- Это просто скандал! У меня сердце заходится от подобного цинизма! Ну да, рассказывай. Ишь, какой чувствительный нашелся. Сердце у него. Прямо подвижник. Император тонко улыбнулся. - Родион Лукич, дорогой, разве так можно? С вашей-то гипертонией? Поберегли бы себя. Не мальчик, чай. Председатель департамента, то ли не заметив сарказма в монаршьем голосе, то ли решив не придавать ему значения, продолжил с удвоенным пылом. - Я, Ваше Величество, для отчизны не то, что сердца, жизни не пожалею! Разумеется, не пожалеешь. Если жизнь чужая. - Души безвинно убиенных вопиют, государь! – патетически воззвал председатель, возведя очи к богато украшенному лепному потолку. – Ониалчут справедливости. Ведь знает, знает, подлец, на чьей я стороне. Так нет же, неймётся ему. Неужто мнит, будто сможет меня переубедить? Император подошел к окну, за которым стыл на ноябрьском ветру Александрийский столп, как с легкой руки древнего поэта Пушкина до сих пор величают Александровскую колонну. На вершине столпа замер бронзовый ангел, напряженно вглядывающийся вниз. Ангел не смотрел ввысь. Он словно понимал что там, в небесах, нет ничего, кроме крови. Что говорить, гибель Бородина действительно трагедия. Но превращать её в инструмент сведения счетов… - Я встречался с военным министром и выслушал его всеобъемлющий доклад по происшествию с музейным комплексом, – холодно произнес император. – Не знаю, с чего вы взяли, будто Главный штаб чинит препятствия правосудию. У меня сложилось четкое впечатление, что военный министр держит расследование под личным контролем. - Не хочу показаться мелочным и склочным, государь… Ну да, а кто же ты еще, как не старый склочник? - … Но, по моему убеждению, военный министр не упомянул некоторые важные, я бы осмелился сказать, показательные детали. - Так докладывайте, Родион Лукич, докладывайте. Что вы всё ходите вокруг да около? – с плохо скрываемой досадой бросил император, в раздражении покусывая кончик пышного уса. На Дворцовой печатала шаг рота гвардии, готовясь к вечернему разводу. Слитные удары каблуков по брусчатке раскатистым эхом отдавались в сводах арки Главного штаба, волной докатывались до дворца. Ай, молодцы. Как ногу-то тянут. Сущий балет. Губанов кашлянул. Ох, как не хотелось председателю Первого департамента идти к его величеству! Позориться на старости лет. Всё Юнусов, проклятый интриган. Всё из-за него. Сам-то, небось, сидит в кабинете, посмеивается. Давай, Радион Лукич, рискуй тут. Зли государя, подкидывай дровишек в костер. Ох, не кончится это добром, как есть, не кончится. - Как я имел честь докладывать Вашему Величеству, по поручению госсовета и лично министра юстиции следственный департамент генеральной прокуратуры проводит параллельное расследование обстоятельств катастрофы на Бородине, поскольку большую часть погибших составляют штатские. И что же? Следователь департамента, титулярный советник Пряничников, находясь при исполнении, был сегодня утром арестован военной полицией во время допроса ключевого свидетеля! Если это не называется чинить препятствия правосудию, то я уже не знаю, как это и назвать, государь! Говорят, акулы чуют кровь, даже если её концентрация составляет одну десятимиллионую долю. Похоже, у шакалов чутье ничуть не хуже. - У вас есть документальное подтверждение? - Разумеется, государь! – Губанов достал из папочки документ, отпечатанный на гербовой бумаге. Над бумагой воспарила голографическая печать военного министерства. – Вот, извольте ознакомиться. Вопиющий случай, Ваше Величество, просто вопиющий. Опять вопиющий. Далось ему это слово. Павел неохотно взял в руки бумагу. Все правильно. Канцелярия военного министерства, исходящий такой-то, дата сегодняшняя. «Настоящим подтверждаем, что титулярный советник Пряничников А.