- Семён Макарович, ну вы что-то совсем, голубчик, не туда заехали! – Сокрушенно пробасил полковник Комаров. – Вас послушать, так его величество – прямо какой-то преступник. - А если и так? – В запальчивости бросил молодой инженер. - Ну, так заявите на него в полицию. – Натужно пошутил Ланской, указывая мундштуком в сторону Дифенбаха. – Обратитесь в прокуратуру. Вот там посмеются! - Тут, Василий Андреевич, не до шуток. – Игнатьев с явным трудом подавил раздражение. - Постойте-постойте, Семён Макарович. – Внезапно оживился Пыжов. – Василий Анлдреевич, а ведь вы правы относительно прокуратуры. - Что вы имеете в виду? – Опешил генерал. – Нам… Обратиться в прокуратуру?! - Нет, конечно. – Скупо улыбнулся юрист. – Но вы подали мне одну идею…. Понимаете, господа, я вот сейчас сидел, анализировал причины постигшей нас неудачи… Кажется, я понимаю, в чем корень нашей проблемы. Возможно, дело не в том, что государь отказывается принимать наши аргументы, а в том, что эти аргументы – наши? - Так-так, что-то я пока не понимаю, куда это выклоните? – Тут же спросил полковник Комаров. - Мы не учли вот чего, Гавриил Сергеевич. Для нас Василий Андреевич – безусловный авторитет в том, что касается поставок во флоте. Не то для государя. В глазах Его величества мы не обладаем достаточной компетенцией для тех выводов и оценок, которые пытаемся до него довести. Моя идея заключается в том, чтобы наши с вами идеи с дополнительными, как я уже сказал, аргументами сугубо правового характера представил его Величеству человек, к мнению которого государь привык прислушиваться. - И где же вы найдёте такого удивительного человека? – Со скепсисом осведомился инженер Игнатьев. – В том-то и проблема, что наш император слушает только своих генералов, разве нет? - Юнусов. - Генеральный прокурор? Вы серьезно? Юрист кашлянул в некотором, как показалось окружающим, смущении. - Как вам известно, моим непосредственным начальником является его сиятельство граф Губанов. Некоторое время назад его сиятельство… кхм… я не имею права вдаваться в подробности, но его сиятельство имел беседу с генеральным прокурором. Я в некотором роде… оказался свидетелем разговора, из которого смог сделать некоторые выводы. Юнусову требовалась помощь его сиятельства Радиона Лукича в некоем деле, имеющем определённое касательство… - Высшие, Аркадий Матвеевич, так вы и к пасхе не закончите. – Не выдержал прямолинейный Дифенбах. – Я вполне вас понимаю, но давайте уже отбросим щепетильность. Так что понадобилось Юнусову от вашего шефа? Пыжов мучительно поморщился. - Вы правы, Отто Францевич…Теперь, особенно после фиаско графа Нежина… одним словом, у меня создалось впечатление, что Юнусов в обход закона давит на его сиятельство… Я решил выяснить подробности… исключительно закона ради… - Короче говоря, вы прослушали своего шефа, так? Аркадий Матвеевич, глядя в пол, неохотно кивнул. - И слава Богу. – Подбодрил смущенного юриста Дифенбах. – Так что вам удалось выяснить? - Я оказался прав. Видите ли, Юнусов в частном порядке помог Радиону Лукичу выпутаться из некой щекотливой ситуации… увольте, Отто Францевич, подробности к делу не относятся, и я не стану о них распространяться. Касательно же нашего дела, суть в том, что Альберт Эмильевич вовсю копает под военных, в особенности – под князя Татищева. Как я понял из разговора, Юнусов вынудил Радиона Лукича обратиться к государю от своего имени касательно скользкой истории с чудесным спасением князя Татищева. Члены общества заинтересованно переглянулись. Даже Игнатьев забыл о своей маске вечного скепсиса и подался вперёд. - Что-то я не понимаю… – Оглянувшись в поисках поддержки, спросил полковник Комаров. – Юнусову-то чем Татищев помешал? - Альберта Эмильевича, как и нас с вами, не устраивает расклад сил в империи. – Объяснил Пыжов. – С его точки