– Виктор Иванович! – продолжил посетитель. Радостно пожимая ему руку, хирург спросил: – Кладоискательство-то не забросили? – Куда уж мне теперь… Старый стал, ленивый, – подражая Абдулле из «Белого солнца пустыни», шутливо протянул Федотов. – Консультирую теперь молодых да шустрых… – А я ведь до сих пор помню ваши рассказы о поисках сокровищ, – признался Вадим Николаевич, – особенно на «Даче Геринга». – Да уж, интересное местечко! – оживился кладоискатель. – Ее ведь с тех пор по кирпичику разобрали и ничего не нашли. А воду из подвалов откачать – что Балтийское море вычерпать! Кстати, помните я рассказывал о поляке, который нас тогда за фашистов принял? Так вот я к нему пришел, он у вас тут лежит. – Тесен мир! – покачал головой врач и припомнил: – Ну да. Юзик Ковальский. К нему еще жена приходит часто. Красивая женщина и гораздо моложе мужа. – Точно! – отозвался Федотов. – А ведь и ее судьба с той клятой «Дачей Геринга» связана. Юзик долго там бывшего управляющего поджидал, отомстить мечтал. Так и не дождался. Зато нашел в развалинах девочку. Немку. Родители-то в сорок восьмом из Кенигсберга уехали, а она потерялась. Пристроил ее Юзик на литовский хутор по соседству, помогал. А как в возраст вошла – женился. – Вот ведь как бывает… – задумчиво протянул врач. – А товарищ ваш? – Сгинул корешок мой бесследно, – помрачнел Федотов и вдруг оживился: – Не поверите, но, может быть, что-нибудь о его судьбе мы узнаем прямо сейчас! – Это как? – удивился Вадим Николаевич. – А так… – торжествующе поднял руку Федотов. – Я тут на лестнице с санитарочкой столкнулся. Узнал я ее! Это ее банда нас тогда прихватила, меня ножами истыкала, Васильеву палец отхватила. Конечно, от той молоденькой стервы в ней сейчас мало что осталось, лицо как печеное яблоко, а только… – Только ничего мы не узнаем, – разочаровал его хирург, – она ведь к нам, извините, из «дурдома» попала, о прошлом ничего не помнит. Или не хочет вспоминать… – задумчиво закончил он. После паузы Вадим Николаевич продолжил: – А перстень тот и вправду несчастья приносит! Он рассказал Федотову то, что знал о судьбах людей, надевавших заклятое украшение. Вспомнил и о судьбе бывшего консула в Сьерра-Лумпу, жене которого подарила когда-то кольцо мурманчанка Нина. Семейная пара была на отдыхе в Таиланде, когда на него обрушился цунами. Бывший дипломат и его супруга сгинули бесследно, как и тысячи других… – Тесен мир… – теперь эти слова повторил уже Федотов. Повторил, не подозревая, что через несколько дней лишний раз убедится в справедливости этих слов. Как, впрочем, и его нынешний собеседник… Вечером Вадим Николаевич с женой принимали у себя супружескую чету Ивановых. Поначалу разговор, конечно, зашел о трагическом случае, который свел когда-то врача и больную, о несчастьях, которые преследовали Антонину, о мистической роли злополучного перстня. Женщина рассказала о судьбе бывшего мужа, который спился и вконец опустился. – А ведь тогда в Калининграде как жить хорошо-то стало! – воскликнула Надежда. – В поисках маньяка область почистили! Всегда бы так милиция работала. – Держи карман шире! – хмыкнул Вадим Николаевич. – Вон они как по ночам патрулируют. Загонят машину в тихое местечко – за гаражи или еще куда, – да и спят себе! А участковые? Кто их сейчас видит и тем более боится? Вот у нас в Астрахани на Болде – самое захолустье после войны было. Казалось бы, и мусор, и грязь, и криминал должны были царить. Но участковый так дело поставил – не пикнешь! И свет повсюду был, и чисто, и хулиганье не безобразничало – так он сумел работу поставить. Потому что работал! Вот нам чего не хватает – властной руки в стране, которая порядок наведет! – Ну-ну, – прервал его муж Антонины, – так и до восхваления Сталина договориться можно. – О нем разговор особый, – продолжал горячиться хирург, – а вот Горбачев и Ельцин – преступники! – Неужели? – усмехнулся Иванов. – А я думал, что демократы. Если б не они, оставались бы мы «империей зла». Вы мне прямо глаза открыли! Видя, что разговор принимает нежелательный оборот, вмешалась Антонина: – Мы сейчас, как все наше общество, не залечиваем, а будто специально раздираем общую рану. Девяносто первый год разделил общество на левых и правых, красных и белых… А ведь все мы – просто люди, хорошие и плохие, добрые и злые. Вот и надо объединяться хорошим и добрым. Нас больше, значит, мы и есть народ. Остаток вечера прошел, как говорят дипломаты, в теплой и дружественной обстановке. Политики больше не касались, говорили о бытовых, житейских проблемах. Антонина доверительно, как доброму старому другу, сказала Вадиму Николаевичу на прощание: – Я счастливая. Одного не хватает – детей. Как тогда лишилась ребенка, так и… Что мог ответить хирург? Только одно: – Надежда умирает последней. 