— Ты ждешь ещё кого-то? — О, нет, конечно. Если бы ты не пришла, это всё предназначалось бы мне. Видишь ли, моя мама не умеет готовить мало. И это лишь капля в море из того, что она хотела бы принести. На будущее — лучше покупай квартиру в другом конце города, а то задушат заботой. Он очень тепло говорит о ней, и это подкупает. — Мне надо помыть руки. — Прямо по коридору. Не стесняйся, я пока отнесу все в гостиную. Посидим на диване в непринужденной обстановке. Да уж, ты-то уж точно посидишь в непринужденной обстановке. Следую указанному маршруту, по пути рассматривая интересные картины на стенах. Без труда нахожу ванную комнату, где первым делом охлаждаю пылающее лицо. Смотрю на себя в зеркало и пытаюсь понять, насколько правильно поступила, придя сюда? Я ни в чем не уверена. Весьма небезопасно находиться рядом с человеком, благодаря которому совсем недавно обнаружила у себя наличие половых гормонов! Выхожу, выключая свет. Делаю шаг в обратном направлении, но взгляд случайно скользит по приоткрытой в спальню двери. Словно воришка, озираюсь, убеждаясь, что Адонц меня не видит, и легонько толкаю ручку. Замираю на пороге, разглядывая интерьер. Восторг затапливает сознание. Как же здесь здорово! Пол и стена, к которой приставлена приземленная кровать без ножек, сделаны под имитацию дерева, окрашенного в те же серые оттенки. Над спинкой весит три черно-белых фотографии в простых рамках. На правой изображено обнаженное женское тело, на левой — мужское. А вот средняя запечатлела сокровенный момент их соития. Странным образом ни одна из них не выглядит пошло. Наоборот, весьма естественно, красиво и даже нежно. И это вызывает чувственный трепет. Мурашки пробегают по телу, стоит представить, что же ощущают люди на фото… Нехотя отрываю глаза и осматриваюсь дальше. Симпатичные прикроватные тумбочки, на одной лежит книга, названия которой мне не увидеть с этого расстояния. Все чисто, аккуратно, аскетично. Напротив на всю длину стоит внушительный пепельный шкаф-купе без зеркал. Очень редкое для климата страны панорамное остекление занимает всю поверхность внешней стороны. Белоснежные шторы просвечивают вид на город в сумерках, где начинают переливаться огоньки. Утопая в мягком ворсе светло-бежевого ковра, прохожу вглубь, чтобы насладиться зрелищем с этой высоты. Абсолютно теряю счет времени, забыв, где именно нахожусь. Поэтому вздрагиваю, когда ощущаю чужое присутствие. Осторожно оборачиваюсь и вздыхаю, когда убеждаюсь в своей догадке — Адонц стоит в дверном проеме, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдает за мной. Хищный, проникающий в самую душу взгляд очень серьезен. — Нравится? — Да, — киваю, приближаясь к нему, — очень просторно. — Не люблю ограничения, они заставляют меня впадать в звериное бешенство. Пойдем. Уверен, ты тоже проголодалась. Шагаю за ним, любуясь мощной спиной, на которой практически незаметно перекатываются мышцы, перетянутые черной водолазкой. Дура ты, Сатик. Ничем не отличаешься от мотылька, летящего на губительный свет… Гостиная по дизайну похожа на весь остальной дом. Единственное, здесь стоит несколько симпатичных карликовых деревьев, названия которых я не знаю. Сажусь на диван, перед которым стоит накрытый журнальный столик. Адонц присаживается чуть дальше от меня. Но это никак не спасает нас обоих. Всё вокруг трещит, наполняется искрами. И я понимаю, насколько все же опрометчиво поступила, придя сюда. Мне хочется открыто рассмотреть его, сказать, что черный ему очень идет, даёт контраст с глазами, которые сейчас обрели ярко выраженный стальной оттенок. Но вместо этого изучаю содержимое тарелок. Он открывает вино и наполняет бокалы, молча протягивая один из них мне. Принимаю его и откладываю в сторону. — Ты принципиально не пьешь спиртное? — Принципиально? — удивляюсь. — Из серии «это же вредно»? — Нет, — качаю головой, — мне просто не нравится ни вкус, ни запах. — Попробуй распить его. Хорошее вино надо пить небольшими глотками, — информирует, понижая голос, — и тебя тоже. Змей-искуситель! Предупреждающе прищуриваю глаза. Как ни в чем не бывало накладывает мне мясо по-французски. Я довольно голодна, да и не скрываю, что гурман, поэтому сразу отрезаю кусочек и поглощаю с аппетитом, зажмурившись от удовольствия. Разве что не застонала. — Обалдеть. Оно тает во рту… Твоя мама волшебница. Он лишь улыбается. Какое-то время мы едим молча, я стараюсь попробовать всего по чуть-чуть. Но меня хватает только на пару маленьких закусок из овощей и ложку картофельного гратена. Умиротворенная, пытаюсь хотя бы немного