– Вы обсуждали с ним завещание вашего дедушки? – В каком-то смысле, да. – Ваша честь, – подал голос Мейсон, – я протестую. Это попытка доказать, что этот разговор имел место до того, как представлены доказательства состава правонарушения. – Ваша честь, – обратился к судье Шумейкер, – на данный момент я более не буду касаться этого разговора. Позднее я намерен доказать, что вечером четвертого Перри Мейсон узнал важную информацию о том, что Ренволд Браунли намерен утром пятого подписать документы, согласно которым основная часть его имущества перешла бы к его внучке Джейнис Браунли. Мейсон передал эту информацию своей клиентке и таким образом снабдил ее мотивом для убийства. Однако, в настоящий момент я этого касаться не собираюсь. Можете задавать вопросы, мистер Мейсон. – Вы поджидали меня, когда я уезжал из особняка вашего деда? – Да. – Как долго вы меня ждали? – Несколько минут. – Вы знали, когда я вышел из комнаты, где разговаривал с вашим дедом и направился к своему автомобилю, так? – Да, я услышал, как вы вышли из комнаты. – И тогда пошли на подъездную дорожку, где и дождались меня. Это так? – Да. – Но ваша одежда была совсем мокрая. Шел сильный дождь, но недостаточно сильный, чтобы вы промокли до костей за те несколько секунд, которые прошли от момента моего ухода из комнаты, где я говорил с вашим дедом, до нашей встречи на подъездной дорожке. Как вы это можете объяснить? Молодой Браунли опустил глаза и ничего не сказал. – Отвечайте на вопрос, – потребовал судья. – Я не знаю, – промямлил Браунли. – Разве не факт, что вы стояли под дождем до того, как я вышел из дома? Разве не факт, что вы могли слышать большую часть, если не весь мой разговор с вашим дедом? Разве вы не подслушивали, стоя у одного из окон? – Браунли замялся. – Отвечайте на вопрос, – прогремел Мейсон, поднимаясь, – и говорите правду. – Да, – пусть не сразу, но ответил молодой Браунли, – я стоял у окна и старался услышать ваш разговор. Услышал, правда, только часть. – То есть вы знали, что ваш дед утром собирается подписать документы, согласно которым большая часть его состояния отойдет девушке, которая проживала в его доме, как Джейнис Браунли. – Да, – после паузы ответил Филип Браунли. – То есть, – продолжил Мейсон, – если говорить о мотиве, то у вас был мотив убить вашего деда. Другими словами, от его смерти вы оставались бы в плюсе. Если бы он умер до подписания этих документов, вы получили бы половину его состояния, при условии, что Джейнис Браунли действительно его внучка. А если бы выяснилось, что она не его внучка, вам бы досталось все состояние деда. Это так? Шумейкер вскочил. – Ваша честь, я протестую! Вопрос доказательный, неправоспособный, неуместный и не затрагивающий сути. Он требует от свидетеля умозаключения по вопросам права. – Я задал его лишь для того, чтобы показать предвзятость свидетеля, – невозмутимо ответил Мейсон. – Я думаю, вопрос доказательный и требует умозаключения, – согласился судья Нокс. – Если вы хотите доказать свое утверждение, вам надо сделать следующее. Спросить у свидетеля, какую часть разговора он услышал, что было сказано, и предоставить суду определиться с юридическим аспектом. Мейсон пожал плечами. – Больше вопросов к свидетелю у меня нет. Шумейкер замялся, раздумывая, а есть ли смысл задать еще несколько вопросов свидетелю, но покачал головой. – Допрос свидетеля закончен. Прошу вызвать Гордона Бикслера. Гордон Бикслер, лет сорока пяти, с костлявым лицом, в сером деловом костюме, занял трибуну для свидетелей и показал, что он – яхтсмен, владелец яхты «Решимость», в ночь убийства вернулся в Лос-Анджелес после морской прогулки к Каталине. Шторм задержал его, прибыл он под проливным дождем и из яхт-клуба позвонил своему слуге-филиппинцу, чтобы тот заехал за ним на автомобиле. У него были кое-какие дела, связанные с подготовкой к следующему плаванию, но филиппинец все не появлялся. Бикслер ждал больше часа, а потом услышал, что по дороге около яхт-клуба едет автомобиль. Пошел узнать, а вдруг это его слуга никак не может найти нужный адрес, потому что ранее к яхт-клубу тот приезжал лишь один раз. Он пошел на фары автомобиля, шум двигателя которого услышал, и отметил, что едет автомобиль очень