Как только свечи в люстрах большой столовой были погашены, а зевающая на ходу прислуга разошлась по своим комнатам, Александр поднялся вместе с женой по парадной лестнице и, не удержавшись, прижал удивлённую девушку к себе уже возле самой двери спальни. Они вошли в комнату, невпопад улыбаясь и целуясь, словно шекспировские влюблённые, затем мужчина принялся судорожно снимать с себя одежду. Получалось у него это не слишком грациозно, и Кейли засмеялась, но меньше, чем через минуту ей было уже не до смеха. Обнажённый, с хитрой ухмылкой на лице, Александр подхватил её на руки и, уронив на заправленную постель, стал поспешно раздевать, не обращая внимание на невинные девичьи протесты по поводу дорогого платья, нижних сорочек и чулок. — Вот ты и в моей власти, красавица, — прошептал он, с жадностью впиваясь взглядом в обнажённую грудь и белый, мягкий живот жены. — Как же ты хороша! Весь день было настоящей мукой смотреть на тебя без возможности дотронуться. А ты всё время где-то пропадала! Ну что же, придётся заплатить за это сполна… Кейли знала, что зарделась, но заставила себя побороть смущение, хотя его откровенные фразочки до сих пор заставляли её краснеть. — Лично я готова, ты даже не представляешь, насколько! А вот хватит ли сил у тебя? Она бросила Александру вызов, игриво улыбнувшись, и он принял его, а заодно и правила этой невероятно приятной игры. Мужчина упёрся коленом в край кровати и медленно, словно дразня, стянул с Кейли чулок — последний предмет одежды, который на ней оставался. Девушка приподнялась на локте, когда Алекс наклонился, и охотно встретила его жаркий поцелуй. С этой минуты они практически не отрывались друг от друга. Кейли всем своим естеством ощущала, как он хотел её, и она отдалась всецело, отбросив остатки стыда. Сначала она постаралась сосредоточиться и сделать всё так же, как и предыдущей ночью, но, едва их тела прижались друг к другу, едва Алекс лёг на неё и оказался между разведённых бёдер, она почувствовала, что он не мог больше ждать. Почувствовала это в его неистовых поцелуях, в движениях рук и быстрых касаниях к её истекающему лону. А через мгновение он уже вошёл в неё, и Кейли успела лишь раз крикнуть от неожиданности. Больше не было никакой боли, никакого смущения. Кейли едва не задохнулась от острого чувства наполненности, после которого, едва мужчина стал двигаться, сначала плавно и медленно, затем всё быстрее, она почувствовала, как наслаждение сковало её тело, ставшее вдруг чужим. И словно все остальные ощущения в мире испарились. За собственными громкими стонами Кейли не слышала, как тяжело дышал и, стиснув зубы, почти шипел Алекс. Его момент освобождения был близок, и он беспощадно толкался в неё, сильно, грубо, наплевав на все условности. Кейли запрокинула голову и, не зная сначала, куда деть руки, просто схватила себя за груди и сжала их. Александр увидел это, увидел её раскрытые губы и рассыпанные по подушке волосы, на которые падал лунный свет из мутного окна… Он видел её, совершенную, открытую для него, только для него, и думал, что умирает от наслаждения. Наконец Кейли затрясло, её бёдра сковало внезапное вязкое ощущение, и она закричала, дёрнувшись в экстазе. Она всё содрогалась на этом пике страсти, и Алекс наклонился, чтобы поцеловать её, успев поймать ртом её возгласы и стоны. Через пару мгновений он замер над нею, и Кейли, всё ещё пребывая где-то между двумя мирами, успела увидеть его взгляд, помутнённый от желания. Она смутно почувствовала, как он излился в неё, и стало очень горячо, а потом почти сразу выскользнул, и девушка ощутила влагу на своём лоне. Чтобы не давить на неё тяжестью своего тела, Алекс улёгся рядом. Сначала на спину, чтобы немного отдышаться, затем на бок, вплотную к ней, и Кейли сама повернулась к нему, обняв за шею и поцеловав во впадинку между ключицами. Его кожа была солоноватой от пота, но запах его тела показался ей пьянящим и приятным. Быстрым движением Александр закинул её левую себе на бёдра, и Кейли почувствовала, как его плоть упёрлась ей между