— Захотел бы — пришел бы сам, — отрезаю безапелляционно, вспоминая наш последний разговор. — Спасибо тебе за старания, но это ни к чему. Мы с ним всё выяснили, нас ничего не связывает. Да уж, если бы так оно и было. Только вот, слова всегда даются легче действий и истинных чувств. — Ну, ок. Тогда тем более — иди, тебе же нечего бояться. Просто отнеси высшему руководству именинный пирог. Разве ты так не делала раньше? Стискиваю зубы и одновременно поджимаю губы, понимая, что эта упертая зараза не отстанет. Еще и провоцирует умело, аж грех не поддаться. — Луиза, — выговариваю предостерегающе. — Хорошо, — девушка забирает тарелку и делает шаг в сторону. — Тогда отнесу я. Скажу, что ты передала привет. Как думаешь, он тебя посчитает трусихой или трусихой? Или же трусихой? Хорошо, что наш разговор никто не слышал, потому что стоял гул голосов и смеха. Иначе я провалилась бы сквозь землю от стыда. — Дай сюда! — почти рычу. — Сейчас вернусь. Не зря я считала, что эта пигалица нуждается в порке. До чего же своенравна! Пусть и нравится мне, всё равно выводит из себя. Поднимаюсь по ступеням на нужный этаж и дохожу до двери Адонца. Мне необходимо несколько долгих секунд, чтобы обуздать скачку сердца и натянуть маску спокойствия на лицо. После чего стучу по дереву, дожидаясь пару мгновений, и вхожу в помещение, не поднимая взгляда. Меня сразу же окутывает какая-то пробирающая до костей аура, вызванная щекочущими нос потоками стойкого парфюма, а также ощутимой прохладой, созданной работой кондиционера. — Здравствуйте, господин Адонц, — проговариваю вполне сносно и торопливо кладу угощение на свободный край столешницы. — Это… — Прекрати, Сатэ, — усталость в голосе заставляет меня вскинуть голову и посмотреть на него. — С днем рождения, кобра… Совершенно неожиданно он встает и выуживает откуда-то сбоку букет пионов. Точно таких же, как тогда. Словно это те же цветы, которые остались в машине, дожидаясь своего звездного часа. Я застываю, прирастаю к полу, не могу пошевелиться. Воспоминания обрушиваются слишком нежданной сбивающей волной, унося далеко. Да, может, полтора-два года это и не такой большой срок, но они для меня сродни вечности. И я помню всё, что с ним связано. Вновь и вновь задаю себе вопрос: а что, если бы он тоже смог полюбить?.. Вдруг мой уход поставил крест на предполагаемом развитии событий? Что было бы, проснись я утром в его объятиях?.. Тебя бы отчитали и отправили домой. Он же сказал: я этого не хотел. Как всегда, этот правдивый внутренний шепот возвращает к суровой реальности. Где мужчина, ставший моим погасшим солнцем, стоял в шаге, не решаясь подойти ближе. Льдинки в его глазах обдавали меня холодом, который должен отталкивать. Заставлять бежать. Они беспощадны, в них нет и грамма милосердия. А я стою, будто меня некуда больше ранить. — Я хотел бы пожелать тебе обрести надежного спутника жизни… Бьет наотмашь. Заставляю себя приподнять уголки губ. А у самой внутри образовывается бездна. — И понимаю, что ты никогда не найдешь человека, который будет тебя полностью достоин. Ты слишком… Сат. Ты — мощь. Его слова стóят мне подавленного истерического хохота. Дрожу, вытягивая руки к протянутому букету. — И ты тоже меня не достоин? — Я не достоин тебя в первую очередь, — наши пальцы соприкасаются, давая совершенно обратный эффект. Горько усмехаюсь. Какая привычная взрывная реакция. И какой контраст со сказанным. Тяну пионы на себя и вдыхаю яркий запах. — Спасибо. За то, что на миг мне показалось, будто я особенная. Пусть это и обман зрения. Ведь ты ко всем так относишься. Ко всем, с кем спал. — Сатэ, не надо… Предостережение отскакивает рикошетом, соприкоснувшись с моим разъедаемым кислотой нутром. Мне внезапно хочется выплеснуть яд горечи, который он каждый раз ненароком увеличивает своими болезненными репликами. Лучше бы молчал. Ненавидел. Но не это. Не сожаление. — Скажи, — игнорирую полыхнувшие языки пламени в таких родных, но одновременно чужих глазах, — ты хотя бы дождался, чтобы мой запах выветрился из твоей постели? Мало ли, какие ревнивые у тебя пассии… Да, веду себя глупо, вновь поддаваясь импульсивности. Противоречу себе, поднимая эту тему раз за разом, а сама прошу его отстать… Но мне так больно! — Чего ты хочешь, Сатэ? М-м? — надвигается с агрессией. — Объясни мне, бл*дь! Резко разворачиваюсь и бегу к выходу. — Куда?! Стоять! — Пошёл ты, дрессировщик