– Не знаю, Пол. Эти детективы загипнотизировали Бергера. Этот ключ – вещественная улика против Джулии. Он был слабенькой уликой до того, как я его взял, но сам факт, что я забрал этот ключ у Сакса, превратил его в важнейшее доказательство. Так что ситуация сложная. Увидимся. Он повесил трубку, вернулся в офис окружного прокурора, подошел к девушке за информационной стойкой. – Пожалуйста, передайте мистеру Бергеру, что Перри Мейсон согласен на проведение предварительного слушания по делу Джулии Браннер завтра в десять утра. У меня больше нет возражений. Глава 14 Судья Нокс кивнул Джорджу Шумейкеру, одному из самых способных судебных представителей окружного прокурора. – Вы можете начать представление доказательств в деле против Джулии Браннер, при договоренности с защитой, что свидетели будут допрашиваться по взаимному согласию и защита может отвести любой вопрос, который сочтет неуместным. – С защитой все оговорено, – кивнул Мейсон. – Мы вызываем Карла Смита, – начал Шумейкер. Крепкий мужчина в униформе таксиста выступил вперед, поднял руку, прошел присягу и занял трибуну для свидетелей. – Вас зовут Карл Смит и вы работаете теперь и работали таксистом в пятый день этого месяца таксистом? – спросил Шумейкер. – Да. – Вы знаете обвиняемую, Джулию Браннер? Таксист посмотрел на женщину, которая, плотно сжав губы, сидела чуть позади Перри Мейсона. – Да. – Когда вы увидели ее впервые? – В ночь на пятое, где-то в час утра. Она вызвала такси, и я приехал. Она дала мне письмо, адресованное Ренволду К. Браунли, и попросила отвезти в резиденцию Браунли. Я сказал, что поздновато уже для доставки писем, но она заверила меня, что ничего страшного. Мистер Браунли будет рад получить это письмо. – Что-нибудь еще? – Больше она мне ничего не сказала. Я доставил письмо. Когда позвонил, дверь открыл молодой человек. Я отдал ему письмо. Он сказал, что отнесет его мистеру Браунли. Я спросил, как его зовут, и он сказал… – Минуточку, – бросил Мейсон. – Я протестую против использования в показаниях любого разговора между двумя людьми, потому что это не более чем досужие домыслы и не является частью Res Gestae[10]. – Протест принимается, – постановил судья Нокс. Шумейкер с торжествующей улыбкой повернулся к присутствующим на слушаниях зрителям. – Если в зале есть Филип Браунли, не сочтите на труд встать. – Филип Браунли, худой и бледный, в бежевом костюме, поднялся. – Вы видели этого мужчину раньше? – спросил Шумейкер таксиста. – Да. Именно ему я отдал письмо. – У меня все, – подвел черту Шумейкер. Мейсон махнул рукой. – Вопросов не имею. – Филип Браунли, займите, пожалуйста, место свидетеля, – попросил Шумейкер. Молодой человек вышел вперед. – Вы знакомы с Карлом Смитом, свидетелем, который только что давал показания? – Да. – Вы видели его в ночь с четвертое на пятое? – Да. – Он вам что-то отдал? – Да. – Что именно? – Письмо, адресованное моему дедушке, Ренволду К. Браунли. – Что вы с ним сделали? – Немедленно отнес моему дедушке. – Он уже лег спать? – Он читал в постели. Такая у него была привычка – читать допоздна. – Он вскрыл конверт при вас? – Да. – Вы видели письмо? – Я его не читал, но он сказал мне, что в нем. – Что именно он вам сказал? – Я протестую, Ваша честь, – вмешался Мейсон, – на том основании, что это не лучшее свидетельство. Информация не из первых рук, неправоспособная, неуместная и не затрагивающая сути. – Я поддерживаю протест, – кивнул судья Нокс. – Что сделал или сказал ваш дедушка сразу после получения письма? – хмурясь, спросил Шумейкер. – Протестую на тех же основаниях, – тут же вставил адвокат. – Я не допущу показаний, касающихся содержания письма, – постановил судья Нокс, – но я допущу, как часть Res Gestae, любые показания мистера Браунли, касающиеся того, что собирался сделать его дед и куда собирался пойти. – Он сказал, – тихим голосом заговорил Филип Браунли, – что тотчас же поедет в портовый район Лос-Анджелеса, чтобы встретиться с Джулией Браннер. Насколько я его понял, он намеревался встретиться с ней на борту своей яхты. – Прошу вычеркнуть ту часть, которая касается встречи с Джулией Браннер, – вмешался Мейсон, – как информацию, не относящуюся к вопросу, неправоспособную, неуместную, не затрагивающую сути и не из первых рук. – Я вынесу решение позже, – ответил судья Нокс, – но оставлю эти показания, если в дальнейшем станет понятно, что они, по моему разумению, являются частью Res Gestae. – Они слишком далеки, чтобы быть частью Res Gestae, – запротестовал Мейсон. – Я так не думаю, мистер Мейсон. Однако, все будет зависеть от дальнейших показаний свидетеля. Вы сможете повторить свой протест позже, после того, как мы услышим все показания. – Он сказал что-нибудь еще? – спросил Шумейкер. – Да. Он назвал ее дьяволицей, которая долгие годы держала у себя часы его сына, а теперь согласилась их вернуть. – Прошу это вычеркнуть, – заявил Мейсон. – Это не часть Res Gestae и попытка пересказать содержимое документа, написанного обвиняемой. Информация не из первых рук, неправоспособная, неуместная и не затрагивающая сути. – Протест принимается, – кивнул Нокс. – Это будет вычеркнуто. Не является частью Res Gestae. – Что сделал ваш дедушка? – спросил Шумейкер. – Оделся, спустился к своему автомобилю и выехал из гаража около двух часов утра. – Вы знакомы с Перри Мейсоном, адвокатом, который представляет обвиняемую? – Да. – Видели вы его в ту самую ночь, точнее, вечером четвертого? – Да. Он приезжал в начале двенадцатого. – Вы с ним говорили? – Да.