это не обсуждали. — А она его обманывала? — спросил сержант Хоффман. — Откуда мне знать? Хоффман не спускал глаз с молодого человека. — Вы не слишком-то стараетесь помочь следствию, — задумчиво произнес сержант. — Но раз не хотите говорить, тут уж ничего не поделаешь. — Я расскажу все, что знаю, сержант, — воскликнул Гриффин. Сержант Хоффман вздохнул. — Вы можете точно сказать, где находились в момент, когда было совершено убийство? Лицо Гриффина залил румянец: — Мне очень жаль, сержант, но я не могу. — Почему? — Во-первых, я не знаю, когда было совершено убийство, во‐вторых, даже если вы мне назовете время, я не смогу вспомнить, где я был. Сегодня я хорошо покуролесил и перебрал. В начале я проводил время в обществе одной девушки, а расставшись с ней, заглянул еще в пару злачных мест, уже без нее. Когда я собрался домой, спустило чертово колесо, и я знал, что слишком пьян для того, чтобы поменять его самому. Я пытался найти какую-нибудь автомастерскую, надеясь, что хоть одна будет открыта, но в такой дождь все закрылись. Поэтому я решил ехать домой, но добирался сюда, как мне показалось, целую вечность. — Действительно, колесо порвано в клочья, — признал сержант Хоффман. — Кстати, кто-нибудь еще знал про завещание вашего дяди? Кто-нибудь еще, кроме вас, его видел? — Да, мой адвокат, — ответил Гриффин.