— Она спокойно рыла яму, причем очень глубокую яму. Никаким садом она не занималась. Она держала в руках лопату и выкапывала яму. — Дальше, — сказал Мейсон. — И как раз когда я за ней наблюдала, она взяла какие-то пакетики, небольшие бумажные пакетики, бросила их все в яму и начала закапывать. Вначале она забросала яму землей, потом взяла кусок грунта, который вначале вырезала, и аккуратно приладила его на прежнее место. Все получилось очень ровно, будто там никто и не копался. — И что случилось после этого? — спросил Мейсон. — Все это время я стояла у окна и наблюдала за ней. Я обычно не сую нос в чужие дела, мистер Мейсон, но мне свойственно нормальное, здоровое человеческое любопытство. — И что вы сделали? — Я спустилась вниз по лестнице и поймала эту скромную маленькую лицемерку до того, как она успела избавиться от лопаты. — Что именно вы сделали? — Я спросила, чем она занималась, а она ответила, что когда нервничает, ей обязательно нужно выйти в сад и заняться цветами. Она выкопала какие-то растения, разрыхлила землю и рассадила их по-новому, так им будет лучше и они будут радовать глаз на следующий день. Она сама отдохнула, расслабилась, теперь может ложиться спать и проспит двенадцать часов. — Что вы ей сказали? — Я попросила показать мне, что она пересаживала. Я сказала, что хочу посмотреть, что у нее получилось. — И? — Вы знаете, мистер Мейсон, она всегда производила впечатление тихой, скромной, робкой женщины, которой можно помыкать, но видели бы вы ее тогда! Она стала упрямой как ослица. Она не встречалась со мной взглядом, но и не двинулась с места, словно кирпичная стена. Сказала мне своим тихим голосом, что на самом деле это неважно, я просто расстроена и перенервничала из-за ночного путешествия и мне следует вернуться в дом. — И чем дело кончилось? — Я вышла из себя и спросила, почему она мне врет. Я спросила, почему она выкопала эту яму, а она ответила, что никакой ямы не копала. — Что вы сделали в ответ на это? — Я выхватила лопату у нее из рук и пошла к тому месту во дворе, где она копала. — Как отреагировала миссис Дейвенпорт? — спросил Мейсон. — Тогда ей, конечно, пришлось признаться, что она все-таки там копалась, но ей совершенно не было стыдно, и она даже голоса не повысила. Сказала только: «Тетя Сара, не надо этого делать», я спросила, почему, а она ответила: «Потому что я постаралась очень аккуратно положить грунт поверх той ямы, чтобы ее никто не заметил. Если вы его тронете, то будет заметно, что там что-то недавно зарывали». — И что было потом? — Я спросила у нее, что она закопала. Как вы думаете, что она мне ответила? — И что же? — Пакетики с мышьяком и цианистым калием. Каково, а? — Продолжайте, — спокойно попросил Мейсон. — У этой маленькой нахалки хватило наглости стоять там и объяснять мне, что она экспериментировала с различными типами опрыскивателей — боролась с вредителями, которые портят цветы. У нее были очень ядовитые «активные ингредиенты», как она их назвала. Мышьяк она покупала сама. Цианистый калий она получила в лаборатории своего мужа на рудниках. Она экспериментировала с этими опрыскивателями, пытаясь уничтожать разные виды вредителей, но теперь испугалась, что ее коллекция ядов может вызвать ненужные вопросы. Вдруг кто-то начнет искать у нее яды, раз появилась мысль об отравлении. Она сказала, что при сложившихся обстоятельствах посчитала, что для нее будет лучше избавиться от этих ядов. — И что вы сделали? — спросил Мейсон. — Наверное, мне следует сходить на прием к психиатру, чтобы мне голову проверили. Я ей поверила! Она даже ни разу голоса не повысила. Она была так мила, серьезна, абсолютно не волновалась, в общем, вела себя как обычно, и я позволила ей себя убедить. Мне даже снова стало ее жалко. Я сочувствовала ей и даже сказала, что не могу понять, как ей удается оставаться спокойной после всего, что пришлось пережить. У любого другого человека была бы истерика. Я обняла ее, и мы вместе вернулись в дом. Я поднялась наверх и легла, только начала засыпать — кто-то принялся барабанить в дверь. Пришла экономка и сообщила нам, что там полиция, которая хочет немедленно нас видеть по крайне важному делу. — И что же это было за крайне важное дело? — Оказалось, что после проведения химического анализа эксперт из офиса коронера обнаружил мышьяк в теле Гортензии, и окружной прокурор хочет допросить Мирну. — И чем все закончилось? — Они забрали Мирну и повезли в окружную прокуратуру. — Вам задавали вопросы? — Спросили, сколько времени я нахожусь в доме, я ответила. Потом задали еще несколько вопросов, забрали Мирну и увезли в окружную прокуратуру. Меня даже не пытались. — Как Мирна это восприняла? — спросил Мейсон. — Как она вообще все воспринимает, — ответила Сара