– Нет. Я… да. Они украли одежду, а потом оглушили меня и сбежали. – Они не сказали, куда направляются? Внезапно Мигелем Каррильо овладело чувство собственного достоинства. – Нет. Он промолчал про Мендавию отнюдь не из желания защитить монахинь: Каррильо не было до них никакого дела, – но полковник изуродовал ему лицо, поэтому после выхода из тюрьмы будет непросто заработать себе на жизнь. Полковник Аконья обратился к офицерам гражданской гвардии: – Видите, чего можно добиться с помощью дружеского убеждения? Отвезите его в Мадрид и отдайте в руки правосудия: это убийца. Лючия, сестра Тереза, Рубио Арсано и Томас Санхуро держали путь на северо-запад в сторону Ольмедо, стараясь держаться в стороне от главных дорог. Они шли через поля и пастбища со стадами овец и коз. Открывавшиеся глазам путников невинные пасторальные картины казались какой-то насмешкой на фоне грозившей им смертельной опасности. Они шли всю ночь, а на рассвете поднялись в горы в поисках укромного места. – Ольмедо прямо перед нами, – сказал Рубио Арсано. – Переждем здесь до темноты. Кажется, вам обеим не мешало бы немного поспать. Сестра Тереза была вымотана физически, но гораздо больше ее беспокоило собственное эмоциональное состояние. Ей казалось, что она теряет ощущение реальности. Все началось с пропажи дорогих ее сердцу четок. Она их потеряла? Или кто-то их украл? Тереза не знала наверняка. Они служили ей утешением на протяжении многих лет. Тереза уже не помнила, сколько тысяч раз прочитала «Аве Мария» и «Отче наш», перебирая их пальцами. Эти четки стали ее частью, ее спасением, и вот теперь они пропали. Может, она потеряла их во время нападения на монастырь? Хотя было ли вообще это нападение? Сейчас оно казалось каким-то нереальным. Тереза уже не могла сказать с уверенностью, что в ее жизни было, а чего не было. Она видела ребенка. Был ли это ребенок Моник? Или же Господь решил над ней подшутить? Все это сбивало с толку. Когда она была молодой, все было так просто. Когда она была молодой… Глава 11 Эз, Франция Когда Терезе де Фосс было восемь лет, самое большое счастье в жизни ей приносила церковь, словно священный огонь притягивал ее своим теплом. Она ходила в часовню Братства белых кающихся грешников, молилась в кафедральном соборе в Монако и церкви Нотр-Дам де Бон-Вояж в Каннах, но чаще всего посещала богослужения в церкви в Эзе. Тереза жила на вилле на горе, возвышавшейся над средневековой деревушкой Эз близ Монте-Карло, откуда открывался вид на Лазурный Берег. Деревушка примостилась высоко на скале, и Терезе казалось, что она может взирать с высоты на целый мир. На самой вершине располагался монастырь, а ровные ряды домов каскадом спускались по склону горы к раскинувшемуся у ее подножия Средиземному морю. Моник на год младше Терезы, с раннего детства считалась в семье настоящей красавицей, что уж говорить о том, какой она стала повзрослев. Природа наградила ее точеной фигуркой, ясными голубыми глазами, непринужденностью в общении и уверенностью в себе, как нельзя кстати соответствующими ее облику. Тереза же слыла гадким утенком, и, по правде говоря, родители стеснялись старшей дочери. Если бы Тереза была просто некрасивой, все можно было бы решить с помощью пластической хирургии: укоротить нос, исправить линию подбородка и разрез глаз, – но проблема состояла в том, что черты ее лица были перекошены. Все располагалось как будто не на своем месте, как у комедийной актрисы, которая корчит гримасы на потеху публике. Обделив Терезу красотой, Господь наградил ее ангельским голосом. Все заметили это, когда она впервые спела в церковном хоре. Прихожане изумленно внимали прекрасным чистым звукам, издаваемым ребенком. С возрастом голос Терезы окреп и стал еще прекраснее. В церкви она исполняла все сольные партии и чувствовала, что в этом ее призвание, но стоило оказаться за пределами храма, девушка становилась невероятно робкой и стеснялась собственной внешности. В школе все дружили только с Моник. Мальчики и девочки ходили за ней толпами, чтобы поиграть или просто побыть рядом. Ее приглашали на все вечеринки. Терезу тоже приглашали, но лишь для того, чтобы не обижать семью, и девушка болезненно осознавала свою ненужность, когда слышала: «Послушай, Рене, нельзя пригласить в гости только одну дочку Фоссов. Это невежливо». Моник тоже стыдилась уродливой сестры: ей казалось, что это бросает на нее тень. Родители относились к старшей дочери так, как должно: педантично выполняли свои обязанности, но не более того. Было очевидно, что обожают они Моник, поэтому у Терезы никогда не было того, о чем она так сильно мечтала: любви. Она росла послушной девочкой, готовой помочь каждому, кто в этом нуждался, прилежно училась, обожала музыку, историю и иностранные