— Реально не боишься измен? Потрясенный вопрос Ромы заставляет меня залиться смехом. Да, такая вот чокнутая я. За всем этим весельем, сидящая ко входу в зал спиной, не улавливаю, когда именно появляется Торгом. Вокруг столько людей, что это не особо удивительно. Даже мои собеседники не замечают его приближения. И я спокойно выдаю то, что не должна была бы, по-хорошему, произносить при нем. — Не боюсь, Ром. Что такое измена? Разве их нельзя избежать? Уверена, что в состоянии быть и хорошей любовницей в том числе. — Да Вы опаснее, чем я думал, — ошпарил издевательский голос сверху, обладатель которого, небрежно поздоровавшись с присутствующими, опустился на уготовленный ему «трон» — так надменны были его движения. — Самодостаточные женщины не только чертовски соблазнительны, но и весьма жестоки. При случае, знаете ли, без зазрения совести могут разбить сердце. Дружное хихиканье. Все мои рецепторы мигом считали внешние стимулы и забились в восторге, отказываясь повиноваться здравому смыслу. Я учуяла аромат его благородного и слишком богатого терпкими оттенками парфюма. Уловила тяжелый взгляд металлически поблескивающих глаз, открыто бросающих мне вызов. Почувствовала его вкус у себя на языке, словно мы целовались часами напролет ровно до этого момента. Ощутила ласковое прикосновение к своей обнаженной коже, будто дуновением ветра пронесшегося по телу. Так реалистично. Боже. — Значит, будьте осторожнее, господин Адонц, — медленно проговариваю, приподняв бровь. Он делает вид, что оттряхивает правую сторону пиджака, что ближе ко мне, и шепчет так, чтобы услышала только я: — Как скажешь, ведьма. Прихожу в замешательство от игривого тона, не понимая причин поведения Торгома. Сейчас он был похож на заигрывающего мужчину, будто страдавшего амнезией, напрочь забывшего о нашем совместном прошлом. Настороженно отстраняюсь и придвигаю стул ближе к трапезе, давая себе обещание не поддаваться провокациям. Совсем как тогда. — У тебя интересная точка зрения, — вновь обращается ко мне заинтригованный Рома. — Самоуверенная, — резюмирует Лиля. — Возможно. Я не люблю думать о будущем, — признаюсь честно, пропуская мимо ушей еще одно колкое замечание, — но одно знаю точно. Если мужчина мой, он — лучший. А если я принадлежу ему — достоин этого без сомнений. Потому что, поверьте на слово, я способна сделать человека счастливым. У меня нерастраченный потенциал. О каких изменах в таком случае может идти речь? Что мешает каждому уважать себя настолько, чтобы не рассматривать таких тривиальных исходов? — Сейчас не то время, вокруг тысячи соблазнов, — подруга непреклонна. — Хорошо, Лиль, — не имею желания никого переубеждать, я это уже проходила. — У каждого свой выбор. На этом и закончим. Жар тела Адонца мешает сосредоточиться на нити следующего за этим бурного обсуждения. Мы с ним единственные не участвуем. У нас беззвучный поединок, хотя даже не смотрим друг на друга. Уровень моей выдержки заметно снижается. Спустя минут десять объявляют танец невесты. Пользуясь этим, хватаю смартфон и встаю под тенью дальней колонны, откуда открывается отличный обзор. Основной свет гаснет, остается освещенный центр, куда мощными потоками стелется плотный туман. Когда дым накрывает большую часть узорчатого пола, льется мелодия. От неожиданности практически роняю телефон, в последнюю секунду успев поймать его одеревеневшими пальцами. Нет, ну, конечно, Луиза — личность неординарная. Но…чтоб настолько?.. Вздрагиваю. Глубокие слова совершенно неподходящей такому случаю чувственной песни «Es kulam» группы Dorians, или же ощутимое присутствие личного змея-искусителя прямо за мной, но на меня находит редкостное оцепенение. Настолько захватывающее, что руки безвольно опускаются, и я забываю о намерении снять видео. Нереально искрящая запредельными смыслами атмосфера окутывает пространство. «Я молчу, ты молчишь, и мысли молчат. Дай мне свою руку, свое сердце, счастье мимолетно. Дождь ли или снег, тебя не забуду, Любовь придет и останется с нами…» Первый куплет подошел к концу. Я была