ног… Это ощущение сводило с ума. Он был так близко, ещё чуть-чуть, и она снова могла быть наполнена им. От этой мысли Кейли хотелось стонать, и она крепче прижалась к мужу, лаская его широкую грудь ладонью. — Тише, тише, красавица моя, — прошептал Алекс, улыбаясь между короткими поцелуями, — я тебя чувствую… — А я тебя! — Ты не устала? Я не сделал тебе больно? Она коротко засмеялась и потёрлась щекой о его плечо. — Ах, о чём ты? Я прекрасно себя чувствую! Но разве это всё? — Конечно, нет, но я не хочу тебе навредить. Ты стала женщиной только вчера, и долгие ласки могут оставить неприятный след на твоей коже… — Я уже говорила, не стоит опекать меня, как маленькую. Если я в порядке, значит, всё хорошо, — она с нежностью взглянула в обеспокоенное лицо мужа и улыбнулась, коснувшись рукой спутанной копны его волос. — Мне так нравится то, что ты делаешь. Иногда я словно схожу с ума, но всё же… Мне нравится быть твоей! Она видела, что он хотел ответить, он и собирался сказать что-то, однако вместо слов просто подхватил её рукой под ягодицей и медленно ввёл член внутрь, затем резко дёрнул девушку на себя, отчего Кейли вскрикнула, но через мгновение покорно прижалась к его твёрдому телу. Он снова стал двигаться в этой странной позе, и где-то на задворках сознания Кейли поняла, что это было самым невинным из того, что он знал и умел. Они лежали на боку, лицом друг к другу, одной рукой Александр держал Кейли за бёдра, другой схватил за длинные волосы на макушке, так что теперь она не могла отвернуться. Он брал её с такой силой, что его напряженное раскрасневшееся лицо расплывалось у Кейли перед глазами, но это не продлилось долго, и он кончил с глухим стоном, закатив глаза в экстазе. И она видела это, и не могла поверить в то, что это происходило с ней, с ними обоими. Она думала, что он снова отпустит её, но как только его член покинул её тело, Алекс опрокинул девушку на спину и впился ртом в её сосок, дразня сначала языком, потом с шумом втягивая его губами. Кейли ощутила, словно сотни игл пронзили её ослабевшее тело. А он всё продолжал сосать, бесстыдно поднимая на неё глаза, словно желая узнать её реакцию. А потом (она даже не заметила, как быстро) его язык оказался между её ног, и Кейли задрожала от наслаждения, наконец, познав самую мучительную ласку, какую он только мог придумать. Когда к этому безумному языку присоединились и пальцы, Кейли подумала, что вот-вот сойдёт с ума. Её трясло, бёдра сковывало волнами жара снова и снова, а он всё не отпускал её. И иногда она слышала, но будто издали, как он звал её и шептал какие-то непристойности, правда, она не поняла их, да и был ли смысл, потому что её снова пронзало сумасшедшее ощущение блаженства. Наконец, опустошённая после этой ласки, Кейли превратилась в безвольную куклу, потому что тело ослабло так, что она даже руками пошевелить не могла. Лёжа на скомканных влажных простынях в бесстыдной позе, она видела, как Алекс улыбался, разглядывая её, и в этом пристальном взгляде угадывалось восхищение… и ещё больше желания. Она почти удивилась, когда он приподнял её за бёдра и придвинулся ближе, приставив головку вздыбленной плоти к её входу. Он двинулся резко, безжалостно, и она дёрнулась в его руках, не в силах пошевелиться. «Он не может уже быть готов… Поверить не могу… Неужели в нём до сих пор остались силы?» — мелькало молнией в её голове, пока Александр брал и брал её, снова и снова, будто они и не начинали вовсе. Она не поверила своим ушам, когда, всё ещё оставаясь в ней, но двигаясь плавно, почти полностью выходя из неё и снова вторгаясь, он наклонился к её лицу и прерывисто прошептал: — Теперь ты видишь… как это может быть?.. Впредь не берись… дразнить меня… О Боже, как хорошо! Когда любовные игры, наконец, закончились, и когда он, совершенно удовлетворённый и такой же опустошённый, как его молодая жена, упал на спину рядом с ней, Кейли инстинктивно свела ноги вместе и поморщилась. Но уже через минуту никакого дискомфорта или боли она не ощущала. Стало тихо, и кроме их общего