12 Фрау Байер стало лучше, и ей разрешили выходить на воздух. Резкий порыв ветра на больничном дворе подхватил ее легкую косынку и опустил на скамью, где сидели Юзик Ковальский с женой и Федотов. Фрау Байер подсеменила к ним, заранее благодаря за помощь в поимке «беглянки». Ее взгляд встретился со взглядом Ковальской, протягивающей ей косынку. На лице пожилой женщины появилось недоуменное выражение, которое сменилось нежданной радостью, когда она увидела медальон на шее у Ковальской. Она вскрикнула, и, наверное, упала бы, если бы ее не поддержал Федотов. Вадим Николаевич, проходивший в это время по двору, увидел эту сцену и тоже поспешил на помощь. Но она не понадобилась. Фрау Байер, высвободившись из рук бывшего кладоискателя, обняла вдруг жену Ковальского, повторяя без конца одно и то же: – Эмма! Эмма! Эмма! После нескольких минут радостных восклицаний, недоуменных вопросов и ответов выяснилось, что на больничном дворе встретились сестры! Что Эмма – младшая сестра фрау Байер, отставшая по дороге в Германию, потерявшаяся в людском потоке. Потом ее, плачущую в отчаянии, нашел на развалинах виллы молодой поляк… Фрау Байер рассказала, что их семья, по примеру многих немцев, готовясь к репатриации, сделала схрон в стене своего дома. Среди прочих фамильных драгоценностей там был и перстень, который, по древнему преданию, приносил их роду счастье. А подарила его их прапрабабушке королева Луиза… Лето 2008 года выдалось в Калининграде удивительно погожим. Вадим Николаевич прогуливался с женой по набережной. Их окликнули из летнего кафе. Там за столиком сидела веселая компания: Ковальские, фрау Байер и стройная юная девушка. После радостных приветствий они присоединились к старым знакомым. Слово за слово – и перед Вадимом Николаевичем предстала безоблачная картина их жизни. Оказалось, что почти сразу после встречи Ковальские уехали в Германию, хорошо устроились, и тут на сестер свалилось огромное наследство – скончался дядя Курт, ворочавший большими деньгами в Аргентине. Старшие дети теперь в Америке, а младшая дочь с ними, как и внучка Ингрид. – Воистину, кольцо Луизы приносит счастье! – воскликнула фрау Байер и добавила: – Своим законным хозяевам. Словно подстегнутый ее словами, солнечный лучик весело блеснул на перстне, который теперь украшал изящную руку Ингрид. В этот миг в кафе вошла еще одна супружеская пара. Заметно округлившийся живот Антонины Ивановой не оставлял сомнений в том, что ее мечта наконец-то исполнилась… Сталинградский синдром 1 Заканчивался 1942 год, совсем рядом с Астраханью шли ожесточенные бои с фашистскими захватчиками. Мужчин в семьях рабочего района, расположенного на берегу одного из рукавов Волги – Болде, осталось совсем немного, да и те уходили на работу ранним утром и возвращались поздно вечером. Вместо мужчин, ушедших на фронт, работали женщины, которые, придя с работы, должны были еще и заниматься нескончаемыми домашними делами. Только неугомонная детвора все так же, как и раньше, с гиком носилась по улице. Елена все меньше и меньше участвовала в этих играх – много времени отнимали дела, связанные с ведением домашнего хозяйства. Да и возраст (ей 2 декабря уже исполнилось шестнадцать лет) накладывал определенный отпечаток на поведение почти взрослой девочки. Отец погиб, когда она была еще совсем малышкой, и ее добросовестная трудяга мать была главной кормилицей семьи, где кроме них была еще старенькая бабушка. Их двор после начала войны превратился в строение из множества землянок, расположенных буквой «П» по периметру задней части двора. Эти нехитрые строения спешно пристроили к основной землянке после того, как из многих регионов страны съехались родственники, которые бежали не только от войны, но и от голода. Ведь в Астрахани можно было прожить практически на одной рыбе, которой было очень много в различных рукавах матушки-Волги. Ее мама была старшей среди женщин во дворе, это заставляло Марию Семеновну быть ответственной за всех взрослых и детей, живущих здесь. Ей пришлось уйти с работы на рыбоконсервном комбинате, где она была мастером, и