потрясена разыгравшейся передо мной сценой — плавно двигающаяся Луиза, чей взор направлен исключительно на Роберта. Все ее взмахи отражают текст с невероятной точностью. В них боль. Отчаяние пережитых страданий. Облегчение. И надежда. Знают ли собравшиеся их историю? Или посчитали девушку чокнутой выпендрёжницей, пытающейся таким способом выделиться среди среднестатистических традиционных невест? «Я буду плакать, плакать из-за тебя, Так сильно буду плакать, без тебя плакать…» Припев повторился несколько раз, заставив меня затаить дыхание, когда в какой-то момент, не выдержав, Арзуманян сделал несколько стремительных шагов к своей уже жене. Едва уловимым жестом та заставила его остановиться в паре метров, чтобы закружиться и продолжить «монолог». Во взгляде мужчины — непередаваемая мука… Сколько лет это продолжалось?.. Неужели так можно любить? Разрушая. И чтобы воскресить могло только прикосновение любимого человека?.. Да. Как я… Горячие пальцы внезапно сплетаются с моими холодными, смыкая наши ладони. А та, в которой был гаджет, просто сжимается сильнее. Непроизвольно откидываюсь назад и прижимаюсь всем корпусом к Торгому, не соображая, как это может выглядеть со стороны. Для меня сейчас это самое естественное состояние — тянуться к любимому человеку в такой трогательный, даже интимный момент. Как всегда, обоих пронзает миллионами острых сладких иголок. На грани сумасшествия. «У вас почти так же… Вы больные…», — вспоминаю утверждение Луизы. Вся превращаюсь в комочек нервов, полностью отдаваясь странным ощущениям, намертво затмившим крики «SOS» сознания. — Ты — яд, душа моя. От противоречивого заявления, выданного с надрывом, голова идет кругом. Гигантские мураши одолевают всю меня. Веки так и просят, чтобы их прикрыли, завершая картину моего наслаждения. Но я не могу оторваться от танца… Будто девушке напротив нужна моя поддержка. «Ты скромна, я умру за тебя в твоих чистых глазах. Любовь придет, ты не плачь, мне поверь. Дождь ли или снег, тебя не забуду, Любовь придет, останется с нами…» Мы с Адонцем продолжаем жаться друг к другу, пользуясь мраком и удивлением гостей, внимательно следящих за действиями умалишенной для большинства невесты. Я так хорошо понимаю её… И так горжусь тем, что она сотворила маленький шедевр, подвластный постижению лишь единиц… Близкий разбитому нутру каждого, кто испытал подобное. «Я буду плакать, плакать из-за тебя, Так сильно буду плакать, без тебя плакать…» — Пойдём со мной. Это не просьба. Его твердый рык. Предупреждение. Безысходность. Жажда. Метка выдержки стремительно падает к нулю. Он нуждается во мне! Господи, как противостоять этим чувствам?.. Песня заканчивается. Я неотрывно наблюдаю за тем, как Луиза направляется к мужу и буквально рушится на его грудь. И с запозданием понимаю, что это не часть представления. А самый натуральный обморок… Когда страсти немного поутихли, часть приглашенных, что сочилась завистью, открыто злорадствовала, мол, нечего было так безумно двигаться. Да и танец был «беспонтовый», неподобающий невесте. Таких хлебом не корми… Если что-то выше их сознания, значит, это неправильно. — Все в порядке, — подошедший Арзуманян потихоньку приобретал признаки жизни. — Через пару минут она выйдет в зал. Наши ребята облегченно вздохнули и разбрелись по помещению. Ведущий объявил во всеуслышание, что невеста просто перенервничала и скоро вернется к гостям. Я постояла немного, морально поддерживая шефа, дожидаясь, пока мы останемся наедине, миновав поток учтивых родственников, стремящихся узнать у него подробности. Адонц все это время находился на расстоянии, разговаривая с какими-то знакомыми. Но я постоянно ощущала на себе тяжесть невидимой слежки. Наш гештальт никак не закроется. — Родители уже знают, что она беременна? — шепчу, наклонившись к нему. — Пока нет, но я предупредил врача. Попросил не разглашать. Легко скинуть все на нервы и погоду. — А что он сказал? Есть какая-то угроза? — Нет, — Роберт вздыхает, — нет, слава Богу. Подготовка измотала ее. Луиза хотела безукоризненную свадьбу.