выровнявшегося дыхания ничто не нарушало эту тишину. Александр потянулся будто довольный ленивый кот, повернулся к жене и сказал: — Надеюсь, ты довольна? И не упрекнёшь меня больше в том, что я могу «рано закончить»! Эти слова странным образом показались ей забавными, так что Кейли лишь вымученно засмеялась, тихо, почти неслышно. Мужчина коснулся её правой груди, слегка сжал в ладони и поигрался большим пальцем с затвердевшим соском, отчего Кейли застонала. Алекс улыбнулся и произнёс: — Прости, но удержаться так трудно… Всё-всё, не смотри ты так! Я не стану тебя больше истязать. На сегодня хватит. Я и сам выжат до последнего… Но будет ещё много ночей, обещаю. — Много ночей… Кейли улыбнулась и зевнула, затем Александр укрыл их обоих одеялом. Девушка мигом прижалась к нему, вытянувшись вдоль его могучего тела, и вдруг подумала о том, что такой счастливой она ещё никогда не была и, возможно, не будет. Через шесть дней наступил новый год. И все эти несколько чудесных дней Кейли чувствовала себя на седьмом небе. Её отец пребывал в добром расположении духа, шутил и улыбался, часто вспоминая покойную супругу. Вечерами, когда снаружи неслышно падал снег, укрывая голые поля и древние строения, виконт вместе с дочерью усаживался за пианино и подыгрывал ей очередную хорошо знакомую мелодию. Иногда заглядывали гости. Иногда Александр, обычно безучастный и тихий наблюдатель, играл против тестя в шахматы, партия за партией, пока Кейли читала или вышивала вместе с Оливией, и они совершенно забывали о времени. Дни протекали спокойные и мирные, типичные праздничные дни в деревне. А ночью, едва Александр запирал за собой и женой дверь спальни, Кейли спешила распустить собранные в две косы волосы, потому что он любил зарываться в эту золотистую копну лицом, вдыхать их аромат и пропускать волнистые локоны сквозь свои пальцы. С этой минуты внешний мир переставал существовать для них обоих, и из молчаливого капитана Алекс превращался в опьянённого желанием любовника, который с каждым разом открывал для юной супруги новые эротические тайны. Иногда Кейли понимала, что он мог быть невнимателен и груб, но это лишь сильнее распаляло её. Ей нравился его необузданный нрав и поведение дикаря, когда в самые жаркие минуты она становилась для него центром вселенной, и ничто больше не имело значения. И хотя порой, падая рядом с женой на спину и утирая ладонями лицо, Алекс бормотал ругательства и проклинал себя за несдержанность, Кейли тихо смеялась, потому что он не понимал, как сильно возбуждали её эти грубые офицерские ласки. Он научил её такому, о чём, пожалуй, даже всеведущая графиня Бриджертон не догадывалась. Разумеется, ни о чём подобном Кейли прежде не знала, а поначалу вовсе противилась, поминая Божью кару. Но Александр умел убеждать, и под его руками, его телом и волей она становилась такой покорной, что все условности отходили на второй план. Ей нравилось наблюдать, как он терял контроль. Она стала хорошо понимать, почему Алекс любил разглядывать её во время любовного акта, и её это больше не смущало. Кейли узнала, как доставлять ему наслаждение, и при этом ощущала свою власть над ним, так что порой они с радостью менялись ролями. Иногда, засыпая на рассвете, Кейли с тоской думала, что добилась своего совсем не так, как ей того хотелось. Несколько раз, будучи на пике наслаждения, она едва не проговорилась, что любит его. Ей бы хотелось прокричать эти слова, пока он был в ней, пока его самого уносило прочь на волнах наслаждения, но каждый раз она вовремя сдерживалась. Он не скажет ей того же самого, и эта жестокая мысль отрезвляла её лучше любого средства. Она стала замечать, как во время прогулок по заснеженному саду или за весёлыми трапезами Александр пристально смотрел на неё, слегка сощурив глаза и держа ухмылку на губах, которая придавала ему некий загадочный вид. Кейли хотелось верить, что он уже полюбил её, поэтому был так внимателен, а ночами не давал покоя и дарил невероятное наслаждение… Но гаденький голос в её голове всё повторял: «Он не