Что-то мне подсказывает, появившаяся в поле зрения жгучая брюнетка не справить нужду шла с таким воинственным видом. Тейминэ останавливается напротив и нагло обсматривает меня с ног до головы. Скрещиваю руки и ухмыляюсь в ожидании «чуда». — И что в тебе особенного? Верю, что искренне не понимает этого. Куда мне до неё? Я в своём простом черном платье без плеч, всего лишь с целомудренным вырезом на бедре, которой на свободно разлетающейся ткани невозможно увидеть при ходьбе. С повседневным незатейливым макияжем и самостоятельной укладкой. Без желания и средств посещать спа, косметологов и иных вершителей красоты. Да я никакая по сравнению с ней. Передо мной стоит богиня. В данном случае — Немезида. У неё на голове волосок к волоску. Блестящая черная гладь. Вечерний макияж. Профессиональный, цепляющий. Наряд — сплошной шедевр, являющий миру аппетитные формы. Уж свои или нет — не суть. Она вся — ходячий секс. Недоступная. Стервозная. Каких мужчины любят. И явно не особо стремящаяся к браку и детям. Ей просто нужен соответствующий спутник. — Так это, — протягиваю насмешливо, — я сплошной кекс особенностей. — Поразительно, — кривится брезгливо. — Без рода и племени. Какая-то выскочка и даже не в его вкусе… — Ну почему же? Я из племени короваи[5]. Есть одна фишка у нас, людей любим, — делаю паузу, — есть. Можно и без предварительной обработки. Информация, видимо, не особо её впечатляет. — Надеюсь, ты понимаешь, что это продлится недолго? Быстро надоешь. — Ну, куда мне до тебя, такой понятливой, улучившей момент, чтобы сообщить об этом лично. Всех так любезно оповещаешь? Или страх заставил подсуетиться? Опасность почуяла? Искусственный желчный хохот рассекает воздух и бьет по барабанным перепонкам. После целой вереницы классической музыки это звучит мерзко. — Не хватало ещё тягаться с деревенщиной. — Оу, — появляется Луиза, — если столица России для тебя деревня, то боюсь предположить, из какой дыры вытащили тебя. Свали в закат, а? Ну, надоела уже. Может, какой-нибудь несчастный согласится всё же, чтобы ты прибрала его к рукам. А то столько лет вертишься у Тора под ногами, а толку никакого. — Так ведь дура, не следую твоему примеру, милая, — делает шаг вперед по направлению к ней. — Не додумалась залететь. Я надеялась, Луиза её убьет. И будет скандал. Опять по моей вине. Признаться, эта перспектива не пугала, я даже помогла бы спрятать тело. А лучше — оставить на съедение стервятникам. Её сородичам. Меня так потрясло поведение этой девушки, что я жаждала крови. Раньше думала, что такие сцены бывают только в фильмах или книгах. Забываю, что и те, и те списаны с жизни. Как можно опускаться до такого уровня?.. — Правильно говоришь, Теюшка, не додумалась. А всё почему? Мозг нужен для этого. Не хочу обижать тебя, правда, но ты и так не блистала, а тут ещё ботокс, филлеры, силикон, вечное голодание на диетах. Просто никаких шансов на просветление. Боже, какая прелесть. Запишите меня к Луизе на курсы. Думаю, они еще долго соревновались бы в красноречии, но баттл испортил Роберт, обеспокоенно взирающий на нас. Стоило ему приблизиться — все умолкли. — Всё в порядке? — Да. Пойдём. Сат? — вопросительно смотрит на меня. — Мне надо позвонить. Я сейчас вернусь. — Тейминэ? — с нажимом приглашает Луиза. Та нехотя проходит вперед, и они вместе возвращаются в зал. Я набираю Эдгара, и интересуюсь, как проходит их поездка. Они с Армине и семьей её сестры отправились в живописный Дилижан, и у меня не было времени нормально поговорить с ним. В какой-то момент замечаю движение рядом. И оборачиваюсь, не прерывая звонка. И, перестав дышать, наблюдаю, как Тейминэ и Торгом выходят, направившись к одной из машин у ворот. — Я перезвоню тебе утром, Эдгар, извини, неудобно говорить. Пока… Отнимаю от уха и с силой сжимаю ни в чем неповинный телефон, как только брюнетка