— Я подумаю, — спустя какое-то время произношу медленно. — Как минимум надо помнить, что в пять часов утра на свидание меня никто ещё не звал. — Сколько раз мысленно ты успела назвать меня мудаком? — Таких чисел не знаю, Адонц, — улыбаюсь темноте, представив его лицо. Замолкаем. Что-то происходит. Неотвратимо. Если раньше нам нужно было прикоснуться друг к другу, чтобы коротнуло, то теперь мы перешли ещё и на ментальный уровень. Прислушиваюсь к новым ощущениям, понимая, что пора бы это прекратить. Кажется, он того же мнения: — Прощаемся? Доброго утра… — Доброго… Торгом… — делаю паузу, — …Ашотович. — Кобра… — шепчет в ответ. И я отключаюсь. Откидываюсь на подушку, счастливо вздыхая. Потому что упиваюсь своей властью над таким мужчиной… Сейчас мне не хочется думать о формате общения, который Адонц подразумевает. Я просто наслаждаюсь моментом, раз за разом перекручивая в голове нежность и чувственность голоса, протягивающего «кобра» так, будто это самый прекрасный комплимент на свете… С восхищением. Да, Сатэ, ты молила послать тебе достойного «противника», подарив вам бесподобную историю, как у родителей. Но вытянешь ли ты ее последствия, девочка?.. * * * К сожалению, а, может, к счастью, у жизни были свои планы. И когда вечером я вместо вкусного ужина в компании мужчины, к которому испытываю опасную привязанность, собирала свои вещи, меня интересовал только один вопрос: правильно ли я поступаю? — Ты можешь не спешить с этим, у меня вылет через две недели, — устало выдыхает Мари, заходя в комнату с кофе. Подруга и соратница, коей я ее считала вплоть до того дня, как она круто изменила свое мировоззрение, начав отношения с женатым мужчиной, была подавлена. Я принимаю чашку из ее рук и жду, пока она примостится напротив в своем любимом уголке на диване. Та стушевывается под моим взглядом. В нашей паре подавляющей неугомонной энергией обладала я, а Мари была и остается неженкой. Склонив голову набок, рассматриваю красивую девушку перед собой. Восточная внешность притягивает взор. У нее длинные иссиня черные шелковистые волосы, которых ни разу не касалась краска. Абсолютно прямые, блестящие, тяжелые. Темные глаза миндалевидного выреза с пушистыми ресницами, делающими ее моложе своих двадцати шести лет. Резкие худощавые черты лица, крупноватые губы. Словом, она девочка нынешней моды. Но вся естественная. Веселая, неглупая, из приличной семьи. Преданный друг, настоящий товарищ. И никогда не была обделена мужским вниманием. Так, почему, Господи, с ней происходит это? Зачем она поддается разрушительной силе тайной связи? Губит себя собственноручно. И теперь решила сбежать, поставив неприличное количество запятых. А мне приходится вновь съезжать к родственникам, потому что это ее квартира, и я не могу позволить себе жить в ней без подруги. — Начни, Мар, просто говори, — киваю. Нервно ведет плечами и отпивает кофе. — Мне слишком стыдно обсуждать это с тобой. Ты настолько правильная и настолько дорога мне, что я не хочу пачкать наши отношения этими грязными подробностями. Смотрим друг другу в глаза очень долго. Тоска обволакивает пространство вокруг нас. — Я тебя никогда не осудила бы, Мар… — Но и никогда бы не поняла, Сат. Это правда. Но разве я обязана понимать и принимать то, что претит моей натуре? — Ты будто упрекаешь меня в том, что я отказываюсь осмыслить любовь к женатому человеку… — Возможно, так и есть, — раздраженно вскидывает ладонь в знак неопределенности. — Говорю же, ты невозможно безупречная. Все внутри рвется на множество частей. Раньше, возможно, как невинная девушка я и была безупречна. Но не сейчас, когда градус поцелуев Адонца толкает меня за грань, чтобы познать все, что он может мне дать. — Это далеко не так. Я никогда не была и не буду безупречной, — выдаю тихо. И разве я виновна в том, что она влюбилась не в того мужчину? Бессильна перед своими чувствами? Нет. Мари страдает и всех окружающих, кто не разделает ее точки зрения, готова отдалить от себя, лишь бы не видеть ядовитую правду в глазах каждого. Но как далеко ты от нее убежишь? — В любом случае, — вздыхает, — не будем говорить на эту тему. Я хочу уехать, чтобы не разрушать чужую семью. Вот и все. И повторяю снова, Сат, ты можешь остаться у меня, не надо переезжать. Ты там несколько лет мучилась среди пяти человек. — Спасибо, но я так не могу. Быть здесь без тебя для меня сродни предательству. Пожалуй, пора мне заняться вопросом ипотеки. Откладываю чашку и вновь испытующе смотрю на подругу: — Ты его так любишь? Мари и не надо отвечать, все написано в ее глазах. И я вспоминаю, как несколько месяцев назад нашла ее на полу в прихожей, словно котенок