Сейчас я одержимый параноик. Чуть не убил парнишку на вечере, когда тот пригласил Сатэ на танец. А эта подвязка? Мне казалось, все мужское внимание обращено к оголенному бедру этой соблазнительной бестии. Я с трудом поборол желание сорвать провокационный аксессуар. А история с ее братом и цветами? Тест на беременность? И плюс на всё готовые самцы вокруг, которых она, кажется, не замечает. Но я-то вижу, как бедственна эта ее способность быть в центре. Всегда. Отличиться репликой, улыбкой, смехом, жестом. Это и привлекает, и выводит из себя. Словно зверь, одним словом. Как я в него превратился? Не так. Как эта девушка меня в него превратила?.. Стук в дверь отвлекает от затянувшегося психоанализа. Она распахивается, и в помещении резко становится наэлектризовано. Воздух сгущается. Голод по ней, словно стоящий на бессменной страже, тут же проявляет свою активность. Положение усугубляет тот факт, что Сатэ чем-то взбешена. У нее в такие моменты невероятно блестят глаза, похожие на сигнальные огни. А я — утопленник с потерпевшего крушение корабля, который ориентируется по этому маяку. Стремительно приближается и какое-то время молча смотрит на меня. Переводит взгляд с глаз на губы и обратно. И так несколько раз по кругу. Соскучилась, но зла. Вспоминаю фразу «Казнить нельзя помиловать» из «Страны невыученных уроков» — советского мультфильма моего детства. Интересно, куда она поставит запятую сейчас? Ситуация настолько забавляет меня, что, откинувшись на спинку кресла и расслабившись, позволяю себе широкую улыбку, наблюдая за ее метаниями. Отъезжаю от стола, намекая на пустующее почетное место на своих коленях. Чтоб ей было легче сделать выбор. Раздраженно фыркает и закатывает глаза, не поддавшись дерзкой провокации. — Когда ты собирался мне сказать, что уволился? В голосе звенит неподдельная обида, и это меня немного отрезвляет. — И тебе привет, душа моя. — Какого хрена, Адонц! — взрывается. — Почему я узнаю это от Роберта, демонстрирующего приказ о своем назначении на твою должность! — Сюрприз. Знаешь, кого назначат начальником вашего отдела? — Плевать я хотела! — На саму себя? На секунду застывает, нахмурившись и подобравшись. — Это, типа, блат? Оплата труда, когда спишь с начальником департамента? — срывается на яростный крик. Опять же, любая была бы рада этой новости и открывающимся перспективам. Но это же Сатэ! Встаю и угрожающе надвигаюсь, сурово проговаривая: — Во-первых, с начальником департамента спит Луиза. Ты спишь с бывшим начальником. Спала. Два раза. Буду премного благодарен, если это приобретет систематический характер. — Очень уместно, Адонц! — взвинчено огрызается. Заключаю брыкающуюся нимфу в объятия, и вновь — неизменно — вдыхаю запах чистоты, приправленный цитрусовыми нотками. Поняв тщетность попыток отстраниться, затихает, продолжая тяжело дышать. — Во-вторых, это ж как надо себя не любить, чтобы не признать очевидного — ты самая достойная кандидатура. — Да, конечно! Я новый сотрудник, работаю всего полгода! Это всё выглядит подозрительно, не хочу таких раскладов… — Это не мы с тобой решаем. Безусловно, ты можешь отказаться, когда тебя вызовут и предложат должность. Но в таком случае выставишь себя не в лучшем свете, тебя попросту посчитают дурой. На какое-то время воцаряется тишина, нарушаемая только усиленным сердцебиением Сатэ. — Ты, правда, не имеешь к этому отношения? — спрашивает натянуто. — Я никогда бы не стал подставлять тебя таким образом, бросая тень на репутацию. Пусть и считаю способнейшей и умнейшей, но достичь высот ты должна сама. И у тебя это получается. Облегченный вздох. — Я совершенно не понимаю, почему ты мне ничего не сказал, Тор! — Не думал, что это так важно… Воспользовавшись тем, что я потерял бдительность, поглаживая ее волосы, лишает меня близости своего тела, резко высвободившись. — Потрясающе! — язвит, рассекая воздух руками. — Не важно, что ты уходишь? Приподнимаю бровь, будучи слегка дезориентированным такой бурной реакцией. Тем более, что совсем не этого мне хочется, когда она рядом, и ее грудь так зазывно поднимается и опускается. Вот, сука! Я реально озабоченный! Злость на самого себя выливается в холодный тон, которым