зрения, государь слишком много внимания уделяет войне и военным. Фактически, именно армия сейчас диктует империи, как жить и чем заниматься. Альберт Эмильевич считает, что это вредит государству. А генерал Татищев, как вам известно, ближайший друг императорской семьи. Он имеет на неё исключительное влияние, и мы имеем эту кошмарную статистику потерь не в последнюю очередь благодаря его усилиям. - Вы хотите сказать, что генеральный прокурор в курсе нашей статистики? – Удивился Ланской. – Но я ему ничего не передавал! - Не обольщайтесь, Василий Андреевич. – Желчно поправил его Игнатьев. – Юнусова не интересует ваша статистика. Его не устраивает, что государь пляшет под дудку военных, а не под его собственную. Хорошо-хорошо, я извиняюсь за резкость формулировки. – Поспешно добавил инженер, заметив, как вскинулся при его словах Ланской. – Но по сути я же прав, не так ли, Аркадий Матвеевич? - Именно так. – Подтвердил судейский. – Вы абсолютно правы. - Любопытно. – Задумался Дифенбах. – То есть, генеральный прокурор захотел руками вашего шефа убрать с доски ферзя. Хороший ход. Без Татищева генштабу станет куда труднее лоббировать свои интересы. Так у вашего шефа что-нибудь получилось? - В том-то и дело, что нет. – Торжествующе прищурился Пыжов. – Радион Лукич вернулся из Зимнего совершенно разбитым, только и повторял, в какое ужасное положение поставил его Юнусов. - То есть, нейтрализовать Татищева у Юнусова не вышло. – Подвёл итог Дифенбах. – Господа, но ведь это отлично! Значит, Юнусов будет рад любым союзникам. Василий Андреевич, вы сможете подправить наш доклад таким образом, чтобы особо подчеркнуть потери подразделений под командованием князя Татищева? И написать краткую преамбулу в этом духе? Ланской задумчиво пыхтел трубкой. Как и многие тыловики, он не очень хорошо ориентировался в быстро меняющейся обстановке. Ему требовалось какое-то время, чтобы воспринять информацию и составить по ней собственное компетентное мнение – иначе он не умел. - Значит, граф Юнусов желает занять место Татищева. Хм-м-м. Место, значит, Татищева… Так-так… А ведь это действительно интересный вариант… Очень интересный! – Ланской выдохнул облако сладковатого дыма, оживая буквально прямо на глазах. – Конечно же, Отто Францевич, я внесу в наш доклад все необходимые поправки. - Господа, господа! – Игнатьев даже позволил себе стукнуть костяшками пальцев по подоконнику, привлекая внимание. – Давайте-ка на секунду остановимся. Я понимаю, у нас сейчас эйфория и всё такое, но речь идёт о документе, включающем военную статистику, то есть, сведения, составляющие государственную тайну. И вы собираетесь в открытую заявиться к генеральному прокурору, размахивая папкой с гостайнами? Да он через минуту отправит всех нас в камеру. Разве не так, Аркадий Матвеевич? Пыжов задумался. Остальные терпеливо ждали. Ланской покуривал свою трубку, Комаров перебрался на диван к Дифенбаху и о чём-то ему вполголоса рассказывал, рубя правой рукой воздух. Игнатьев меланхолично таращился в окно, за которым чернела антрацитовая осенняя ночь. Размышлял Аркадий Матвеевич недолго. - Что же, это весьма любопытный казус… Видите ли, господа, ситуация, как я её вижу, несколько неоднозначна. Если мы, как выразился Семён Макарович «заявимся» к Альберту Эмильевичу этакой общественной делегацией, он действительно будет иметь полное право обвинить нас в разглашении государственной тайны. И, само собой, примет соответствующие меры. Но если с Юнусовым встретится только один Василий Андреевич – юрист деликатно обозначил поклон в сторону Ланского, то возникнет коллизия. Сам Василий Андреевич обладает этими данными по роду службы, он имеет на это право. Если он, встретившись с Альбертом Эмильевичем, поделится с ним подозрением, что генштаб совершает преступление в отношении государства и