расслабиться. Подбираю ноги под себя и откидываюсь боком на спинку дивана, закинув одну руку сверху. Адонц зеркалит мою позу, и теперь мы снова смотрим друг на друга. — Прими это. Иного исхода не будет. Через месяц, два или пять. Мы окажемся в одной постели. Игнорируя мурашки от хрипотцы в его голосе, я силюсь скрыть, что это правда. — Почему ты не можешь говорить на другие темы? — Хорошо, — насмешливо выгибает брови, — давай поговорим о тебе. Расскажи, почему переехала. Вообще, всё, что считаешь нужным. — Я не люблю говорить о себе. Давай посвятим этот вечер твоей выдающейся персоне. Недоверчиво хмурится и изучает меня так, словно увидел впервые. — Я никогда не встречал женщины, не любящей говорить о себе. — Поздравляю. Вот природа и сжалилась над тобой, подкинув меня, — пожимаю плечами. — Сатэ, — давится смешком, — твой язык все же не доведет тебя до добра. — Не переживай за меня. Лучше скажи, сколько лет ты в этой области? И чем конкретно занимается твоя фирма? Наконец-то, мне удается увести разговор в нейтральное русло, что позволяет скинуть напряжение. И мне действительно интересно, как он дошел до этого уровня. — Фирма не моя, я там зарегистрирован как один из ведущих специалистов и преподавателей. Её основал мой отец почти двадцать лет назад. До этого он всю жизнь работал в государственных структурах. После развала Союза, когда исчез советский Госплан, этот сегмент оказался одним из самых уязвимых и недоработанных. Папа любил сложности, поэтому окунулся в эту стезю. Изучал законодательство, оказывал различные услуги — от примитивных консультаций до представления сторон в суде, что позволяли его образование и опыт. Заработал себе имя, благодаря чему годы спустя появился спрос на обучающие курсы. А я за ним наблюдал, впитывал всё, полюбил это поприще и пошел по отцовскому пути. — Так ты по образованию юрист? — По первому — да. Оканчивал РУДН. — Сколько же их? — вырывается нервный смешок. — Всего лишь два. Второе я уже получал здесь. В Американском университете Армении. Но уже по направлению бизнеса. — Я впечатлена. Мне показалось, в глубине его глаз появилось какое-то самодовольство, граничащее с удовлетворением. Видимо, мужское эго заиграло. Это вызвало во мне улыбку. Расслабленный взгляд переместился на мои губы, непозволительно долго задерживаясь на них, заставляя дыхание замедлиться. Если бы я обнаженной прошла перед ротой служащих год солдат, мне было бы легче, чем сейчас. Его затуманенный взор вмещал в себя слишком много порока. Он же уверен, что я искушенная женщина, знающая правила этой интимной игры. Какое-то странное сочетание — человек как бы дает тебе право выбора, но уже решил исход. Невероятно. Это и называется, видимо, охотой? — Ты обещал ко мне не прикасаться, — напоминаю практически шепотом. Адонц встрепенулся и недоуменно переспросил: — И? — Прекрати так смотреть на меня. Разве прикасаться можно только физически? Ощущаю, как обстановка накаляется. И что-то в нем начинает полыхать не по-доброму. — Если бы ты знала, Сатэ, как мне хочется устроить геноцид твоим мыслям, препятствующим неизбежному. Опустошить твою голову и научить наслаждаться жизнью по-настоящему, без устаревших понятий… — на износе, будто еле-еле сдерживаясь. Дыхание мое моментами прерывается. Я слушаю его и понимаю — мне сейчас тоже этого хочется. Просто взять и забыть о воспитании, о своих принципах и ожиданиях. О том, что всегда считала правильным… — Тебе не кажется, что пора бы избавиться от синдрома хорошей девочки? — продолжает мой смутитель. Собираю волю в кулак, чтобы восстановить душевное равновесие и не показать, как я сейчас уязвима. — А ты, смотрю, и в этом спец? Предлагаешь свои профессиональные услуги? — Да. Исключительно в научно-исследовательских целях. На благо Отечеству. Не могу сдержать смешок, ловлю его издевательский томный взор и искренне проговариваю: — Благодарю. Боюсь, твоя частная практика с консультациями и лечением обойдется мне непозволительно дорого. Адонц хмыкает и тянется за бокалом. А я наблюдаю, как движется его кадык во время глотка, и уверяюсь, что все же сошла с ума. Мне хочется поцеловать его именно туда. — Ты действительно ведешь себя, словно скромная девственница. Мне приходится сосредоточиться, чтобы никак себя не выдать. — Ты что-то имеешь против них? — Нет. Но желаю держаться подальше. Это лишняя ответственность, некое клеймо особенного мужчины. А быть им для кого-то чревато последствиями. — Я почему-то всегда думала, что каждому хочется быть первым. Иметь эту власть и почетную роль в жизни девушки…