П. задержан в расположении изолятора НИИ регенерации при Центральном военном госпитале Санкт-Петербурга по подозрению в нарушении установленного режима секретности. Означенное деяние было произведено путем проникновения в закрытую зону без оформления надлежащего допуска. Арест произведен ответственным офицером департамента внутренней безопасности штабс-капитаном Крамером в 10.18 утра сего дня. Арест санкционирован дежурным офицером департамента капитаном Волковым. В соответствии с положением о режиме секретности в условиях военного времени, означенный титулярный советник Пряничников находится под арестом в следственном изоляторе департамента внутренних расследований Военного министерства без права на защитника и связь. Арест продлен на четверо суток вплоть до окончания разбирательства по делу означенного титулярного советника». Подпись, печать. Так вот отчего у тебя сердце заходится. Партикулярные получили от вояк по носу, а ответку дать не получается – руки коротки. Жаловаться ко мне прибежал, паскуда. Меня с Главным штабом стравливать. Это ж надо, каков подлец. - Этот ваш… – император еще раз скользнул глазами по документу. – Этот ваш Пряничников, он что, действительно без пропуска прошел на режимный объект? - Да причем тут режимный объект! Это бюрократическая уловка, государь! Следователь посетил свидетеля в больничной палате, находясь при исполнении! Только и всего! – патетически воскликнул Губанов. – Я практически уверен, что военные намеренно внесли этого свидетеля в число секретных, единственно с целью чинить препятствия следствию. Это просто издевательство над Фемидой, государь! Это невыносимо! - Ну-ну, Родион Лукич, полноте. Фемида дама опытная, она и не такое вынесет, – примирительно заметил император. Эх, гнать бы этого скользкого типа взашей. Так нельзя, Госсовет устроит форменную обструкцию. Да и сенат возмутится. А на носу принятие бюджета. Двери приемной распахнулись, пропуская элегантную даму средних лет в пышном бирюзовом платье, украшенном золотой нитью и жемчугом. Ливрейный лакей согнулся в глубоком поклоне. - Государыня, – склонил голову Губанов. – Счастлив лицезреть Ваше Величество. - Добрый вечер, граф. – Ольга Петровна лучезарно улыбнулась. В юности Ольга Нарышкина не без оснований считалась одной из красивейших женщин столицы, а став супругой молодого императора и вовсе превратилась в музу придворных художников, растиражировавших её образ по всем планетам Империи. Что ж, их можно понять. В очаровании юности императрица была сущей античной богиней. С той поры минуло более десяти лет. Хрупкое девичье очарование сменилось зрелой, уверенной красотой. Теперь она была не Дианой с тонким станом, но Венерой в зените славы. А портреты императрицы по-прежнему ласкали взор ценителей искусства в столичных музеях и туристов в многочисленных сувенирных лавках. - А я вот с жалобой к Его Величеству, государыня. – Губанов знал, что с годами императрица приобрела большее влияние на супруга. Правда, сейчас от Её Величества вряд ли стоит ждать поддержки: по слухам, Ольга Петровна благоволит Татищеву, а значит, шансы переманить её на свою сторону невелики. С другой стороны, особенного выбора у председателя Первого департамента нет. - Что же приключилось, дорогой граф? - Совсем наши бравые вояки стыд и совесть потеряли, матушка. – И эта интонация была тщательно выверена. Дворцовые слухи доносят, что Её Величество с некоторых пор стали с особенной теплотой относиться к щеночкам и котяткам. Возраст, женская сущность. Пусть господь в своем гневе и лишил человеческий род потомства, но бабские инстинкты оказались не по зубам даже Всевышнему. Грех не воспользоваться. – О справедливости прошу, заступница. - Так в чем же дело, Родион Лукич? – Императрица грациозно присела на краешек кресла, словно показывая, что зашла случайно и задерживаться не намерена, чтобы не мешать супругу в государственный делах. - Оленька, тебе будет неинтересно. – Павел отлип от подоконника и, подойдя к креслу, коснулся щеки супруги губами. - Отчего же? Мне очень интересно, раз это про военных. У меня как раз вышел очень познавательный разговор с Михаилом Викторовичем. Губанов помрачнел. Князь Михаил Викторович Богданов, начальник главного штаба. Тот