— Она знает, что я отправлюсь в Истевар завтра. Она не рада этому, но я рассказала ей то же, что и тебе. Я должна была. И, — Печаль глубоко вдохнула, — пообещала потом объяснить остальное. Вам обоим. Лувиан приподнял брови. — Но сейчас я устала и хочу спать. Куда мне пойти? — Другие спят в крыле камер, по просьбе мамы, — сказал Лувиан. — Я не против, — сказала Печаль. Он встал. — Я тебя провожу. — Тут есть ванная? Я бы хотела умыться и почистить зубы. — Не в крыле камер. Мы не любим устраивать удобства врагам. Придется вернуться в крыло семьи. Или домики… — Что ближе? — Крыло семьи. Она повернулась пожелать всем спокойной ночи и обнаружила, что Расмус смотрит на нее. Он улыбнулся, поймав ее взгляд, и она ответила. — Спокойной ночи, — сказала она. — Спокойной ночи, Печаль. Мэл и Аркадий взглянули на нее, Иррис, занявшая место Лоутона, помахала, и все трое вернулись к игре. Он провел ее в ванную, где Печаль почистила зубы пальцем и быстро ополоснула тело. Вода была хотя бы теплой, и в шкафу были чистые полотенца. Они добрались до двери ее камеры, и Печаль занервничала. — Что ж, спокойной ночи, — сказала она. Лувиан кивнул. — Да. Они стояли, глядели друг на друга, бабочки заставляли Печаль тревожиться и ерзать, в ней смешались желание и страх. Она была уверена, что он хотел сказать что-то важное, и она хотела и боялась этого. Лувиан склонился ближе. И остановился. — Спокойной ночи, — вдруг сказал Лувиан, повернулся и оставил печаль в смятении и раздражении. Он не оглянулся, пропал за углом, и Печаль прошла в комнату, хоть не сразу смогла уснуть. Утром пришло письмо от Аррана. В его записке говорилось, что все шло по плану — кроме Аррана и Дугрея, свидетеля произошедшего, Шарон никому не сказал, что печаль похитили. Он сделал, как просили, и сочинил историю, что Печаль отправилась на карантин в Летний замок. Чтобы поддержать уловку, Летний замок очистили от слуг, пока она была там, чтобы никто не опроверг его слова. Арран убедил Шарона, что им нужно продолжать вести дела, чтобы не тревожить Сыновей Раннона и не рисковать Печалью. Печаль прочла записку, ей стало плохо. Страх Шарона за нее был в каждом слове, хоть писал Арран. Она не могла забыть его лицо, когда он просил ее бежать, его тревогу за нее. Они зря вовлекли его в это — Шарон не обрадуется, узнав все. Но Печали было невыносимо знать, как он боялся за нее. И Веспус. Печаль знала, что он с подозрением отнесется к похищению. Ей нужно было постараться убедить его, когда она вернется. — Что такое? — спросила Иррис. Печаль на волне честности ответила: — Я переживаю за Шарона. И из-за Веспуса. О том, что они сейчас думают. Иррис окинула ее взглядом. — Тебе нужно отвлечься. Идем. Они взяли Расмуса и Мэла, остаток дня учили Мэла играм, которым играли в детстве в Зимнем замке. Они часто прерывались на истории о своих передрягах и приключениях, и они легко сменяли друг друга в рассказе, как умели давние друзья, зная свои роли. Мэл был рад, спрашивал детали, и Печали было больно от того, как он все это впитывал, его голод к воспоминаниям был очевидным. Она подозревала, что он приберегал их истории на потом, чтобы представить себя в них, и она была щедрой, шутила с ним, вовлекала его в их круг. Она могла измениться. Она изменится. Она не будет как Харун, не оттолкнет людей, застряв в своем разуме. Проклинала себя только она сама. И ей нужно было прекратить. День стал вечером, и Печаль не была готова. Вдруг наступило время ужина, они собрались за столом, словно делали так годами. Они вели себя неформально, грязно, тянулись через друг друга за солью, хлебом и водой. Печали это нравилось. Мэл напротив нее рассказывал анекдоты Печали, Иррис и Расмуса для Аркадия, который слушал, едва вспоминая о еде. Справа от него Беата говорила с внучками, спрашивала их о дне, об их делах, и девочки бодро говорили, набивая рты едой. Лоутон и Лувиан говорили о книге, явно спорили, и Иррис рядом с Печалью спрашивала Расмуса о библиотеках Риллы. Печаль ела вкусный рисовый пудинг с тыквой и грибами, желтый от шафрана, напитываясь всем этим. Она пыталась запечатать все это в