— Давайте начнем. Кажется, все в сборе. Здравствуйте… Отключаю эмоции и включаю мозг. Благо, сейчас работа действует на меня благотворно, слишком много ответственности. Уже спустя десять минут, войдя в привычный ритм, налаживаю контакт с присутствующими и веду стандартные курсы переподготовки. Это для них сие мероприятие проходит пару раз за несколько лет. Для меня — каждую неделю новая группа, помимо основных обязанностей. О Сатэ не забываю, но и желание растерзать никуда не девается. Всего лишь притупляется. На время. Короткое. Продолжает делать вид, причем весьма упорно, что я — пустой звук. Естественно, такое положение вещей меня не просто оскорбляет, а изрядно выводит из себя. К своему стыду, повинуясь повадкам застрявшей где-то далеко внутри советской учительницы с пучком на голове, продолжаю громко вести лекцию и медленно подходить к ее столу, будто хождение в процессе беседы — это норма для меня. Сам же, словно ехидная неудовлетворенная бабулька, пытаюсь подловить непутевую ученицу на том, что та витает в облаках… И прихожу в ступор, когда вижу изящное запястье, аккуратным почерком фиксирующее суть мною вышесказанного в выданном блокноте. Да уж, подловил, называется. Но разве я могу так легко сдаться?.. — Думаете, Вам пригодятся эти конспекты? Я же предупредил, что материалы потом будут выданы. Лучше внимательно слушать. Она даже не шелохнулась, лишь приостановила движение руки. Я пялился на нее все это время, а эта чертовка даже не приподняла головы ради приличия. Вопиющее неуважение и открытая дерзость. — Мне просто скучно, простите. Я уже изучила последние изменения… Поэтому и занимаю себя хотя бы письмом. Скучно ей, видите ли. А голос такой…больше не мой. Я, вообще, адекватный? В каком смысле, не мой голос? Что за тупая постановка мысли. Да потому что звучит Сатэ как-то по-чужому, отстраненно. И такого раньше точно не было… При этом полна энергии и выглядит потрясающе. А осознание того, что она высыпается, в отличие от меня, добивает выдержку. То есть, разрыв переносится ею легче?.. — Раз изучали, может, напомните новый срок периода ожидания? — Десять дней, — отвечает тут же. — Каких? — Календарных. — Точно не рабочих? — Точно, господин Адонц. Киваю и возвращаюсь к презентации. Ничего не могу с этим поделать — одновременно восхищаюсь и хочу придушить. Это же ненормально, да? И чего пристал к девушке? Сидит же спокойно, не мешает, моего внимания старается не привлекать. Но, оказывается, я, жуть, как хочу, чтобы она пыталась это самое внимание привлечь. И я бы привлекся. С досадой делаю сокрушенный выдох и понимаю, что так нельзя. И именно благодаря этой мысли последующие полтора часа оставляю Сатэ в покое. Мне трудно совладать с собственными противоречивыми ощущениями, но я признаю, что дразнить ее — это уже уровень ниже плинтуса. Что совсем не моя планка. В конце концов, дядька, которому без пяти сорок, должен с уважением принять тот факт, что его больше не хотят. Наверное. Первый день семинара подошел к концу, и надо сказать, без особых происшествий. Все же мы смогли не ударить в грязь лицом, пачкая то, что между нами было, бессмысленными перепалками. Но за это, скорее, спасибо именно Сатэ… — Я хочу кое-что прояснить. Вскидываю голову настолько резко, что слышен хруст позвонков, на которые свалилась внезапная нагрузка. А все потому, что никак не ожидал услышать этот голос. Мне казалось, все давно ушли. — Слушаю, — жестом приглашаю сесть на стул за ближайшим столом напротив. Снова выбешивает меня отрицательным покачиванием, на что пожимаю плечами и жду. Сатэ раскрывает маленькую сумочку и достает оттуда какой-то темный конверт. Протягивает мне, и я замечаю, как на мгновение вздрогнула ее рука. — Мне это