поджавшей и обхватившей ноги, и молча присела рядом, обняв за плечи. Стеклянный взгляд был обращен в пустоту, и она произнесла всего два слова: «Он женат». Из жизнерадостной хохотушки она превратилась в угрюмое существо. И все после одной поездки полгода назад, где во время тура познакомилась с мужчиной, завоевавшим ее внимание. Да, подруга летала от счастья. На тот момент двадцатипятилетняя невинная девушка, никогда до этого не любившая, была уверена, что это тот самый… Уродливая реальность вдребезги разбила ее ожидания, заставляя прогнуться под невыносимой тяжестью правды. А ведь Мари действительно успела полюбить. Горячо. Отчаянно. Будто это именно то, чего она ждала всю жизнь. Я даже завидовала ей, потому что никогда не испытывала такого. Подруга была видной девушкой из обеспеченной семьи, знающей, как себя подать. Когда мы встретились в первый учебный день в университете, она буквально вцепилась в меня, радуясь, что нашла такую же умалишенную репатриантку, уговорившую родителей отпустить ее на родину. В отличие от меня самой, Мари имела собственную квартиру, купленную отцом для дочери-студентки, с восемнадцати лет жившей в Ереване. Правда, в том же доме двумя этажами ниже располагался ее двоюродный дяди с женой и тремя детьми. Без присмотра ее никто бы не оставил в другой стране, это даже смешно. За период пятилетнего общения мы с ней часто ссорились, потому как обе были своенравными упрямицами, но тяга к веселью и юмор сглаживали эти углы. И мы так сдружились, что Мари предложила переехать к ней, видя, как я мучаюсь в доме родственников, которых явно стесняла. А снять отдельное жилье мне пока не позволяли финансы. Это было взаимовыгодно, поскольку готовить эта девчонка не любила от слова совсем, что с радостью спихнула на меня. Зато она сама была помешана на чистоте, и мне было приятно находиться на ее территории, ведь, ко всему прочему, я еще и очень брезглива. Но приходится переворачивать эту радужную страницу своей жизни и снова терять дорого сердцу человека. До слез просто. Очень обидно за нее. Да уж, такие истории далеко не редкость. Негодяи любят поразвлечься, строя из себя примерных семьянинов в обществе, а на деле оказываясь обыкновенными похотливыми кобелями. И моя мечтательная подруга попалась на удочку одного из них, пусть изначально и не знала о его статусе. И уже потом разрушала саму себя, не в состоянии противостоять чувствам. И это самое трагичное — Мари жила уничтожающим ее ожиданием. Добровольно соглашалась на роль второго плана, зная, что поступает неправильно, практически вклиниваясь в чужую семью. И не могла говорить о том, что гложет, боясь осуждения, коего в ней самой было предостаточно. Видимо, оно и сподвигло на разрыв и отъезд. — Обнимешь меня? — просит с грустью вместо ответа. Не получается сдержать слезы. Затачиваю ее в кольцо своих рук и позволяю молча поплакать, чтобы хоть как-то облегчить душевные терзания. Мне так жаль. Но мы обе в том возрасте, когда ни советы, ни чужое мнение не имеют значения. Разговоры бессмысленны. Это твой выбор, твой опыт, твой крест. — Давай хотя бы уедем в один день, ладно? Не оставляй меня одну наедине с этими мыслями, я сойду с ума. — Хорошо, Мар. Ты только успокойся. Я уступаю, хотя думала съехать уже завтра. Не люблю я эти прощания. Их непозволительно много в моей жизни. В кармане вибрирует телефон. Аккуратно достаю, продолжая слабо укачивать свою драгоценную ношу. «Все же динамишь? Не передумала?». «Если бы. К сожалению, обстоятельства нам препятствуют, Торгом Ашотович. Я же объяснила». «Скинешь адрес?». «Проверяешь меня?». «Хочу увидеть тебя. Сейчас». Екает после этого сообщения. И я хочу. «Себастия, 10. Только через полчаса. Там есть супермаркет, подождешь у входа, пожалуйста». Мне больше не отвечают. С нещадно бьющимся сердцем проживаю весь отрезок времени, успевая оторвать от себя подругу и удостовериться, что она в порядке. И когда приходит короткое смс «Спускайся», под предлогом похода в магазин напяливаю куртку и ботинки, направляясь на улицу. В назначенном месте у какой-то дорогой на вид машины красуется Адонц, рассматривая вывеску. Меня только от его присутствия наполняет клокочущей адской смесью радости, страха и предвкушения. Он оборачивается. Замираем. Зависая, как всегда. Сейчас даже хуже. — Трогать нельзя? — усмехается. Качаю головой и молча прохожу к автомобилю, устраиваясь на переднем сидении пассажира. Торгом присаживается следом. — Почему меня не покидает ощущение, что теперь я буду редко тебя видеть? — в его голосе звучит раздражение. — Не могу знать, Адонц. Веяния твоего черного разума неподвластны моему уму, — провокационно улыбаюсь.