медленно. Пока наблюдал, женщина в белом дождевике вышла на проезжую часть. Автомобиль остановился, молодая женщина поднялась на подножку и несколько секунд говорила с водителем. Потом спустилась на землю, отошла, и автомобиль медленно покатил дальше, почти доехал до него, но свернул в боковую улицу, набрал скорость, завернул за угол и исчез, чтобы, объехав квартал, вновь появиться на дороге к яхт-клубу. Опять ехал медленно и вновь на дорогу, примерно в том же месте, вышла женщина в белом дождевике и запрыгнула на подножку. Теперь уже Бикслер точно знал, что своего филиппинца ему не дождаться и быстрым шагом направился к автомобилю, в надежде, что его подвезут. Но внезапно увидел несколько вспышек и услышал грохот выстрелов. Возможно, их было пять, но, может, и шесть. Потом женщина спрыгнула с подножки и убежала в темноту. И тут же из темноты донесся рев двигателя, на дорогу выехал «шевроле» и, набрав скорость, умчался. Бикслер побежал к автомобилю. Увидел мужчину, который наполовину вывалился из окна со стороны водителя. Кровь текла из пулевых ранений по дверце и, скопившись на подножке, лилась на землю. Это был Ренволд К. Браунли, он был мертв. Бикслер несколько раз встречался с Браунли, так что ошибиться он никак не мог. Бикслер далее признал, что увиденное потрясло его до глубины души, и он плохо соображал, что делает. Он побежал сквозь дождь, пока не увидел автомобиль, за рулем которого сидел незнакомый человек. Позднее выяснилось, что это был Гарри Коултер, частный детектив. В его компании Бикслер отправился на поиски автомобиля Браунли, но найти его им не удалось. Тогда они позвонили в полицию. Копы прибыли и занялись розыском. Насколько Бикслер мог судить, по времени стреляли где-то без четверти три, а копам он позвонил в десять или пятнадцать минут четвертого. Шумейкер передал свидетеля Мейсону для перекрестного допроса. – Случившееся сильно вас потрясло? – спросил адвокат. – Да, сэр. Все произошло столь внезапно, столь неожиданно, что я просто перестал соображать, что к чему. – Почему вы не сели за руль автомобиля Браунли и не отвезли его в ближайшую больницу? – Я даже не подумал об этом, вот и все. Увидев мертвеца, голова, рука и плечо которого торчали из окна, и осознав, что это Ренволд Браунли и он убит, я, похоже, полностью потерял контроль над собой. – Вы плохо соображали и до того, как опознали Браунли, так? Увидели, как женщина в белом дождевику несколько раз выстрелила в водителя того автомобиля практически в упор, и зрелище это потрясло вас до глубины души, так? – Да, сэр, потрясло. Мейсон сложил пальцы домиком, перевел взгляд со свидетеля на кончики своих пальцев. – Шел дождь? – спросил он. – Да. – Сильный дождь? – Лило не так сильно, как чуть раньше, но дождь не прекращался. – Все случилось около яхт-клуба, в котором вы состоите? – Да. – От шоссе яхт-клуб отгорожен забором? – Да. – Уличных фонарей там нет? – Нет. – Луна не светила? – Нет, сэр. – Звезды тоже? – Да, сэр… Я понимаю, к чему вы клоните, мистер Мейсон, но света хватало, чтобы я увидел все то, о чем рассказал под присягой. – И откуда взялся этот свет? – Перед зданием яхт-клуба установлена мачта, а ней – прожектора для освещения причалов и стоянок, где члены клуба оставляют автомобили. – И как далеко находятся эти прожектора от места совершения преступления? – спросил Мейсон. – Футов триста или четыреста. – То есть эта дорога была ярко освещена? – Нет, сэр, я бы этого не сказал. – Но была освещена? – Да, какой-то свет был. – И его хватало, чтобы вы все четко увидели? – Поймите, мистер Мейсон, – Бикслер заговорил воинственным тоном человека, которого специально готовили к тому, чтобы он не попал в определенную ловушку, – эта женщина была в белом дождевике, он был ясно виден, когда она вышла из тени. Дорога была темной, а чуть в стороне от нее было еще темнее, но когда женщина встала на подножку, света вполне хватило, чтобы я четко ее разглядел. Разумеется, лица я не видел и не смог бы ее опознать. – Ваше опознание ограничивается белым дождевиком, который был на ней. Я правильно вас понял? – Да. – Откуда вы знаете, что дождевик был белым? – Я видел, что он белый. – Не мог он быть светло-розовым? – Нет. – Или светло-голубым? – Нет.