языки. Учителя и окружающие испытывали к ней только жалость. Владелец одного из магазинов сказал однажды, когда Тереза вышла за дверь: «Господь проявил небрежность, создавая ее». Единственным местом, где Тереза обрела любовь, была церковь. Ее любил священник, любил Господь. Она каждое утро ходила на мессу, не забывала о четырнадцати остановках крестного пути Иисуса и, становясь на колени под прохладными сводами церкви, ощущала его присутствие. Стоило Терезе запеть, все ее существо переполнялось надеждой и ожиданием. Ей казалось, что вскоре с ней непременно что-то произойдет и вся жизнь ее изменится. И мысль об этом придавала ей сил. Тереза никогда не делилась своими горестями с родителями или сестрой, поскольку не хотела их обременять, а также держала в тайне их с Господом взаимную любовь. Тереза обожала свою сестру. Они вместе играли в лугах, окружающих поместье, и Тереза всегда позволяла Моник одерживать победу в чем бы то ни было. Девочки вместе гуляли по окрестностям, даже спускались по вытесанным в склоне горы ступеням в раскинувшуюся у ее подножия деревушку Эз и прогуливались по узким улочкам мимо магазинов, перед которыми ремесленники торговали своими изделиями. По мере взросления сестер сбывались предсказания горожан. Красота Моник расцветала, привлекая толпы поклонников, в то время как Тереза довольствовалась всего несколькими знакомыми и бо́льшую часть времени проводила за шитьем или чтением и лишь иногда ходила в деревню за покупками. Проходя как-то мимо гостиной, она услышала беседу родителей: говорили о ней. – Она так и останется старой девой и будет сидеть у нас на шее до конца наших дней. – Может, найдет кого-нибудь. Ведь у нее такой добрый нрав. Отец горько рассмеялся и заключил: – Только вот парней в наши дни это мало интересует: им бы куклу в постель. Тереза, вся в слезах, убежала прочь. * * * Она по-прежнему пела в церкви по воскресеньям, и благодаря этому случилось то, что могло изменить ее жизнь раз и навсегда. На одной из служб присутствовала некая мадам Неф, приходившаяся теткой директору радиостанции в Ницце. И вот в одно из воскресений, после того как услышала пение Терезы, она задержалась в церкви, чтобы поговорить с ней. – Вы зря растрачиваете здесь свой талант. Ведь у вас необыкновенный голос, и грех этим не воспользоваться: то есть не заняться пением профессионально. Скажу без ложной скромности, я за версту вижу настоящий талант. Предлагаю вам спеть для моего племянника: он может записать вас для радио. Ну как, я вас заинтересовала? Тереза не на шутку испугалась: – Я… я не знаю. – Обсудите мое предложение со своей семьей. – Мне кажется, идея прекрасная, – сказала тогда ее мать. – Не будет ничего дурного, если ты попробуешь, – согласился с ней отец. Но у Моник было иное мнение на этот счет: – Ты же не профессионал! Что, если осрамишься? Моник пыталась лишить сестру уверенности в себе лишь по одной простой причине: боялась, что Тереза достигнет успеха и окажется в центре внимания, где всегда была она. «Несправедливо, что Господь наградил Терезу таким голосом, – считала она. – Что, если она станет знаменитой? Тогда про меня забудут, отодвинут на задний план». Моник упорно отговаривала сестру от прослушивания, но в следующее воскресенье мадам Неф опять подошла к Терезе. – Я поговорила с племянником. Он загорелся идеей и ждет вас на прослушивание в среду в три часа дня. И вот в среду взволнованная Тереза отправилась на радиостанцию в Ницце, чтобы встретиться с ее директором. – Я – Луи Бонне, – коротко представился тот. – И готов вас прослушать. Внешние данные девушки подтвердили его худшие опасения. Тетка и раньше присылала ему подобные «таланты». Стоило бы посоветовать ей сидеть дома и заниматься делами, но он знал, что не сделает этого: ведь он всего лишь наследник своей очень богатой тетушки. Тереза проследовала за Луи Бонне по узкому коридору в небольшую звукозаписывающую студию. – Вы когда-нибудь занимались пением профессионально? – Нет, сэр. – Тереза аж взмокла от волнения. «И как я допустила, чтобы меня в это втянули?» Ее охватила такая паника, что она готова была убежать прочь. Бонне поставил ее перед микрофоном: – Сегодня у нас нет пианиста, поэтому вам придется петь а капелла. Вы знаете, что это такое? – Да, сэр. – Прекрасно. Вот уже в который раз он задумался о том, стоило ли богатство его тетки того, чтобы тратить время на эти дурацкие прослушивания. – Я буду в аппаратной. У вас есть время только на одну песню. – Сэр, а что мне… Но он уже ушел. Тереза осталась в комнате наедине с микрофоном, без понятия, что надо петь, что может подойти для субботней музыкальной программы. Может, просто уйти?.. Внезапно откуда-то раздался голос Луи: – Ну что же вы? Начинайте! – Простите. Я не могу…