— Слышали ли вы тогда, что молодая женщина, которая лежала на диване, когда вы вошли в дом, возвращаясь из кино, заявила, что узнает человека, который выбежал из кабинета, если снова его увидит? — Да, сэр. Я слышал, что есть такая свидетельница. — Она находилась в погруженном во мрак помещении. Свет падал у нее из-за плеча, ее лицо оставалось в тени, но лицо мужчины после того, как она сорвала с него маску, как раз оказалось освещено. — Да, я тоже это слышал. — С какой целью вы задаете эти вопросы? — встрял Бергер. — Пытаетесь добиться внесения в протокол свидетельства с чужих слов? Мы протестуем против упоминания всего, что могла сказать Хейзел Фенвик. — Это часть res gestae[23], — сказал Мейсон. — У меня есть право проверить, как хорошо свидетель помнит все, что произошло сразу же после того, как он вошел в дом. — Но только с целью проверки, насколько хорошо он это помнит, а не с целью установления, что произошло, — заметил Бергер. — Я об этом его и спрашиваю. — Хорошо. Если проводимый вами допрос не выйдет за рамки этой цели, я не стану возражать. Мейсон повернулся к Коулмару: — Если человек надевает маску, то делает это потому, что ему нужно скрыть запоминающиеся или отличительные черты его лица, не так ли? — Этот вопрос, господин адвокат, требует от свидетеля делать заключение, — сказал судья Винтерс. — Я не буду выступать с возражением, — подал голос Бергер. — Господин адвокат может задать этот вопрос. — Спасибо, — поблагодарил Перри Мейсон. — Это только предварительные вопросы. Я просто хотел обратить внимание свидетеля на пару моментов, чтобы должным образом подготовить его к другим вопросам, которые я намереваюсь задать позднее. — Задавайте вопросы, господин адвокат, раз сторона обвинения не возражает, — сказал судья Винтерс. — Не показалось ли вам невероятным, что человек, использующий маску, чтобы закрыть отличительные черты своего лица, оставляет открытой пустую глазницу, сделав соответствующее отверстие в маске, и таким образом раскрывает самую запоминающуюся черту, а именно отсутствие глаза? — спросил Мейсон. — Я не знаю, почему он это сделал, сэр, — ответил Коулмар. — Я просто спрашиваю вас, не показалась ли вам в то время несуразной или странной эта часть рассказа мисс Фенвик. — Не думаю. Нет, сэр. — Очевидно, что выстрел, послуживший причиной смерти, был сделан из револьвера, спрятанного под одеялом, которое приглушило звук. Правильно? — Да. — Очевидно, что человек в маске не мог зайти в кабинет мистера Бассета с одеялом в руках и подойти к нему достаточно близко, чтобы выстрелить. Мистер Бассет не мог не насторожиться, не почувствовать опасность. Правильно? — Да, предполагаю, что так. — Судя по положению, в котором было найдено тело мистера Бассета, похоже, что когда в него выстрелили, он сидел за письменным столом — и просто рухнул лицом вперед. Он не сопротивлялся, не выхватил собственный револьвер, который находился у него в кобуре под мышкой. Так? — Ваша честь, это дискуссионные вопросы и требуют от свидетеля строить предположения и делать заключения, — перебил Бергер. — Этот свидетель не является экспертом и… Перри Мейсон любезно улыбнулся: — Я думаю, что господин окружной прокурор абсолютно прав. В задней части зала суда поднялся шум. Там явно что-то происходило. Люди поворачивались, пытаясь понять, что случилось, ворчали и высказывали недовольство. Перри Мейсон заговорил громче, чем обычно, чтобы привлечь внимание суда, и зрители слушали его, а не смотрели в заднюю часть зала. — Ваша честь, вы должны понимать, что этот свидетель поставил обоих обвиняемых в компрометирующее положение. Поэтому я считаю, что имею право допросить его о мотивах и… Шум в задней части зала суда усилился, там заговорили на повышенных тонах: — Расступитесь! Освободите проход для полиции! Судья Винтерс постучал молоточком по столу, но сам смотрел в конец прохода, и на его лице явно боролись противоречивые чувства: раздражение судьи, которому мешают работать, и простое человеческое любопытство. Бергер вскочил на ноги, но Мейсон закричал еще громче: — Ваша честь, я требую внимания этого свидетеля и суда, я требую, чтобы они не отвлекались от перекрестного допроса, который я веду. Если по какой-то причине это невозможно, я требую, чтобы свидетель покинул место для дачи показаний до тех пор, пока у меня не будет возможности допросить его, когда ничто не отвлекает внимание и свидетеля, и суда. — Ваша честь, я собирался предложить то же самое, — сказал Бергер спокойным голосом. — Нас прервали, но этого никак нельзя было избежать. Я хотел предложить, чтобы этого свидетеля отпустили и… Судья Винтерс несколько раз ударил молоточком по столу. — Тихо! — закричал он. — Или я прикажу всем покинуть зал суда. — Я — офицер полиции, — произнес мужчина в задней части зала. — Мне нет дела до того, кто вы, — закричал судья Винтерс. — Вам будет выписан штраф за неуважение к суду. Сейчас идет слушание дела. — Ваша честь, я не возражаю против