Прапорщик придирчиво осмотрел молодого человека и милостиво провозгласил: - Его высокоблагородие готов вас принять. Проходите. Штаб-ротмистр завозился на своем стуле и еще быстрее застучал каблуком. Прапорщик с негодованием уставился на него. Гурьев В.К. оказался простяцкого вида мужичиной лет сорока–сорока пяти на вид. Огромный, кряжистый, он выглядел совершенно неуместно за строгим письменным столом, пусть тот, под стать владельцу, и был размером с провинциальный космодром. - Подпоручик Белоусов прибыл по приказанию Вашего… - Садитесь, подпоручик, – не отрывая глаз от сферы, буркнул капитан Гурьев. Белоусов, чувствуя некоторое раздражение, уселся напротив капитана. Мог бы и посмотреть на посетителя, хотя бы из вежливости, а не демонстрировать свою занятость. - Интересно, интересно… – цедил капитан сквозь зубы, делая какие-то пометки. Что именно показалось хозяину кабинета интересным, он сообщить не удосужился. Сфера, конечно же, была открыта в конфиденц-режиме, оставаясь для всех, кроме владельца, просто черным шаром. «А вот буду молчать, пока сам не начнет, – решил про себя Петр. – Тоже мне, артист императорского театра. Раз вызвал, так и говори, а не разводи дурную психологию». Самого капитана повисшая пауза, похоже, нисколько не тяготила. Он продолжал читать что-то, судя по его лицу, крайне занимательное. Время от времени его полные губы расползались в ухмылке, и он едва слышно похрюкивал. Боров. Как есть разъевшийся боров. - Странное дело, подпоручик, – наконец, оторвался от сферы капитан. Развалившись в огромном кресле с резными подлокотниками он, сцепив здоровенные ручищи на животе, принялся внимательно рассматривать Белоусова. Петр придал своему лицу выражение вежливой заинтересованности и на всякий случай выпрямился на своем стуле. Убедившись, что ответа не последует, капитан откашлялся и положил кулаки на столешницу. Петр вынужден был признать, что выглядело это впечатляюще. - Вы знаете, кто я? – Со значимостью спросил хозяин кабинета. - Капитан Гурьев. Вэ. Ка. Больше мне ничего не сообщили. Белоусову страшно не нравилось, когда с ним начинали играть в психологию, поэтому его ответ прозвучал более резко, чем следовало. - В. К. означает Василий Константинович, – пояснил капитан, не моргнув глазом. – Я представляю первое управление службы внутренней безопасности. «Ага. Значит, коллега моего Ершова». Первое управление – это серьезно. Петр не помнил из обзорной лекции, прослушанной года три назад, какое управление СВБ чем занимается, но у него было четкое ощущение, что первое отделение считается первым неспроста. Посчитав, что объяснений достаточно, капитан перешел к вопросам. - Передо мной логи загрузок вашего вирта. Находясь на лечении, вы внезапно прониклись интересом к классической литературе девятнадцатого века. По древнему летоисчеслению, разумеется. Достоевский, Тургенев. Даже, вижу, Чернышевский. И вот еще господин Писарев. Странный подбор книг для молодого офицера, не находите? Петр нутром почувствовал, что говорить этому человеку о Наталье не стоит. Только не хватает, чтобы из-за Петра у неё случились неприятности. - В училище не досуг было ознакомиться, а интерес имелся, – уклончиво ответил Петр. - Значит, всё-таки интерес имелся. Понятно. И каково ваше мнение о прочитанном? Капитан спрашивал доброжелательно, с некой ленцой, словно заполнял время перед обедом не слишком интересным разговором. Но Петр видел, как внимательно он следит за открытой в конфидент-режиме сферой. Наверняка там стоит сканер, который снимает сейчас с Петра кучу параметров, оценивая его правдивость. - Честно сказать, разочаровало. – Сканер Петра не пугал. Чего бояться-то? Он говорил от души. – Думаю, это интересно только узким специалистам. Не понимаю, чего люди носятся с этими книжками. Идеи в них неактуальные, к нашей действительности неприменимые. Сказать по совести, будь моя воля, я бы вообще не стал такое печатать. Только брожение в умах и ничего больше. Капитан вновь оторвался от своей сферы. - Не думали попробовать себя в литературной критике, подпоручик? Но Бог с ними, с книжонками. Я также обратил внимание, что последние недели вы пристально следили за периодикой. Как вы охарактеризуете освещение прессой происшествия на Бородине? Ну, здрастье. Просто какой-то экзамен. Только что без зачетной книжки. Меньше всего Петр считал себя знатоком журналистики, или как там называются те, кто обсуждает статейки. - Я не слишком компетентен в этом вопросе, Ваше высокоблагородие. К тому же я, как принято говорить, лицо заинтересованное и, возможно, покажусь пристрастным. - Не стесняйтесь, подпоручик. Вы говорите, а уж я сам решу, пристрастны вы или нет. - Извольте. – Петр по мере сил поддерживал легкий тон беседы. – Вот, скажем, «Инвалид». Там, в целом, все написано правильно. Да и в «Ведомостях», по большей части тоже, хотя я бы на их месте немного попридержал бы эмоции. Капитан сделал очередную пометку. - А «Новости дня» и «Петербургский скептик»? – уточнил он. – Как вы оцените их работу? Вы же читали их