притягивает мужчину к себе за талию, проявляя инициативу. И целует! Чтоб её! Резко вдыхаю, едва ли не задохнувшись от большого потока кислорода. И выдыхаю. Отчаянно, рвано. Прогибаюсь телом, вся пронизанная остротой этой убийственной ревности. И продолжаю себя мучить, наблюдая, как они лобызаются… — Не каждый членоносец есть мужчина, детка, — врывается в мои внутренние стенания чужой женский голос. — Но Торгом действительно настоящий мужчина. Не упусти его. — Что? — разворачиваюсь в откровенном изумлении. Чтобы встретиться с той, что была моей копией лет на сорок старше. Снова дыхание спирает. Узнаю её сразу. Чувствую прилив лютой ненависти. И внезапно понимаю, какую «старуху» все побаиваются. И к кому на мероприятие я попала ненароком, желая этой встречи меньше всего на свете… Глава 20 «Моя самая главная победа стала для меня самым разгромным поражением». Неизвестный автор — Вам-то лучше знать, правда? Кто настоящий мужчина, а кто — недостойный слизняк… — огрызаюсь, не веря своим ушам и глазам. — За тридцать с лишним лет только улучшили навыки распознания, уверена. Смотрит внимательно. Не спешит ответить. А я делаю попытку нормализовать работу легких. Иначе умру сейчас он перенапряжения. — Хорошо, что ты выросла такой гордячкой. Наша… — Черта с два! — перебиваю неистово. — Нечему радоваться! Никакая я не ваша. И к такой злобной женщине отношения не имею. Надменно усмехается. — Твоё рьяное отрицание ничего не изменит, Сатэ. Более того, ты на меня слишком похожа… — Я похожа на свою мать, не заблуждайтесь. — А та похожа на свою. Не находишь, что всё логично? — Не нахожу, Элеонора Эдуардовна, — произношу с отвращением, — ни капли. — А я рада тебя видеть, детка. Хватаюсь руками за голову и истерично смеюсь, поражаясь этому лицемерию. Меня прорывает. Может, это состояние аффекта после романтических сцен с Торгомом. А, может, во мне слишком долго копился этот разрушающий яд… Я выплескиваю весь груз обид, горечи и непонимания, скопившихся за столько лет. — А я была бы рада Вас видеть примерно лет пятнадцать назад, когда, закрываясь в ванной, тайком плакала, умирая от страха навсегда потерять больную раком мать! Потому что некому было меня утешить! Тогда, знаете ли, шанс у Вас еще мог быть! Но, о чем это я? Вы же вычеркнули её из своей жизни, посчитав моего отца недостойной «партией», отбрасывающей тень на громкую фамилию! Боже мой, да Вы хуже, чем я представляла. После стольких лет сметь сказать мне, что я ваша кровь? Замолкаю на пару секунд, чувствуя жжение в груди от нехватки кислорода. — И что ужаснее всего, мама ведь настояла, чтобы её первую внучку назвали в Вашу честь! Я долго не могла прийти в себя от этой новости. И до сих пор против, чтобы моя прелестная девочка носила такое недостойное имя… — Сатэ, — моё плечо ощутимо сжимают. — Остановись… Вздрагиваю от неожиданности и гневно взираю на посмевшего притронуться ко мне Адонца, не ожидая его увидеть здесь и сейчас. — Как вовремя! — шиплю язвительно. — Что такое? Забыли на столе ключи, сумочку, что-то еще? Так проходи молча и не лезь. Тебя там ждут, поторопись. Предостерегающе сузив глаза, Торгом давит сильнее, пытаясь привести меня в чувство. Сбрасываю его ладонь и почти кричу, срываясь: — Ненавижу ваше гнилое видение мира. Моральную нищету. Цинизм, граничащий с горделивой вседозволенностью. Я счастлива, что не росла среди таких, как вы оба. Лицемеры… Не знаете, чего хотите. Мечетесь от одного к другому, причиняете боль и страдания окружающим, лишь бы самим было хорошо… Потому что носите в себе какие-то идиотские неписаные законы… — Сатэ… — рычит мужчина. — Пошёл к черту! К ней! К кому угодно! Не трогай меня! Наша борьба взглядов завершается его внезапным уходом. Только, как ни странно, не на улицу к той, что обслюнявила его минутами ранее, а куда-то вглубь коридора, где находятся уборные.