Энсел. — Вела себя тихо и спокойно, как мышка. Голос не повышала. Сказала, что с радостью поедет в прокуратуру, но ей хотелось бы немного поспать, потому что она всю ночь на ногах из-за болезни мужа. — И что было потом? — Больше я ничего не знаю. Ее увезли. Но я задумалась о случившемся, вспомнила про конфеты, которые ел Эд Дейвенпорт. Они лежали у него в чемодане. Видите ли, мистер Мейсон, Мирна мне говорила, что всегда сама собирает ему чемодан, когда он отправляется в поездки. Она говорила, что он такой беспомощный — одежду даже не умеет сложить. — Не вижу здесь ничего необычного, — заметил Мейсон. — Большинство жен собирают чемоданы своим мужьям. — Да, конечно, но это значит, что она упаковывала и конфеты. Поэтому, когда ее увезли, я принялась за поиски. Начала все потихонечку перерывать, просматривать и… — Что конкретно вы искали? — спросил Мейсон. — Что-то такое, что помогло бы разобраться с этим делом. — И вы пошли в ее комнату? — Да, конечно. — Что вы там нашли? — Коробку конфет у нее в бюро — точно таких же, как Эд Дейвенпорт возит с собой, когда отправляется в командировку. Вишни в шоколаде со сладким сиропом. Мирна сама сластена. Я помню, что пара таких коробок лежала в гостиной, и Мирна все время предлагала их мне. Я съела только две штучки — надо же беречь фигуру. Но вы понимаете, что это значит?! Боже праведный, а если она и меня пыталась отравить?! А если бы одна из конфет, которые она мне предлагала, была отравлена? Наверное, сама судьба водила моей рукой, когда я выбирала конфеты. А Мирна настаивала, чтобы я съела еще. Я отказалась из-за фигуры. Но вы понимаете, что было у нее на уме? Я еще подумала тогда, что она слишком навязчива. А когда я сейчас вспоминаю тот день, кажется, что эта негодяйка водила меня за нос. Она все время пыталась меня обмануть. Я теперь припоминаю множество мелочей, которые тогда казались неважными, но сейчас все они складываются в единую картину. Она убийца, отравительница, настоящая Лукреция Борджиа! Мейсон задумался на несколько секунд, потом сказал: — Разрешите мне задать вам несколько вопросов. Насколько я понял, вы обе все время находились вместе в Крэмптоне. Вы… — О, нет, это не так. Она оставалась наедине с Эдом, пока я принимала душ. Затем, вскоре после того, как врач объявил, что Эд скончался, и запер домик, я пошла звонить вам. Теперь я припоминаю, что когда шла обратно, я видела, как Мирна разговаривала с каким-то мужчиной. Затем они разделились. Я тогда не придала этому значения. Я подумала, что это, наверное, один из постояльцев, который выражал ей соболезнования, но теперь-то я понимаю, что это мог быть сообщник. Возможно, он влез в домик через окно. А после того, как он туда влез, он проявил смекалку и надел пижаму. Вероятно, он выкинул тело Эда из окна и затолкал в свою машину. Затем он подождал, пока не появится кто-то из постояльцев, который его увидит, вылез из окна, сел в машину и уехал. — Похоже, ваше отношение к Мирне внезапно переменилось, — заметил Мейсон. — Да, конечно. А как же иначе? С моих глаз упала пелена, мистер Мейсон. — Большое спасибо, что вы мне все рассказали. — Что вы собираетесь делать? — спросила Сара Энсел. — Пока не знаю. — Но зато я знаю, что собираюсь делать я. Я собираюсь из всего этого выпутываться. Я собираюсь сохранить свое доброе имя и репутацию. — Понятно, — сказал Мейсон. — Полагаю, что план ваших действий включает и обращение в полицию? — В полицию я не пойду, но скрываться от них не буду, если они сами придут ко мне. — А что вы собираетесь сказать им обо мне? — поинтересовался Мейсон. — Вы имеете в виду вашу поездку в Парадайс за письмом? Мейсон кивнул. Она решительно встретила его взгляд, смотрела сурово и мрачно. — Я собираюсь сказать им правду. — Я так и подумал, — сухо заметил Мейсон. — Мне кажется, мистер Мейсон, что вы не настроены на сотрудничество. — Я адвокат и сотрудничаю только со своими клиентами. — Вашими клиентами? Вы хотите сказать, что все еще собираетесь защищать эту женщину после всего, что она сделала, после того, как поставила вас в такое положение, после того, как она лгала вам и… — Да, я собираюсь ее защищать, — перебил Мейсон. — По крайней мере, я прослежу, чтобы ее дело слушалось в суде, приговор ей выносили в соответствии с действующим законодательством и чтобы при этом соблюдались все положенные процедуры. — Бывают же на свете такие дураки! — бросила Сара Энсел, встала со стула, с минуту стояла, гневно глядя на Мейсона, потом добавила: — Надо было предполагать, что я зря теряю время. С этими словами она повернулась и направилась к выходу, резко распахнула дверь, оглянулась через плечо и рявкнула: — А я еще пыталась вам помочь! Она вышла в коридор. Мейсон какое-то время смотрел на закрывшуюся дверь.