того, чтобы свидетель покинул место для дачи показаний, — одновременно настойчиво и очень вежливо заговорил Бергер. — На самом деле я прошу освободить этого свидетеля от дачи показаний. Сейчас в зал суда войдет очень важная свидетельница. Я хочу допросить ее, а после того, как я закончу допрос, я думаю, что больше не потребуется вызывать никаких свидетелей. Все станет ясно. Кроме, возможно, участия миссис Бассет в преступлении. Я думаю, что эта свидетельница определенно решит дело против Брунольда. — Я возражаю против этого заявления, как неправомерного, спорного и считаю его не соответствующим принятой процедуре, — закричал Мейсон. — Вы просто создаете дымовую завесу, чтобы отвлечь внимание! — заорал раскрасневшийся Бергер. — Через несколько минут вам будет о чем беспокоиться… — Тихо! — перебил судья Винтерс. — Я призываю всех, находящихся в зале суда, к тишине. Я не допущу, чтобы окружной прокурор и адвокат переходили на личности. Оскорбительные замечания и выпады друг против друга недопустимы. Все замолчите, или я прикажу покинуть зал суда! В зале стало относительно тихо. Раскрасневшийся Бергер сказал, запинаясь: — Ваша честь, я вел себя неподобающим образом. Я прошу у суда прощения… — Ваши извинения не принимаются, — суровым тоном ответил судья Винтерс. — Суд уже предупреждал вас о том, что вы не должны переходить на личности и не должны делать выпады против господина адвоката лично. Так, объясните, что вы хотите. Бергер взял себя в руки, приложив усилия, и заговорил напряженным и натянутым голосом: — Я хочу отозвать мистера Коулмара, чтобы освободить место для показаний другой свидетельницы. И также я хочу попросить вас объявить перерыв на несколько минут. — Если прокурор хочет пригласить эту свидетельницу для дачи показаний в суде, то должен быть готов сделать это, не допрашивая ее вначале наедине, — заявил Мейсон. — Ваша честь, эта свидетельница враждебно настроена. Она специально покинула юрисдикцию этого суда. Мне придется допрашивать ее как свидетельницу, дающую показания в пользу противной стороны. Но она может сообщить очень ценную информацию. — Вы имеете в виду Хейзел Фенвик? — уточнил судья Винтерс. — Да, Ваша честь. Судья Винтерс кивнул: — Мистер Коулмар, вы можете покинуть место для свидетельских показаний. Пусть мисс Фенвик пройдет вперед. — Полицейским придется расчищать путь, Ваша честь. Проходы заполнены, — кивнул на них Бергер. — Освободите проходы! — Есть вы объявите перерыв на несколько минут… — умоляюще посмотрел на него Бергер. Судья Винтерс колебался мгновение, потом сказал: — Объявляется перерыв в заседании на пять минут. Двое полицейских стали проталкиваться сквозь собравшихся в проходах зрителей. Между ними находилась женщина с бледным как мел лицом. Судья Винтерс встал и с любопытством разглядывал ее несколько секунд, потом скрылся за дверью, завешанной черной шторой. Все собравшиеся в зале повернулись, чтобы рассмотреть стройную темноволосую молодую женщину. Она один раз бросила на Перри Мейсона умоляющий и страдальческий взгляд, потом быстро отвернулась. Полицейские подталкивали ее вперед. Кто-то открыл дверцу ограждения из красного дерева, за которым находились участники процесса, и женщина вошла в часть зала суда, отведенную для прокурора, адвоката и их помощников. Бергер приблизился к ней с обаятельной, располагающей улыбкой. Зрители в зале суда тянули шеи вперед, пытаясь разглядеть, что происходит. Те, кто не могли этого увидеть, пытались прислушиваться. В зале не шумели, не слышался гул возбужденных голосов, типичный для перерыва во время слушания важных дел об убийстве. Фактически слышался только шорох одежды и напряженное или учащенное дыхание. Бергер огляделся вокруг, оценивая обстановку, потом подхватил Тельму Бевинс под локоть, отвел в угол зала суда, где находился стол судебного стенографиста, и начал что-то нашептывать ей. Она упрямо качала головой. Бергер сурово посмотрел на нее, шепотом выдал несколько явно гневных замечаний, потом задал еще несколько вопросов. Она уже собралась взглянуть на Перри Мейсона, но вовремя остановилась и даже не повернула голову в сторону адвоката, снова посмотрела на Бергера и плотно сжала губы. Хриплый шепот уроз Бергера смогли услышать люди, сидевшие в первом ряду: — Если вы продолжите свои фокусы, я отправлю вас в место для дачи показаний и заставлю вас говорить. Под присягой не отвертитесь. Это предварительное слушание. Все, что вы скажете в связи с этим делом, крайне важно. И я выдвину против вас обвинения в лжесвидетельстве, если станете лгать, а судья отправит вас в тюрьму за неуважение к суду, если будете молчать. Она так и не разжала губы. Бергер помрачнел. Он гневно смотрел на Перри Мейсона, сидевшего за столом, отведенном адвокату. Тот выглядел беззаботным и спокойно закурил. Бергер достал часы из кармана и сказал тем же хриплым голосом: — Даю вам еще один шанс. У вас есть шестьдесят секунд, чтобы начать говорить, и сказать все. Начинайте!