- Ну и сиди один до конца дней. - Ну и посижу. - Ну и глупо. - Уж как есть. - Умрешь бобылем. - Вот и отлично. - Давай уже досмотрим оперу? Ольга Петровна сняла конфидент-сферу и с ласковой улыбкой обернулась к мужу. - Что-то ты совсем заскучал, Павлуша. [1] Китайская идиома. Значение: прилюдно выставить дураком. [2] О специфике снабжения новой КНР подробно рассказано в романе «Чжан Юшенг: Ключник Ориона». [3] Офицеры полиции Российской империи, в отличие от большинства гражданских ведомств, носили погоны. Погоны полицейских чинов сходны с военными, отличаясь от них шириной в три четверти от установленного армейского образца. При этом за выходцами из армейских структур сохранялось право ношения военных погон. [4] Далиты – каста неприкасаемых. [5] Варна – то же, что и каста. [6] Каста жрецов. Считается высшей кастой. [7] Каста воинов. Следующая по значимости после брахманов. [8] Каста торговцев. [9] Каста ремесленников. [10] джати – внутренние подразделения базовых варн [11] О роли Богов в Доминанте Света подробно написано в романе «Раджан Кхан: жрец Ориона» [12] Историческая традиция при встрече представителя низшей касты с представителем высшей касты. [13] Древнеиндийский эпос. Включает 18 книг (парв). [14] Дом Лобанова-Ростовского по адресу Вознесенский проспект 1, в котором с 1824 года располагалось Военное министерство Российской империи. [15] О структуре семей во Французской республике подробно написано в романе «Фредерик Дюранд: сокольничий Ориона» [16] Неформальное название здания Главного штаба в возрождённой Российской империи. [17] Запутанный лабиринт, по легенде построенный Дедалом для критского царя Миноса. Согласно мифам, в лабиринте обитал чудовище-людоед Минотавр. [18] В Российской империи до 1917 года существовал определенный порядок награждения от низших к высшим наградам. [19] Подробнее вопрос трясин обсуждается в романе «АМЕРИКА» [20] Ридикюль – фр. Смехотворный. Глава 5 Санкт-Петербург. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. ЗИМНИЙ САД. ТАТИЩЕВ и БЕЛОУСОВ - Ба, какие люди! Николай Осипович Татищев, собственной персоной. Ну наконец-то, – прошелестел Дурбавник. – А то я всё жду, жду, прямо места себе не нахожу. Татищев рассмеялся. Раскидистое разумное дерево, избравшее себе резиденцией висячий сад Зимнего дворца, обладало удивительно человеческим чувством юмора. Или успешно имитировало его. - Всё недосуг было, – поддержал генерал легкий тон беседы, располагаясь на белой скамеечке, приютившейся между мощными корнями. – Столько дел навалилось. - Вечно вы, люди, мельтешите, суетитесь. Ума не приложу, зачем. – Ветви насмешливо качнулись, соцветия открылись и закрылись. Генерала обдало сладким ароматом. - Ты, никак, научился подмигивать? – изумился Татищев. - С кем поведешься, – с достоинством парировало дерево. Конечно же, Дубравник не мог говорить в общепринятом смысле этого слова. Между себе подобными древесные разумные организмы общались с помощью обмена сложными молекулами, которые генерировали цветы, заодно являющиеся органами зрения этого сложного существа. В отношении Дубравников идиому «я понял его с одного взгляда» следовало понимать буквально. Для общения с людьми Дубравники разработали особый язык, заключавшийся в модуляции воздушных потоков массой листвы, потрескивания коры и древесины. Вирт-переводчики, снабженные созданной самими Дубравниками программой-транслятором, умудрялись переводить не только содержание речи, но даже тонкие оттенки смыслов и интонации. Людским программистам оставалось только мечтать об алгоритмах такой сложности. И, что удивительно, эти программы отлично работали на человеческом «железе», не требуя дополнительных мощностей. Департамент компьютерных исследований дорого бы дал за то, чтобы хотя бы одним глазком поглядеть на программный код транслятора, но у программы был настолько хитрый компилятор, что можно было разобрать её побитно и все равно ничего не понять. Генералу Татищеву страдания отдела исследований были до лампочки. Он просто пришел пообщаться со старым другом. Это могло показаться странным, но во всем дворце князь мог назвать другом только это существо, ничего общего с людьми не имеющее. Татищев не был бирюком. Многие искреннее полагали себя его друзьями, но сам Татищев их таковыми не считал. Друзей не должно быть много, считал он. Иначе их количество обесценивает само понятие дружбы. Его другом считала себя и государыня императрица, Ольга Петровна, Олечка, Олюшка. Котенок – остренькие ушки… Хотя какой уж теперь котенок. Всё давно кончилось. С её стороны кончилось. Оля по-прежнему считала Николая своим лучшим другом. И Татищев покорно соглашался на эту роль. Чтобы хоть так быть поближе к ней. Забавно, но, кажется, именно тогда он и сошелся с Дубравником. Да, верно, именно тогда. Татищев помнил тот день. Самый чёрный, самый безнадёжный. Казалось, такими должны запомниться совсем другие дни. Например, тот день, когда он с последним уцелевшим корветом вырывался из окружения у Седьмой Волка. Тогда Татищев еще не был ни генералом, ни князем. А был он молодым капитаном, командовал корветом, входившим в эскадру старого графа Арбузова. Осторожный Арбузов всеми силами избегал боя, если на его стороне не было хотя бы трехкратного перевеса сил. И доигрался, попав под Седьмой Волка в индийскую засаду. Никогда, ни до, ни после Николай Татищев не был так близко к смерти. Бой превратился в побоище, русских просто отстреливали, как в тире, зажав между мощными станциями, замаскированными под кометные ядра, и астероидными полями. Его корвет вырвался из смертельной ловушки, потеряв половину экипажа и всю броню с правого борта. Но не страшные картины горящего корабля стояли перед его глазами. Нет, это забылось, притупилось, превратилось в кадр хроники. Не отзывалось такой мучительной болью. Помнилось другое. Помнилось возвращение из экспедиции в море Красовского. Да, вот это он помнил с точностью вирта. Его флот захватил семь превосходных систем и установил контроль над всеми протоками, ведущими в море Красовского. Он возвращался после четырехмесячного отстутствия, предвкушая триумф и ожидая, что теперь-то Оля точно выйдет за него. А вместе этого увидел её на троне, рядом с Павлом. Потом был короткий, мучительный разговор в этом самом висячем саду. - Прости, я полюбила другого. - Я рад за тебя. - Ты на меня зол? - Я не умею на тебя злиться. - Я ждала тебя, я честно думала, что дождусь... Но я влюбилась… - Ты не должна передо мной оправдываться. - Ты не сердишься, честно? - Я не сержусь. Честно. - Я не хочу, чтобы ты уходил из моей жизни, Николя. Ты мне дорог, ты мой лучший друг. Мы же друзья, да? - Конечно друзья. Я никуда не денусь, Оля. - Вот и отлично. Я так рада, что мы поговорили, что ты меня понимаешь. Вот так и поговорили… Оля… то есть, Её Императорское Величество Ольга Петровна Романова давно ушла, а он так и сидел на белой скамеечке – ноги не держали. Вот тогда-то с ним и заговорил Дубравник. Человек и Высший проговорили целую ночь. Это было удивительно. Существо, выросшее под другими звездами, плод непостижимой, чуждой человеческому разуму цивилизации, оказалось тонким знатоком человеческой психологии, умным, деликатным и доброжелательным собеседником. Той самой жилеткой, которая порой необходима даже самому сильному человеку. Дубравник понял молодого офицера куда лучше, чем тот сам понимал себя. И нашел нужные слова. Правильные слова, которые дали Николаю надежду и показали путь к её достижению. Вот и получилось, что то, чего достиг к своим сорока двум годам князь Татищев, было бы невозможно без дружеского участия разумного дерева, тихо растущего в висячем саду Зимнего дворца. С тех пор Татищев навещал старого друга после каждого возвращения из экспедиций. Дубравник разделял с ним сладость побед и оскомину поражений. И, возможно, с помощью неторопливого шороха его листвы первых с каждым годом становилось все больше, а вторых – всё меньше. - Ты снова выкрутился, Николенька, – констатировал Дубравник, широко раскрывая белые соцветия, в центре которых мерцали яркие голубые звёздочки. – Просто удивительно. Я опасался, что на этот раз китайцы до тебя доберутся. - Это не моя заслуга. Князь с удовольствием вдыхал напоенный тончайшим ароматом цветов воздух. Мысли приходили в порядок, его вновь, как прежде, охватило чувство собственного всемогущества. Только где-то в глубине по-прежнему грыз сердце червячок утраты. Оля, Оля… - Ты скромничаешь. За тобой послали лучшую диверсионную группу НОАК, а ты оставил их с носом. Заставил опозориться, отомстить за поражение ни в чем не повинным людям. Уверен, их командиры до сих пор места не могут найти от стыда. Над головой человека и кроной Дубравника едва заметно мерцало поле, ограждающее этот островок тепла и неги от сурового ветра холодной балтийской ночи. - Судя по хвастливым заголовкам в «Жэньминь Жибао», они вполне довольны результатами. Ветви зашумели сильнее.