хренов! Идиотка! Боже, какая ты идиотка, Сатэ! Чувствительная истеричка. Это возрастное, или ты всегда была такой, просто латентной больной? — Какая прелесть! — Луиза встречает восхищенным возгласом, завидев цветы в моих руках. Только сейчас соображаю, что всё же забрала пионы. Лучше бы швырнуть ему в лицо. Надо же, вшивый джентльмен. Откуда только узнал, что у меня день рождения? Хотя, чего это я. Оттуда же, откуда узнал мой новый адрес, куда явился три дня назад. — Больше никогда так не делай, — холодно предупреждаю. — Никогда. Мы — не ты и Роберт. Нас не надо сводить, Луиза. Опешившая девушка делает шаг в сторону, пропуская меня вперед. И я прохожу к вырезанной из пластиковой пятилитровой бутылки таре, любезно предоставленной мне уборщицей. С остервенением запихиваю тяжелую охапку рядом с розами, подаренными нашими ребятами. Забрызгиваю пол стрельнувшими струями воды, будто вымещая злость на несчастных растениях. Выпрямляюсь и медленно вдыхаю. Затем выдыхаю. И снова по кругу. Когда сознание мало-мальски проясняется, мне становится противно от своей грубости. Я возвращаюсь к столу и пытаюсь искренне порадоваться, принимая очередные поздравления. В конце концов, мне исполнилось тридцать. Неужели я не смогу, как и раньше, держаться на силе воли? Разве я когда-нибудь была слабачкой?.. Когда импровизированные гости расходятся, улавливаю подходящий момент и шепчу Луизе «извини» в раскаянии. Та лишь понимающе кивает и ободряюще улыбается. И снова в помещении остается только наша команда — Артур, Рома и Лиля. Последняя пытается помочь мне убрать остатки былой роскоши, но я отгоняю ее подальше, замечая, как она едва заметно пошатывается. Еще один конспиратор. Попробуй, пойми её тут. Кое-как уговариваем девушку уйти, и спустя десять минут отправляю подругу домой на такси. Остаток дня проходит вполне прилично — с огромным количеством звонков, но всё же я успеваю и поработать. К шести часам почти умиротворенная я выхожу на улицу, подставив лицо лучам садящегося солнца. Жизнь еще в подростковом возрасте подбила меня радоваться каждому мгновению. Быть благодарной за всё, что имею. И я позволяю себе искреннюю улыбку, жмурясь и продолжая путь. Я научусь жить с этой тоской. Я смогу. Наверное… — Красотуль? Шутливый тон до боли знакомого голоса застает врасплох. Моментально чувствую подступившие слезы радости и неверия. Медленно поворачиваю голову и жадно впиваюсь в глаза, зеркалящие мои собственные. Такие же зеленые, но чуть крупнее. Он же у нас парень большой, у него так и должно было быть. — Ну, иди ко мне… С днем рождения! Раскрывает объятия широко-широко, несмотря на зажатый в ладони букет любимых ромашек. И где только достал это великолепие? Позволяю себе врезаться в него с разбегу, не сдерживая счастливого визга. — Эдгар! — расцеловываю его, дрожа от переизбытка эмоций. — Родной! — Тише-тише, — смеется, едва ли не падая от напора моих телодвижений. — Ты приехал! Ты приехал! Эдгар! Мне хочется спросить, как так получилось, где родители, сестра, племянница, но горло сдавило спазмом, и я смогла только крепко-крепко прижаться к его плечу, изголодавшись по братской любви. Я ждала этого дня так давно! Слишком долго, если учесть, как мы друг в друге нуждались. Но больше не хотелось выяснять отношений, обвинять, злиться — словом, тратить время на такую ерунду. Лишь бы Эдгар больше не отворачивался от меня… — Это ещё кто такой? — раздается возмущенно у моего уха. Нехотя слегка отрываю голову, чтобы взглянуть на нарушителя момента. Голубые глаза, превратившиеся в злобные щелки, действительно вонзились в нас с братом и нагло рассматривали, находясь на небольшом расстоянии. Адонц явно слышал этот вопрос. Спешу вернуться в уютную теплоту и, расположившись поудобнее, небрежно бросаю: — Не знаю. Наверное, какой-нибудь новый сотрудник. Может, поборник нравов. Говорю так, чтобы это долетело до ушей Торгома. Пусть это меня и не красит, но я получаю колоссальное изощренное удовлетворение, представив, как вытягивается в эту секунду его лицо. А когда спустя несколько мгновений слышу феноменальный визг тормозов резко сорвавшейся с места машины, ни капли не сомневаюсь, что это он. Да, Снежный Король, иногда и у тебя, оказывается, отказывает выдержка. Опять же, пусть это ничего не меняет, но мне приятно. Приятно, что я что-то значу для тебя. Что-то, что ты пытаешься спрятать. Но оно всё равно продирается к свету…