спрашиваю: — А ты не перегибаешь палку?.. Отшатывается. Скорее, в неконтролируемом порыве гнева, чем из чувства оскорбленной невинности. И ретируется так же внезапно, как и появилась. Стою посреди комнаты добрых минуты две, пытаясь переварить сцену. Идиотскую и нестоящую того причину очередного столкновения. И не могу найти логического объяснения. Пора бы признать, что когда она рядом, все горит огнем. Подхожу к креслу и слышу какой-то шум из коридора, что вызывает внезапное беспокойство. Спешу к источнику и подтверждаю звонки обостренной интуиции. На полу лежит мертвецки бледная и безжизненная Сатэ, вокруг которой возятся несколько человек. Но больше всех наводит смуты конкретно один — незнакомый мне мужчина примерно моего же возраста. По тому, с какой нежностью и отчаянием он к ней обращается, лапая девушку, чтобы вернуть в сознание, четко ощущается, что они очень хорошо знакомы. И в его глазах отнюдь не братские и даже не дружеские переживания. Помимо страха за ее жизнь испытываю ярый приступ самой примитивной и болезненной ревности. Что и сподвигло меня в следующую секунду броситься к ней и собственническим движением вырвать из чужих рук, ласково называя ее имя. Жест противником был идентифицирован, но далеко не принят, о чем свидетельствовали полыхнувшие во взгляде языки убийственного пламени. В этом типе было что-то отталкивающее. Демоническое. — Успокойтесь, товарищи, — снисходительно подтрунивает сотрудница департамента медицинской помощи детям, имени которой я не помнил, — всего лишь вазодепрессорный вид синкопального состояния. Словно по команде, все «особо одаренные» утопили ее в испепеляющих взорах, ничего не поняв. Нашла время умничать, твою мать! Она цокнула и поднесла вонючий ватный диск к ноздрям Сатэ, после чего пояснила: — Обморок у нее обычный, она же Вас увидела и испугалась, я как раз стояла у двери нашего кабинета, когда Сатэ упала. Последнее уточнение было адресовано незнакомцу, и эта информация меня добила. Но рвение выяснить, что он с ней сделал, было отложено, стоило Сатэ закашляться. С нереальным облегчением я непроизвольно сжал ее сильнее, но потом опомнился и ослабил хватку, помогая принять сидячее положение. Она медленно приходила в себя, непонимающе уставившись на меня. — Сат? Девушка вздрогнула и повернулась на мужской голос. На лице отразилась невероятная гамма эмоций от испуга до радости и еще чего-то, что я не распознал. А потом она протянула руку и дрожащей ладонью провела по его щеке. — Ты реальный? Это, правда, ты, Мовсес? И когда этот ублюдок блаженно улыбнулся, наслаждаясь ее касанием, меня окончательно переклинило… * * * Трель от настойчивого звонка в дверь была слышна даже через шум воды. Сначала решил не обращать внимания, поскольку никого не ждал и очень спешил, но этот противный звук продолжал проникать в мозг. Да уж, сегодня не мой день, явно. Хотя и люблю пятницу, но с самого утра все пошло не так. И это раздражение, постепенно переросшее в злость, требовало выхода. Обмотав полотенце вокруг бедер, приготовился четвертовать недоноска, никак не отнимающего палец от кнопки вот уже несколько минут. Я ему не позавидовал бы. Так резко дернул на себя ручку, что та чуть не пала жертвой моего гневного припадка. И остолбенел, когда на меня свалилась неожиданная гостья. Успев поймать ее, ошеломленно уставился в расширенные от ужаса зеленые глаза, которые были единственной открытой частью лица. — Что за…на хрен… — вылетело из меня непроизвольно. Сатэ выпрямилась, швырнула сумку на пол, закрыла дверь и тщательно прокрутила ключ в замке. А я пытался отойти от шока, рассматривая ее одеяние. — Ты сменила религию? Смежит веки, затем виртуозно закатывает глазные яблоки, мол, что за тупость. Не совсем понимаю, что происходит. А потом она вдруг скидывает с себя дурацкий длинный плащ, из-под которого до этого виднелся подол черной юбки. И у меня вмиг перехватывает дыхание от этого зрелища. И в теле рождается соответствующий отклик, подстегиваемый бурной фантазией. — Я скучала, — делает шаг ко мне, — очень. Все мысли улетучиваются. Уже и плевать, что я и так опаздывал. Плевать, что еще днем я чуть не задушил ее за очередное проявление дерзости.