верит в любовь, он считает это глупостью. Ему нравится твоё тело. Он просто занимается тем же, чем и прежде, как с другими женщинами до тебя, но с удовольствием, потому что ты красива и послушна, и принадлежишь ему…» Кейли не могла заставить этот голос замолчать. Из-за него она продолжала нервничать и бояться проговориться. И вот в одну из ночей, когда Александр довёл её до полного изнеможения, взяв сзади, внезапно, быстро и грубо, она закричала, потеряв голову от страсти, и произнесла ненавистные три слова. Она сразу же почувствовала, как он напрягся. Он отпустил её, повернул лицом к себе, и Кейли увидела, что он был растерян настолько, что не мог ничего сказать… И она улыбнулась, притянув его к себе, обвив его тело руками и ногами, и произнесла: — Не нужно ничего говорить, слышишь? Я не жду от тебя ответа. Ты и так знал, что я люблю тебя… Мне этого достаточно, пока ты рядом. — Кейли, я… — прозвучал его хриплый голос. Но она с жаром поцеловала его, а потом прошептала: — Всё хорошо. В конце концов, два раза я уже одержала верх. Возможно, однажды ты тоже полюбишь меня… Ей показалось, что на его лице отразилась невероятная мука, словно она сделала ему больно… Но в тот раз он ничего не сказал. Лишь неопределённо пожал плечами, отвернувшись, затем уложил Кейли рядом с собой и быстро заснул. Для себя же она решила, что ждать чего-то, тем более просить, от человека, пережившего столько горестей и страданий, как он, было бы несправедливо. Она знала, что однажды сможет смириться… А через пять дней после наступления 1820 года пришло письмо из Рипона. Александра ждали в училище неотложные дела, тем более, что герцог Веллингтон хотел придержать для него место в Палате вооружений, что, разумеется, было большой честью для молодого капитана, а посему он обязан был поскорее вернуться. С горьким чувством сожаления Кейли наблюдала, как шли приготовления к отъезду. Снова придётся запереть этот дом, в котором она познала столько счастья, снова придётся вернуться туда, где Александр будет днями пропадать из конторы в контору и добиваться для себя нового статуса. Она была рада за него, но вместе с этой радостью примешивалась ревность. Ей хотелось, чтобы он был рядом не только ночами… потому что ночами он знал и хотел только её тело. И, в конце концов, им придётся вернуться в Фаунтинс, где не будет её отца, а Эшбёрн с лёгкостью сможет приходить, когда ему вздумается. К десятому января, ровно за месяц до её дня рождения, все сборы были завершены, и Кейли с грустью наблюдала из окошка экипажа, как удалялся за снежной стеной Чотонфилд и его окресты. — Не печалься, родная, — утешал её ласково виконт. — Мы сюда обязательно вернёмся. Все вместе. А, возможно, нас к тому времени станет ещё больше… — Возможно, — произнёс Александр, задумчиво глядя на жену, которая уже предательски покраснела. В Фаунтинс всё оставалось по-прежнему, но для Кейли словно закончилась та невероятная магия, соединившая её с Александром в коттедже на далёком острове. Без компании отца, пока супруг занимался делами и всё больше сближался с окружением герцога Веллингтона, Кейли начала скучать. Поездка в резиденцию Бриджертонов немного развлекла её, но счастливый вид заметно располневшей Аниты заставлял Кейли ощущать себя ещё более одинокой. Несколько раз она получала короткие письма от Джорджа из Виндзора. Он извинялся, но не слишком искренне. К тому же извинялся он исключительно перед нею. О брате даже словом не обмолвился. Кейли видела Александра так редко, что, казалось, она снова теряла его. Она засыпала в одиночестве и просыпалась без него, хотя ночь он проводил в её постели. Порой она оборачивалась к нему, гладила рукой его небритую щёку и почти невесомо целовала в сомкнутые губы. Совершенно уставший он спал так крепко, что не отвечал ей. Когда спустя полторы недели в Фаунтинс-холл явился сам Артур Уэлсли, первый герцог Веллингтон, национальный герой и знаменитый фельдмаршал, Кейли осознала, насколько велико было его мнение об Александре, и она постаралась изо всех сил произвести