своей голове, как Мэл до этого. Если ночью все пройдет хорошо, завтра в это время Иррис и Лувиан будут знать правду о ней. Ее сердце грохотало, пока она смотрела на них, задаваясь вопросом, был ли это последний ее вечер с людьми, которых она любила. «Нет, — сказала она себе. — Верь. Доверяй им. И, ради Граций, перестань проклинать себя». Ужин был окончен, и Лувиан смотрел на нее, намекая, что пора идти. — Ты была тихой, — сказала Иррис, чуть повысив голос, ее глаза многозначительно расширились. — Голова болит? — Нет, — сказала Печаль и поняла, что делала Иррис. — То есть, да. Болит, — она потерла лоб. — Давай… — начал Расмус и замолк, глаза расширились. — Не важно. Печаль печально улыбнулась ему. — В домике есть таблетки от боли, — сказал Лувиан. — Ты можешь отдохнуть там, если хочешь. Там тише. — Отличная идея, — сказала Иррис. Они с Лувианом вывели Печаль из комнаты. — Удачи, — сказала Иррис, когда они оказались втроем в коридоре. — Береги себя. — Буду. И завтра… — Завтра, — сказала Иррис. Она обняла Печаль, а потом Лувиана и вернулась к остальным. Печаль судорожно и нервно выдохнула. А потом пошла за Лувианом из Точки в мир. 16 Разочарование Вентаксисов Когда Печаль увидела Точку снаружи и поняла, что была внутри этого, она была потрясена. Это был причал. Точка была внутри скелета причалов на устье реки Архиор. Предок Печали — расточитель (она с улыбкой вспомнила слова Беаты) — потратил состояние, чтобы создать причалы и заказать лодки, решив повидать как можно больше мест. К сожалению для него — но не для всей Лэтеи — он умер раньше, чем исполнил мечту, и его преемники — скряга, бабник и другие, как их звала Беата — не захотели продолжать. Даже Робен, подстрекатель войны, который мог построить военный флот и напасть на Риллу с воды на войне, не попробовал. Раннонцы, хоть были у длинного берега на востоке, не плавали в море. Они любили приходить на пляж, некоторые рыбачили или плавали по рекам между Прекарой и Мантиос напротив нее в Рилле, но почти всем хватало коснуться ногами теплой воды летом. Причалы обвалились, и отчасти построенные лодки сгнили… Снаружи. Внутри была империя. Это кладбище кораблей скрывало базу Рэтбонов. Это имела в виду Беата, когда просила не трогать Прекару и Рэтбонов. Она хотела, чтобы Печаль игнорировала причалы как ее предшественники, чтобы она и ее семья дальше жили и работали тут. Вход был в одном из старых домиков сторожа. Там была официальная резиденция Рэтбонов. Они вышли из Точки в саду домика, который Беата использовала как свой законный адрес, через туннель под воняющей кучей навоза. Печаль кашляла, выбравшись в ночь, ее желудок сжимался от гниющей еды, удобрений и червей в волосах. Теперь она понимала, что имел в виду Лувиан, говоря, что это сложно понять — она и не подумала бы, что три обветренных дома были вратами в мир, скрытый под землей. Она посмотрела на дыру, и он снова прикрыл ее, а потом повернулся к ржавым остовам кораблей. Света поблизости не было, ничто не говорило, что внутри причалов был огромный мир. Печаль знала, что комната досуга была за бетонным основанием одного из причалов, камера, где она проснулась — внутри другого основания. Пока она смотрела, она увидела тень большого человека у корабля — Лоутон или Аркадий. Тень пропала, и Лувиан зашипел на нее из-за ограды, прося поспешить. Она упала на живот, проползла под оградой, выбралась из территории Рэтбонов в Прекару. — Нам нужны лошади, — сказала она, пока они шли к узким улицам северо-восточного района. — Мы не можем идти в Истевар пешком. — Мы сядем там в дилижанс, — сказал он. — Я заказал для нас проезд заранее. Печаль остановилась. — С ума сошел? Я должна быть на карантине. Я не могу просто прыгнуть в публичный дилижанс на четыре часа пути. — Конечно, можешь. — Вчера ты не выпускал меня, потому что это было слишком опасно, а теперь мы сядем в дилижанс? Лувиан, ни за что. — Скрываться на виду — лучшее прикрытие. До Истевара идти тридцать часов, а ближайшие лошади будут в Северных болотах. Если хочешь попасть туда ночью, то нужна карета. И… — он огляделся и потянул ее в дверной проем.