еще прохиндей. Неужели дело зашло так далеко? Или это просто совпадение? Ох, Юнусов, Юнусов. Втравил в историю… Ольга Петровна обвела мужчин лучистым взглядом фиалковых глаз. - Представляете, господа, какой-то чиновник проник в военный госпиталь и пытался склонить к даче ложных показаний раненого юношу. Одного из тех, кто спасал Николая Осиповича на Бородине. То ли этот чиновник просто болван, то ли провокатор и вражеский агент. Губанов застонал про себя. Этак можно и титула лишиться! Эх, кабы не мерзавец Юнусов… - Так вот оно что, – процедил Павел сквозь зубы, пристально глядя на председателя Первого департамента. – И на что же подбивал Прянич… этот чиновник раненого юношу? Ольга Петровна невинно хлопнула пушистыми ресницами. - Такая глупость, честное слово. По словам Михаила Викторовича, чиновник пытался очернить Николя, обвинить его в гибели этих несчастных людей на Бородине. Какая нелепица, не правда ли, господа? Теперь понятно, почему ты примчался ко мне, старый интриган. Ай да Оленька, ай да умница моя. - А вы как думаете, Родион Лукич, и в правду глупость? – Павел вновь обернулся к председателю департамента. – Или что похуже? Губанов только щекой дернул в бессильной злобе. - Я проверю, государь. Если этот чиновник самочинно принуждал раненого к даче ложных показаний, я лично прослежу, чтобы он оказался в тюрьме. Ну да. Ты, конечно, проследишь. Чтобы ниточка не привела к твоим друзьям-приятелям. А может, и в твой кабинет. Не удивлюсь, если этот Пряничников еще до ужина скончается от сердечной недостаточности. Или свернет шею, неловко упав с табурета. Нет уж, Губанов, облегчать тебе работу я не стану. - Отлично. Я переговорю с Михаилом Викторовичем. Как только он закончит расследование, тотчас передаст вам все материалы. У вас что-то еще? Губанов поклонился. Поражение. Полный разгром. Ну, Юнусов, удружил. - Нет, Ваше Величество. Благодарю, что уделили мне минутку. Государыня, ваш покорный слуга. Когда Губанов удалился, Ольга Петровна вопросительно посмотрела на мужа. Павел убедился, что двери закрыты и сочно, от души, выругался. - Фи, Поль, – на французский манер сморщила носик императрица. – Тебе надо было специализироваться на извозчика. - Нет, но каков подлец! – Продолжал возмущаться Павел, не обратив на колкость никакого внимания. - Я не понимаю, неужели Губанов действительно думал, что ты примешь его сторону? Ты что, давал Совету какие-то авансы? – Ольга Петровна изящно выгнула бровь. - Оля, душа моя, не говори ерунды. - Так чего же в таком случае хотел Губанов? – настойчиво повторила Ольга Петровна. Павел в раздражении махнул рукой. - Минюст пытается через Госсовет протолкнуть параллельное расследование трагедии на Бородине. Ты же знаешь этих министерских. Они спят и видят обвинить во всем Татищева. - Почему они никак не оставят Николя в покое? – Императрица нахмурила прекрасные брови. – Чем он им так насолил? - Думаю, дело не в нём. Всё, как всегда, упирается в деньги. Ты же знаешь, на носу утверждение бюджета. Вынуждая раненого юнкера сделать лживое признание, наши «голуби» планировали устроить «случайный» слив в прессу, а уж «Скептик» и ему подобные издания не упустили бы случая поднять вой до небес. Татищева вымазали бы в грязи, а вместе с ним – весь флот. А там наделеко до сокращения финансирования Военного министерства. - Но юнкер не поддался, и Губанов побежал к тебе. Почему? – спросила Ольга Петровна. - Думаю, когда военные взяли следователя с поличным, Губанов понял, что дело швах. Испугался, что ниточка приведет к нему. Потому и просил вернуть Пряничникова, якобы для выяснения обстоятельств, а на самом деле, чтобы тот не наговорил лишнего дознавателям твоего Михаила Викторовича. - …И концы в воду, – понятливо кивнула Ольга Петровна. – Что ж, я очень вовремя подошла. - Я бы и так не согласился, – буркнул Павел. - Ну конечно, Ваше Величество. – Императрица нежно провела рукой по кудрям мужа. – Конечно, вы бы не согласились. Но я решила перестраховаться. Ты же не сердишься, Поль?