наилучшее впечатление на этого статного брюнета с длинным орлиным носом и глубокими карими глазами. За праздным ужином он похвалил молодую виконтессу и высказался о том, что желал бы видеть капитана Стоуна в числе своих приближённым в Плимуте, поскольку в октябре прошлого года стал его губернатором. Также Александру нашлось бы место в Оксфорде или Лондоне, в вестминстерском министерстве иностранных дел. Оглушённая всей этой информацией Кейли слегка потеряла нить разговора, поскольку дальше Александр и герцог завели не примечательный диалог о политике и беспокойном положении между Францией и Алжиром. И единственное, о чём она с ясностью подумала в ту минуту, что на самом деле проиграла именно она. Александр владел её телом и разумом, занимал все её мысли, без него ей казалось, будто воздуха не хватало. Это было пугающе сильное чувство зависимости, от которого она уже никогда не избавится. Глядя на то, с каким задором Александр отвечал Веллингтону, на его великолепную улыбку, и слушая его искренний смех, Кейли молилась в собственных мыслях, заставляя себя быть сильной. «Скоро всё наладится, — размышляла она. — Ему нужна эта работа, чтобы никогда больше не смотреть на отчима, как на единственного идола. Он станет свободен от его ядовитого влияния… Может быть, тогда он полюбит меня?» Той ночью, проводив экипаж Веллингтона за ворота, Александр пришёл в спальню жены и увидел её сидящей перед зеркалом. Кейли плакала, и он оторопел. Она так глубоко окунулась в своё отчаяние, что даже не заметила его прихода. Она плакала, потому что он стал единственным, ради кого она существовала. Плакала потому, что её напугала страшная мощь этой любви, и она устала быть её покорной рабыней. Наконец, она плакала потому, что не желала становиться такой же эгоисткой и собственницей, как Эшбёрн. Александр может и должен жить без её постоянного присутствия рядом… потому что он свободен от всех привязанностей… и от неё тоже. Когда он бесшумно приблизился, встал рядом с нею на колени и попытался обнять, она не стала сопротивляться. Он ничего не спросил. Алекс осторожно подхватил девушку на руки и отнёс к постели. Там он просто лёг рядом и стал сцеловывать слёзы, нежно лаская руками её напряжённые плечи, шею и спину. Она не желала большего. Лишь бы он не покинул её. И только на минуту представив, как её девичий эгоизм и капризная влюблённость могут отпугнуть его, Кейли испугалась и разрыдалась, отпустив Оливию и оставшись в одиночестве в своей спальне. Теперь он был рядом, целовал её, ласкал и шептал «моя милая». Всё остальное было не важно, иные слова просто ни к чему. Она уже давно знала, что была создана только для него. Глава 19 Вести о смерти сына короля, Эдуарда Августа, который лишь недавно возвратился в Англию, застали Александра в конторе Веллингтона в Оксфорде. Многие приближённые, в том числе и сам Александр, знали, что принц Эдуард был тяжело болен, но никто и вообразить себе не мог столь фатальные последствия. А ведь его лечением занимались лучшие доктора… Веллингтон вошёл в офис не один, вместе с ним прибыл российский посол от императора Александра Павловича. Оба бледные, небритые и раздражённые, они уселись за стол, пока капитан Стоун приводил в порядок бумаги, и разговорились о сложившейся ситуации. Затем подали чай, и беседа пошла немного живее. Граф Сухтелен со своей стороны сетовал на раскол между братьями, сыновьями покойного императора Павла I, и полной неразберихой в их престолонаследии. Ходили слухи, что ныне действующий Самодержец подумывает уже об отречении в пользу брата Константина, который сам не горел желанием править. Веллингтон соглашался с тем, что подобное положение дел нужно исправлять, в то время как их собственный старик-король в состоянии настолько ужасном, что, того гляди, вслед за сыном помрёт, тогда официально королём станет принц-регент, Август Фредерик, он же Георг IV — самый непопулярный и нелюбимый у народа. А вдобавок у него наследников вообще не имеется, ведь единственная дочь Шарлотта умерла три года назад.