аналитические статьи? Петр сжал кулаки. Может, капитан и большая шишка в контрразведке, но это уже ни вкакие ворота не лезет. Как будто он не знает… - Из-за этих статей мой… соратник наложил на себя руки, – сухо проронил он. – Подпоручик Василий Бондаренко. Может, это неважно. Может, не включено в дело… Но Василий Бондаренко был нашим связистом на Бородине. Проявил настоящий героизм. После возвращения он мучился совестью. Думал, что мы недостаточно сделали, чтобы спасти людей. А эти… газетчики только подливают масла в огонь. Якобы военные во всем виноваты. Дескать, наши руки в крови невинных жертв и все такое. Бондаренко не выдержал. Так что если вам интересно мое мнение относительно этих газетенок, то пожалуйста: я бы позакрывал их к чертовой матери, а журналистов отправил под трибунал. Не понимаю, почему это до сих пор не сделано. - За что под трибунал-то? – осведомился капитан. – Журналисты просто делают свою работу, разве нет? - Их работа – воспитывать в людях патриотизм, сплачивать общество, а не разобщать его, – отчеканил Петр, с вызовом глядя в глаза капитана. – А то, что творят эти господа, это… измена и предательство. А в отношении нас, так это просто травля. - То есть, вы не согласны с позицией нашего государя императора, который является гарантом гражданских свобод, в частности свободы прессы? «Вот ведь жук, как всё вывернул! Теперь выходит, я против императора, так, что ли?» – в смущении подумал Петр. - Я – солдат, господин капитан, – рубанул он сплеча. – Я не силен в политике или там в дипломатии. Его Величеству, конечно, виднее. Но вы спросили мое личное мнение, и я его высказал. Не больше, не меньше. - Хорошо, подпоручик. – Капитан, казалось, не заметил вызова в голосе Белоусова. – И последний вопрос. Есть ли среди ваших друзей или коллег кто-либо, поддерживающий редакторскую политику «Новостей дня» и «Петербуржского скептика»? - Никак нет, – отрапортовал Петр с чистым сердцем. – Таких нету. А и появись вдруг, в друзьях бы не задержались. Капитан снова усмехнулся и принялся делать какие-то записи на сенсорной панели стола. Петру только и оставалось, что сидеть и ждать, пока на него снова соблаговолят обратить внимание. - Добро, подпоручик Белоусов, – непонятно произнес, наконец, Гурьев. Секция печати его стола полыхнула голубым, верхний слой пластика отслоился, превратившись в прямоугольный лист, над которым парила прозрачная голографическая печать. Гурьев заверил документ, приложив палец к сканирующей зоне и оставив на ней размашистую подпись. Печать налилась цветом, солидно засверкала радужными красками. Документ вступил в силу. Капитан передал лист Петру. - Надеюсь, вы оправдаете доверие его сиятельства, – добавил он, окончательно запутав юношу. – Можете быть свободны, подпоручик. Только оказавшись за дверями приемной, Петр, наконец, позволил себе впиться в лист жадным взглядом. «Первое управление службы Внутренней безопасности российской империи. Сим удостоверяется личность подпоручика Белоусова П. И. и дается разрешение на привлечение оного подпоручика в качестве кандидата для службы в отдельном гвардейском подразделении номер 4 охраны императорской резиденции «Зимний дворец». Подпись, звание, должность, печать». У Петра глаза полезли на лоб. Он еще раз перечитал бумагу. Что за чудеса? Ему? Служить в самом Зимнем дворце? Как это могло получиться, ведь он даже не подавал прошения о переводе… На запястье завибрировал вирт, звук с которого Петр предусмотрительно убрал, оказавшись в присутствии. - Белоусов слушает. - Подпоручик Белоусов, вам надлежит явиться для прохождения интервью в канцелярию отдела кадров императорской резиденции, – сообщил сухой женский голос. – Срок – сорок минут. Именной пропуск направлен на ваш аппарат. Вирт чуть заметно вздрогнул, получая шифрованный пакет. - Подтвердите, – продолжал распоряжаться женский голос. - Явиться в отдел кадров, – повторил недоумевающий Петр. – Понятно. - Не опаздывайте, Белоусов, – чуть мягче посоветовал голос и отключился. Не успел обалдевший Петр сделать и трех шагов, как вирт вновь требовательно завибрировал. - Да что ж такое… – проворчал тот, оглядываясь в поисках укромного местечка. Говорить прямо в коридоре, по которому бесконечной чередой сновали клерки и посетители, было неудобно. Примостившись у окна за чахлым фикусом, Петр принял вызов. - С вами будет говорить Его превосходительство генерал Татищев. – На этот раз голос оказался мужским. И тут же, без паузы, в его ушах зазвучал знакомый жизнерадостный баритон. - Я смотрю, ты уже в подкове[16]? - Так точно, Николай Осипович. Тут что-то странное творится. - Да ничего странного. Мой секретарь, олух царя небесного, забыл тебя утром предупредить. А ты думал, я тебя запихну в какую-нибудь Тьмутаракань? Нет, Петруша, пока окрепнешь, пока встанешь на ноги – послужишь в Зимнем, а там посмотрим. - Так это вы… – задохнулся от изумления Белоусов. - А ты думал, Вестники подсуетились? – хохотнул Татищев. – Давай, служи Петруша. Заодно и от своей… красавицы отлучаться не придется.