ни к чему, господин Адонц. Выхватываю злополучный прямоугольник и раскрываю. Когда смысл текста доходит до мозга, застываю в недоумении, затем со злостью заглядываю ей в глаза: — Это шутка такая? Мне кажется, или на секунду в ее взгляде мелькает облегчение?.. — Это уже поинтересуйтесь у своей невесты… И направляется к выходу. Черта с два я тебе дам так уйти! Вскакиваю и догоняю ее почти у двери, преградив путь к побегу. Девушка вздыхает раздраженно и сверлит недовольным взором, мол, что тебе еще надо? Отчетливо вспоминаю моменты, когда после вот такого проявления эмоций называла меня мудаком, и ловлю себя на том, что даже скучаю по этим дням. Точно неадекватный. — Что все это значит? Откуда это идиотское приглашение? — Ты издеваешься? — цедит сквозь зубы. — Мне прислала ее твоя пассия. Я вернула тебе за ненадобностью. Остальное — с ней. Разговаривай, выясняй… Вроде и должен злиться в ответ, но я зависаю, наблюдая за ее реакцией. Сколько в ней живости и вкусной неординарной энергии… — Бред. Я не видел ее с нашей последней ночи. Это заявление было очень опрометчивым. В том смысле, что оба вспыхнули разом. Каждый вспомнил этот разговор. — А это меня не касается, Адонц. Если это её шутка, как ты выразился, то советую нанять хорошего специалиста. Такими вещами не шутят. Но сначала оповести девушку, что больше нет надобности отстаивать территорию. Она свободна. Для любого рода непринужденных отношений. — Давай, языкастая, я сам решу, что буду делать, — тихо проговариваю с предостерегающими нотками в голосе. — Не зли меня, Сатэ. Я и так пытаюсь держать себя в руках из последних сил. Ты и сама была согласна на эти непринужденные отношения. Уверяла, что готова к ним. Но, оказалось, что твоя детская психика не в состоянии воспринять взрослое видение. Да, представляешь, есть люди, которым нравится секс без обязательств. Нравится изменять своим партнерам. И… — Кажется, ты забыл, что твоя лекция закончилась, — перебивает, делая шаг к двери, — меня моя детская психика устраивает. Твой дешевый мир порока не интересует. В отличие от тебя, Торгом, я попробовала то, что претит мне. Попробовала. А ты так сможешь? Попробовать быть верным и преданным? Вот и разница. Дай пройти. — Попробовала и вернулась в свой мирок, где тебе предложил руку и сердце подходящий кандидат? — очень хотелось назвать вещи своими именами, но это было бы слишком гадко для ее ушей. — Этого ты хотела? Поджимает губы и сверлит препарирующим взглядом. — Дай. Пройти. Адонц. Вместо этого, терпя фиаско в стремлении держать дистанцию, грубо хватаю ее за талию и притягиваю к себе, припечатав к груди. Сатэ растерянно моргает, упираясь ладонями в мои плечи, но первое время не шевелится. И в тот самый миг, когда я тянусь к ее рту с целью унять пульсирующую потребность в этой бестии, она вспоминает о непрямой функции своих конечностей. И брыкается с таким неистовством, что удерживаю ее с трудом. — Я сказала, ничего больше не будет! — кричит, вырываясь. — Но я такого не говорил, — подмечаю, блокируя попытки ударить меня. — Ты пожелал мне счастья с другим мужчиной! — взревела Сатэ в отчаянии. — Так, может, правда, с ним я буду счастлива?! Отпусти! Прихожу в себя, скидывая это наваждение, и действительно выпускаю ее из цепких объятий. Да, молодец, Тор. — Прости, — всё, что получилось выдавить, когда ее ладонь легла на ручку двери. — Ты права. — А хотелось бы, чтобы нет… Последняя фраза, произнесенная шепотом, тонет в тишине, когда Сатэ покидает помещение. Я долго стою на месте, пригвождённый тяжестью посыла. Разве мне этого не хочется? Еще как. Но это вновь приведет в никуда. * * * — Не злись! Подумаешь, маленькая шалость! Тейминэ пытается ухватить меня за шею, встав на носочки.