народа, то Альберту Эмильевичу, чтобы составить компетентное мнение о возможности открытия дела, потребуется ознакомиться с доказательствами. И тогда обвинять Василия Андреевича в разглашении тайны станет решительно невозможно. Он передаст наш доклад Юнусову по требованию госпрокурора, пусть и неофициальному. Ведь не станет Юнусов возбуждать дело против себя самого? Члены общества с облегчением рассмеялись. И даже на обычно мрачном лице Игнатьева появилась улыбка. - Да вы – гений, Аркадий Матвеевич! – С облегчением провозгласил Василий Андреевич. – Вы нас прямо-таки спасаете! Если наш доклад поможет Юнусову уничтожить… сокрушить Татищева, можно считать, цель нашего общества достигнута! - Да, это, конечно, интересно. Но Василий Андреевич, поясните, как вы намереваетесь встретиться с Юнусовым? – Спросил Игнатьев. – Не на приём же вы к нему запишитесь? Ланской с досадой покосился на разночинца, но его так распирала радость от неожиданно появившейся спасительной перспективы, что он решил не реагировать на скепсис инженера. - Мне не надо… нет необходимости записываться. Я организую встречу в… приватно… вне официальных стен. Дворянский титул, вы уж не обижайтесь, господин Игнатьев, открывает многие двери. Инженер равнодушно пожал плечами. - Нет, я что… если у вас есть план – пожалуйста, давайте обсудим. Ланской замялся, но ему на помощь пришёл Комаров. - А правду я слыхал, что Юнусов – страстный охотник? - Так точно. – Ответил Отто Дифенбах. – Наш старик его частенько приглашает в своё имение, пострелять кабанчиков. - Старик? – Переспросил Игнатьев. - Его сиятельство Илларион Богданович Поспелов. – Пояснил Дифенбах – Министр внутренних дел. Над ним все посмеиваются, что он выстраивает отношения по старинке. Случалось, приглашал нужных людей в баньку, даже возил к цыганам. - К цыганам?! – Прыснул Игнатьев. – Ну это уж, простите, какая-то совсем уж замшелая древность. - Так и сам Поспелов не мальчик. – Сдержанно улыбнулся Дифенбах. - Видите, Семён Маркович, – снисходительно добавил окончательно успокоившийся Ланской. – Всё и образовалось. Ближе к весне, если не ошибаюсь, состоится Большая утиная охота дворянского собрания. Уверен, Альберт Эмильевич ею не проманкирует. Вот там-то я с ним и встречусь. По-моему, совершенно идеальное место. А покуда поработаем над докладом. В этот раз… больше ошибки быть не должно. - Значит, решено! – Воскликнул импульсивный Комаров. – Замечательно, просто замечательно! Вот увидите, господа, скоро мы отпразднуем победу! - «Скоро». – Едва слышно пробормотал себе под нос упрямый Игнатьев. – Скоро только кошки родятся. Но его уже никто не слушал. ДОМИНАНТА СВЕТА. Индийский абсолют. ПЛАНЕТА Х. ЛАКШАЙ ЛАП Красный песок до самого горизонта. Барханы – волны. Кровавый прибой. Над барханами – пронзительно лимонное небо. Ослепительное светило венчает зенит. Горячий ветер не несет прохлады. На небе ни облачка. Лакшай Лап вытер пот. Эта планета даже жарче, чем Утта. Там по зеленоватому небу хотя бы бродят облака, проливая благословенный дождь, питающий землю живительной влагой. Потому-то на Утте не найдешь и клочка земли, с которого не тянулась бы ввысь сочная зелень. А тут с неба нещадно палит раскаленная до фиолетового отблеска белая звезда. Ничто не служит преградой её безумному сиянию. Ни один росток не оживляет окрестные дюны. Сплошной красный песок. Тяжелый, странный песок странной планеты. Перекатываясь под ветром, песчинки едва слышно звенят. Миллиарды тихих звуков сливаются в одну бесконечную песню. А что? Поющие пески – неплохое название для планеты. Поместить его в туристический каталог, от любопытных не будет отбоя. До тех пор, пока они не поймут, что на этой планете нет ничего, кроме песка. Ни морей, ни рек, ни зелени. Возможно, когда-то они и были, ведь взялся откуда-то в местной атмосфере кислород? Но всё живое давно погребено под звенящими песками. Поющие пески – подлинные владыки этой планеты. Они не терпят конкурентов, стремятся замести их, похоронить под собой. За то небольшое время, которое Лакшай простоял на вершине бархана, его ступни уже замело горячей алой поземкой. Без серьёзной причины Лакшай никогда бы не прилетел в этот красно-лимонный склеп. Нет уж, увольте. Ему совсем неплохо жилось на Утте-4. Там у Лакшая дом, построенный по его собственному проекту. Три этажа, просторные тенистые галереи, площадка для мобиля на крыше и роскошный голубой бассейн, над которым склоняет толстые ветви с бахромой воздушных корней могучий бадьян. Вокруг виллы простираются пасторальные пейзажи: прекрасные разноцветные поля и рощи. И никаких соседей на мили вокруг. Лакшай не жаловал общество. Хотя само общество, напротив, демонстративно благоволило выскочке–далиту[4]. Да-да, вы не ослышались. Многие не верят, но факт остается фактом: Лакшай Лап, один из самых знаменитых зодчих республики Света, пробудился к новой жизни далитом. Обреченным на вечное прозябание далитом, ничтожнейшим из ничтожных. Официально, конечно же, в республике декларируется равенство граждан всех варн[5]. Официально. Но попробуйте посчитать, сколько далитов среди высших военных чинов? Поверьте, вам хватит пальцев на одной руке. Или вот, скажем, есть ли хоть один далит–священнослужитель? Даже звучит нелепо, да? Далит–священник! Чепуха какая! Нет уж, если ты пробудился неприкасаемым, будешь мести улицы, убирать нечистоты или выделывать кожи, будь хоть тысяча законов на твоей стороне. Всё, как в прошлых жизнях на Древней Земле. Лишь единицам из миллионов улыбается удача. Официально считается, что далиты не достигают успеха в силу природной ограниченности. Как бы ни так. Среди собратьев Лакшая по варне ничуть не меньше талантливых юношей и девушек, чем в других кастах. Только у них нет возможности проявить свои дарования. Другие варны получают право бесплатно поступать в высшие учебные заведения и получать государственные стипендии. Ты пробудился брахманом[6]? Отлично, у тебя пять попыток поступления в лучшие университеты. Кшатрий[7]? Четыре попытки или привилегированный прием в военную академию. Вашьи[8] имеют три попытки. Даже шудры[9], простолюдины шудры, и те имеют две попытки. И только с далитами разговор короткий. Формально тебе позволяется один раз сдать экзамены, но… за приличную сумму. Которую ты должен где-то заработать, ведь никто не сделает тебе подарка и не даст ссуду. А потому, грязный далит, отправляйся на трехмесячные курсы, приобретай простейшие навыки и вперед, в глубины канализации или к ароматам мясозаготовок. Работы для неприкасаемых невпроворот, без куска хлеба не останешься. А как накопишь денег на экзамен – пожалуйста, сдавай, никто не запрещает. Только с зарплатой уборщика у далита уйдет лет семь, чтобы накопить нужную сумму. А стартовая эрудиция, с которой ты пробудился, штука непрочная. Без применения она уменьшается с пугающей скоростью. Значит, далиту перед экзаменом потребуется пойти на подготовительные курсы, освежить знания. А для этого нужно что? Правильно. Опять деньги. Которые снова нужно заработать. Так что у пробуждённого далитом немного шансов выбиться в люди. Самому Лакшаю просто повезло. По распределению он оказался в санитарной службе Академии искусств и архитектуры. Декан архитектурного факультета профессор Тушар Каматх приметил парнишку в робе уборщика, который украдкой чертил на смятых листах контуры удивительных сооружений. Профессор решился на неслыханное дело: лично оплатил вступительный экзамен талантливого далита. Судьба сжалилась над неприкасаемым и бросила ему под ноги обрывок счастливого билета. А уж Лакшай не сплоховал: вцепился в него ногтями и зубами. И стал – неслыханное дело – лучшим выпускником своего курса. А через четыре года новая сенсация! Презренный далит защитил кандидатскую диссертацию по комплексному проектированию! Почтенные члены ученого совета (сплошь брахманы и кшатрии), скрипя зубами, поставили неприкасаемому высшую оценку. Так далит Лакшай Лап стал кандидатом технических наук. Потом, слава Богам, стало легче. Проекты Лакшая один за другим выигрывали конкурсы. О молодом архитекторе заговорили, сначала вполголоса, а потом и во всеуслышание. Ему поручались проекты немыслимой сложности, и ни одного из них Лакшай не провалил. И что же? Как водится, всё поставили с ног на голову. Теперь планетарные власти козыряли перед начальством в Дели происхождением Лапа. Дескать, вон какие мы прогрессивные: соблюдаем конституционные права низших джати[10]. У нас на Утте лучший архитектор – неприкасаемый. Он построил новое здание Системного совета, спроектировал третий орбитальный космопорт Утты. У него трехэтажный особняк, он член Академии Наук планеты. Лакшай обласкан вниманием прессы и высших лиц планетного руководства. С ним считаются, его уважают. Казалось бы, живи в свое удовольствие. Но Лакшай ни на грош не верил улыбкам и показному радушию этих людей. И не удивительно. Ведь среди них нет ни одного далита. Ни одного! Вращаясь среди высшего света Утты, знаменитый и гениальный архитектор Лакшай Лап ощущал себя персонажем рекламного ролика. А то и говорящим попугаем на жердочке перед зоомагазином. Чего удивляться, что Лапп принялся горстями глотать антидепрессанты. И всё из-за этих лицемеров. Его психотерапевт, отчаявшись после двухгодичных еженедельных встреч добиться хоть какого-то прогресса, заметил в раздражении, что Лакшай обвиняет людей в том, чем страдает сам. Дескать, именно он, Лакшай Лап, и есть настоящий расист. Дескать, он придает джати абсолютное значение и оценивает людей прежде всего по их варне. И что он почувствует себя хорошо только на необитаемом острове. Какая чушь! Такое могло прийти в голову только надменному брахману, которым, кстати, психотерапевт и являлся. Недаром Лакшай с самого начала ему не доверял. И надо же такому случиться, что буквально через неделю после того, как Лакшай указал напыщенному психотерапевту–брахману на дверь, прибывший из Дели полномочный представитель Министерства обороны предложил Лакшаю возглавить строительство секретного объекта на мертвой планете где-то на окраине доминанты. «Вам будет хорошо только на необитаемом острове», – вспомнил Лакшай. И сразу понял: это предложение – не случайно. Это промысел Светлых Богов[11]. Лакшай Лап согласился. И вот он тут, среди кровавых поющих песков, под пронзительно–лимонным небом. Стоит, обливаясь потом, хватая ртом раскаленный воздух, чихая от мелкой песчаной пыли. И наслаждается каждой секундой одиночества. За которое, между прочим, пришлось заплатить целым месяцем мытарств у военных бюрократов. Писхотерапевт назвал Лакшая параноиком, которому повсюду чудится недоброжелательность. Наивный человек! Только познакомившись с министерством обороны, Лакшай Лап понял, что такое настоящая паранойя. Его, знаменитого архитектора, директора самых масштабных строек развитой планеты, заставили пройти череду унизительных собеседований, которые лишь назывались собеседованиями, а на деле были самыми настоящими допросами. Которые вели, само собой, исключительно кшатрии. Интересно, будь Лакшай, скажем, брахманом, его бы тоже допрашивали так бесцеремонно? Нет! Разумеется, нет! Не посмели бы! А с далитом – другое дело. С далитом можно не церемониться. В самом деле, какие там у неприкасаемого могут быть чувства? Ха! И это его, Лакшая, болван-психотерапевт назвал расистом?! Нет, Лап правильно сделал, что уволил его к чертям. На одной из экзекуций Лакшай не выдержал и высказал офицеру, который его допрашивал, всё, что думал по этому поводу.