устроиться на хлебозавод, где в ее обязанности входило выбивать мешки из-под муки. Работа была тяжелой. Но больше всего угнетало то, что приходилось вдыхать через респиратор муку и пыль, которые вызывали сильный кашель. Эту муку с пылью они должны были сметать и выбрасывать вместе с мусором, но женщины собирали ее в платки и несли домой. Пусть такая, а все же мука! Нередко Марие Семеновне приходилось делиться этой смесью и с соседями, которые были за это очень благодарны. Да и вообще она всегда была готова помочь тем, с кем приходилось общаться. Ведь кому, как не ей, было хорошо известно о трудностях жизни без мужа? А если учесть еще и переживания по поводу того, что муж постоянно рискует жизнью на фронте, то нужно делать все возможное, чтобы как-то скрасить быт этих несчастных женщин, покинувших свой родной дом из-за проклятой войны… Елена выглядела несколько старше своих лет. Занятия спортом и балетом в детстве сделали ее тело развитым, ладненькая фигурка подчеркивала все женские выпуклости и заставляла нередко даже взрослых мужчин провожать девочку внимательными взглядами. Улыбка редко сходила с ее лица и привлекала своей искренностью и обаянием. Не улыбалась девушка, когда слушала по репродуктору сводки Совинформбюро: ведь бои шли совсем близко от Астрахани. Но вот наконец передали о разгроме фашистов под Сталинградом. Ей очень хотелось быть чем-то полезной там. Ведь Сталинград был практически весь разрушен… Историческая справка: За время боев на Сталинград было сброшено с воздуха и выпущено из орудий и минометов более 2900 тыс. бомб, снарядов и мин. Страшную картину разрушения представлял он. На протяжении 40 км – от Мечетки до Купоросной балки – сплошные руины. Остовы разбитых, сожженных зданий с черными глазницами изуродованных проемов застыли в мертвом молчании. Повсюду – горы обломков рухнувших домов, перепаханной взрывами земли, тысячи трупов фашистских солдат и офицеров. Улицы и площади завалены битым кирпичом, искореженной арматурой, разбитой вражеской техникой, изрыты воронками авиабомб, снарядов и мин. В некоторых воронках, а их насчитывалось более 150 тыс., блестела вода: фашистские летчики сбрасывали торпеды и бомбы такой разрушительной силы, что взрывы разбрасывали землю до грунтовых вод. А.С. Чуянов, объехавший 3 февраля 1943 г. районы, в которых шли бои, вспоминал: «Немецко-фашистские варвары уничтожили в Сталинграде 41 895 зданий, или около 90 % довоенного жилого фонда. Без крова осталось полмиллиона жителей города. Все городское хозяйство было разрушено. Перестали существовать 110 школ, 120 детских садов, 14 детских консультаций, 61 детские ясли. Фашисты сожгли и разбомбили 7 театров, Дом пионеров, Дворец физкультуры, 15 клубов и дворцов культуры, 2 цирка, 7 кинотеатров, 2 музея и зоопарк; горожане лишились 15 больниц, 68 амбулаторий и поликлиник, 6 родильных домов, физиотерапевтического, медицинского, педагогического и механического институтов; превратились в развалины десятки техникумов, научно-исследовательских институтов и станций, несколько десятков библиотек, в том числе областная библиотека, в которой хранилось 800 тыс. книг. Разрушены все предприятия. Общий ущерб, нанесенный хозяйству Сталинграда и области, составил в денежном выражении более 19 млрд. руб. Материальные потери населения превышали 9 млрд. рублей». Но фронту нужны были танки, орудия, минометы, боеприпасы. Поэтому правительство постановило в кратчайшие сроки вернуть к жизни Сталинградский тракторный завод, «Красный Октябрь», «Баррикады»… Комсомольцев Микояновского района Астрахани собрали в здании Дома культуры рыбоконсервно-холодильного комбината. Всех прибывающих на собрание регистрировали с указанием не только фамилии, имени и отчества, но и адреса. Спрашивали почему-то и о родителях, делая какие-то пометки в журналах. Седовласый секретарь райкома, прихрамывающий на правую ногу, вышел на сцену и заговорил о том, что происходило сейчас в Сталинграде. Страшную картину разрушения представлял он. – Город лежит в развалинах. Не сохранилось ни одного из 126 предприятий, при этом 48 заводов стерты с лица земли. Мертвыми гигантами замерли «Красный Октябрь», «Баррикады», СТЗ! – громко говорил он. – И в этих условиях надо сделать все возможное, чтобы Сталинград восстал из руин, а предприятия в максимально короткий срок стали выпускать свою продукцию. После паузы он продолжил, поглаживая рукой верхнюю часть бедра правой ноги: