- Достаточно просто Среброкрон. В вашей империи особей моего вида не так много, а Среброкронов и того меньше. Ошибки не будет. - Я… польщен, господин Среброкрон. - Тогда уж укорененный Среброкрон, – поправил Дубравник. – Господ-то среди нас маловато. Не прижились, видимо. Белоусов, ничего не понявший из последней тирады общительного дерева, уставился на генерала в поисках поддержки. - Я предупреждал тебя, дружище. – Не обращая внимания на взгляд юноши, Татищев похлопал Высшего по толстой ветви. – У этого парня беда с чувством юмора. - Я помню, – прошелестел Дубравник. – Но мне хотелось убедиться самому. - Так это… какой-то розыгрыш? – Петр покраснел. Не хватало еще опростоволоситься в присутствии Высшего. - Нет, никакого розыгрыша, молодой воин, – серьезно ответило дерево. – Мне действительно хотелось поближе познакомиться с человеком, который спас моего друга и переиграл лучших диверсантов Красной доминанты. - Мне просто повезло… – смущенно пробормотал Петр. Он никогда еще не общался с подлинно Высшими и не представлял, как вести себя с этим удивительным созданием. - Везения нет, – скрипнули сучья. – То, что ты считаешь удачным стечением обстоятельств, на деле является резонансом множества позитивных факторов. Поверь мне на слово: когда ты сотни лет стоишь на одном месте, размышляя и сопоставляя, поневоле начнешь разбираться в таких вещах. Так что запомни, Петр Белоусов: случайность – это всего лишь непонятая закономерность. - Мои преподаватели говорили так же. - Они мудрые люди. Проговорили они больше часа. Стемнело. В саду вспыхнули тусклые докоративные фонарики. Над головами переливчато мерцало защитное поле. Петр только диву давался, как, оказывается, легко и приятно общаться с Среброкроном. Тот пояснил, что «укорененный» является не титулом и не чином, а констатацией рода деятельности. «Укорененный» ближе всего соответствовало человеческим понятиям «философ, постигающий суть вещей». Дубравник внимательно выслушал короткую историю Петра, задумчиво и таинственно покачивая своими ветвями и окутывая юношу тончайшим нежным ароматом, источаемым сотнями широко раскрытых соцветий, в серединке которых сияли голубоватые звездочки то ли тычинок, то ли пестиков, то ли вообще чего-то, совершенно не похожего на строение земных цветов. - Я согласен с Николаем Осиповичем, – торжественно провозгласил Дубравник, когда беседа подошла к концу. – У тебя впереди блистательное будущее, я это ощущаю. Но всё зависит от тебя, Петр. Когда-то давно я задал молодому офицеру Николеньке Татищеву вопрос. И теперь задаю его тебе. Готов ли ты возглавить людей? Принять ответственность за будущее? Вершить его своими решениями и поступками? Петр почувствовал необычайное воодушевление. Аромат цветов и торжественность момента пьянили, наполняя его ощущением безграничных возможностей. Петру мерещилась рубка галактического крейсера. Внимательные офицеры штаба. Его штаба. Исполнительные адьютанты, дежурные у пультов. Все замерли, ожидая его приказов. Взмах руки, и армада кораблей устремляется вперед, к победе, сметая всё на своем пути. - Я готов, – выдохнул он. – Видит Бог, я готов! Цветы Дубравника задумчиво мерцали в полумраке, отбрасывая на лица людей прихотливые тени. - Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь, человек Петр Белоусов. Я буду рад помочь тебе советом и эмоцией. - Когда-то он сказал мне тоже самое, – припомнил Татищев, накидывая шинель. – Надо же. Очаровать старину Среброкрона не так-то просто. Но тебе, похоже, удалось. Ты ему явно приглянулся. - Спасибо, Ваша светлость, Николай Осипович! – Петр с благодарностью посмотрел на своего наставника. – Вы столько для меня сделали… - Пустое, Петруша. Можешь не благодарить. Ты спас меня от смерти и того страшнее – от позора. Не думаю, что когда-нибудь сравняю счет. К тому же, в целом я согласен с Среброкроном. Из тебя выйдет отличный командир. Вот долечишься, и мы с тобой такое провернем, звездам станет жарко. Так что давай, готовься пока. В эту ночь юноше снилась галактическая рубка. На экранах пылали костры пожарищ. Карающий меч русского флота рушился на головы коварных врагов. И меч этот держала его рука. СТОЛИЧНАЯ ПЛАНЕТА ЮЖНАЯ КАРЕЛИЯ ЮНУСОВ и ЛАНСКОЙ В самом начале марта охотнику на широте Санкт-Петербурга делать нечего. Перелётных птиц ещё нет, сезон охоты на копытных давно отгремел, да и на пушного зверя идти, пожалуй, поздновато: у лис и волков уже далеко не тот роскошный мех, каким он был в разгаре зимы. Так что же, получается, сидеть теперь столичным охотникам без дела больше месяца, травить охотничьи байки да перекидываться в картишки? Для большинства это – дейтствительно единственно возможный выбор. Но не для всех. Люди солидные, в чинах и при дворянском достоинстве, в первых числах марта отправляются на знаменитую утиную охоту, устраиваемую дворянским собранием небольшого континента Южная Карелия, расположившегося, как следует из самого названия, значительно южнее столицы. С настоящей Карелией тёплый континент роднит только изобилие рек, болот и, конечно же, неглубоких озёр, заросших по берегам высоким камышом. Настоящий рай для уток. И охотников. Пока Санкт-Петербург поеживается от пронзительных зимних ветров, на озёрах Южной Карелии кряквы занимаются тем самым, чего Господь в гневе своём лишил людей: размножением. А значит, настаёт пора идти на селезня. Пока молодежь развлекается традиционными балами в Новой Сегеже, столице континента, люди постарше и посерьезнее отправляются в самое сердце озерного края, отвлечься от повседневных дел и взбодрить кровь с помощью самого древнего занятия человечества. Большая охота проводится на длинной цепочке камышовых озёр, спрятавшихся в глубине дикого леса. Но дикость этих мест, в известной степени, обманчива. Неподалёку от озёр расположились три комплекса с общим названием «Охотничья заимка», выполненных в стилистике древней русской деревни – с бревенчатыми срубами, высокими горницами и балкончиками с балясинами у номеров «люкс». Здесь усталые и обременённые добычей охотники могли получить обслуживание по первому классу, ничем не уступающее знаменитым гостиницам обеих столиц. Помимо номеров на любой вкус, многочисленных ресторанов, (в том числе тех, где по желанию клиента подавалась им же самим подстреленная дичь), «Охотничья заимка» предоставляла в аренду всё необходимое для охоты: от манков и классических пороховых винтовок до охотничьего обмундирования и надувных лодок. Относительно же самой охоты существовал ряд ограничений, именуемый кодексом. На охоте допускается бить только селезня; добывать можно не более десятка птиц на одного охотника в день и, главное, с применением исключительно классической экипировки: пороховых ружей с обычным прицелом, свистков-манков и чучел-приманок. Использование любого рода электронных приспособлений считается здесь неспортивным, так что из всех достижений цифровых технологий охотнику разрешается брать с собой лишь персональный вирт, да и то только для связи в случае форс-мажорных обстоятельств. Альберт Эмильевич считал себя настоящим мастером, а, следовательно, кодекс охотника чтил не менее неукоснительно, чем уголовный. Как и большинство уважающих себя профессионалов, он не опускался до аренды оружия, полагаясь на собственный арсенал. Для утиной охоты в небольшой коллекции Альберта Эмильевича имелась сделанная на заказ, любовно ухоженная и многократно проверенная в деле винтовка – двустволка. С выточенным персонально под него ореховым ложем, оригинальным ударно-спусковым механизмом, ускоряющим зарядку едва ли не втрое, и специальной системой глушения, позволяющей стрелять, не распугивая всю дичь в радиусе километра. На уток Альберт Эмильевич брал с собой двух спаниелей с несерьезными кличками Соня и Мася. Несмотря на легкомысленные имена, спаниелихи были опытными охотницами: хозяина попусту не отвлекали, добычу не теряли, отлично поднимали из камышей птицу, с чисто женской солидарностью не трогая кладки и наседок. Сегодня у Альберта Эмильевича выдался крайне удачный день. На два чучела одиноких самочек, выставленные им в укромных местечках, уже клюнули пять одуревших от весенних гормонов селезней. Теперь они дожидались поварского ножа, подвешенные в связке в углу шалаша. А ведь ещё нет и двенадцати! Альберт Эмильевич лежал в выстланном тростником шалаше, зорко поглядываявокруг, как внезапно лежащая рядом Соня оглянулась и негромко зарычала. Секундой позже к ней присоединилась и Мася, поглядывая то в сторону леса, то на хозяина. Значит, человек… «Кого нелегкая несёт на чужое место?» – С неудовольствием подумал Юнусов, поднимаясь. Хотя распорядители и отводили каждому участнику свой участок, случалось, что неопытные, начинающие охотники забредали на сопредельную территорию. Бывало, доходило до комизма. Как-то раз один такой горе-охотник, проюлив на пузе сотню метров грязи, отважно подстрелил чучело, выставленное Альбертом Эмильевичем, и с удивлением наблюдал, как из добытой им «утки» во все стороны разлетаются клочья пакли. Терять из-за чужой глупости ещё один муляж прокурор не собирался. На всякий случай держа ружьё стволами в землю, Юнусов вылез из шалаша. Тут же из-за ствола старой осины показался плотный мужчина в маскировочном балахоне. Руки он держал на виду, явно не желая спровоцировать хозяина участка. - Альберт Эмильевич, приношу тысячу извинений. - С кем имею честь? – Холодно спросил Юнусов. «Надо же, и тут достали». - Моя фамилия Ланской, граф Василий Андреевич Ланской, начальник отдела в управлении поставок Главного штаба, к вашим услугам. У меня к вам, Альберт Эмильевич, дело государственной важности… мне нужно всего десять минут… Ещё раз простите, что отвлекаю… «Управление поставок? – Насторожился Юнусов. – Вероятно, хочет доложить о воровстве. И, похоже, где-то наверху, иначе доложился бы обычным путём военному министру, а не выносил сор из избы. Это может оказаться полезным». Юнусов отступил в сторону, сделав приглашающий жест. - Пустое, граф. Пожалуйте в мои апартаменты. Чаю хотите? Десяти минут Ланскому, конечно же, не хватило. Помятуя о своём проклятом косноязычии, он, прежде всего, передал генеральному прокурору кристалл с исправленным докладом, в котором особый акцент был сделан на потери, которые понесли подразделения под командованием князя Татищева. К чести Юнусова, как только дело дошло до фактов, он и думать забыл об охоте, рассеянно поглаживая по голове время от времени возмущенно порыкивающую Соню, не понимающую, почему хозяин разглядывает скучные картинки в светящейся сфере в то время, как вокруг чучела вьются такие аппетитные селезни? Мася же, осознав, что охота откладывается, свернулась уютным клубочком у ног хозяина и сладко похрапывала. Просмотрев основные тезисы доклада, Юнусов поинтересовался, пробовал ли Ланской дать материалам ход. Генерал, как мог связно, поведал прокурору историю своих злоключений, опустив, естественно, участие «Общества неравнодушных граждан». По его словам, к государю обращался сначала он сам, а затем его друг и единомышленник – граф Нежин. (Когда в кабинете генерала обсуждалась стратегия разговора с прокурором, Василий Андреевич изначально не хотел упоминать опального дипломата, но Пыжов резонно возразил, что Юнусов всё равно узнает о неудачном обращении графа Нежина, и вполне обоснованно заподозрит, что Василий Андреевич чего-то недоговаривает. Так что про Нежина пришлось рассказать). - Что же… – Задумчиво произнёс Юнусов, когда Ланской закончил, наконец, свою печальную повесть. – Признаюсь, у меня, как и у многих достойных граждан, давно появилось стойкое ощущение, что на театре военных действий происходит некий непорядок… Но что проблема достигла подобных, простите мне невольный каламбур, астрономических масштабов, такого я даже не мог представить. - Да, так точно. – Обрадовано подхватил Ланской. – Это вы очень метко заметили, именно астрономических масштабов. - Но я, признаться, не совсем понимаю, чего вы ожидаете от моей скромной персоны? – Юнусов ласково потрепал за ухом беспокойную спаниелеху. – Тихо, Соня, тихо. Вопросы организации и проведения военных действий находятся вне моей юрисдикции, так что я решительно не знаю, чем вам помочь. Я не имею полномочий для того, чтобы возбудить дело в отношении кого-либо руководства армии и флота. -Нет-нет, ваше сиятельство, я об этом и не прошу. – Замахал руками Ланской. – Понимаете, у меня сложилось впечатление, что мы с графом Нежиным допустили промах… большую ошибку. Мы полагали, что факты… что наш доклад будет говорить… как говорится… говорить сами за себя. Но Его величеству… Его Величество слишком занят, чтобы разбираться. Кто мы для него? Он нас и видел-то в первый раз. Поэтому такой результат. Юнусов терпеливо слушал, едва заметно морщась, когда косноязычие заводило бедного генерала совсем уж в какие-то дебри. - Мы… я понял, что надобно было с самого начала идти другим путём. Следовало передать доклад на высочайшее имя с человеком, которому… который пользуется доверием Его Величества. Вот… как вы. Если доклад представите вы, да ещё с вашей юридической оценкой… вот тогда, я думаю, государь, несомненно, воспримет его всерьёз. Не сочтите за дерзость таковое предложение… Юнусов какое-то время размышлял. Он отлично разбирался в людях и видел, что генерал говорит от души. Это не интриги генштаба и не происки конкурентов. Ланской искренне верил в то, что говорил. И эта чистота помыслов, эта искренняя забота об империи тронули сердце прожженного политика. - Вы достойный человек, граф. И настоящий патриот. – Взвешивая каждое слово, произнёс генеральный прокурор, – Поэтому я буду с вами откровенен. Поверьте, со мной подобное случается нечасто. Я понимаю, что вы готовы на многое, чтобы исправить прискорбный status quo[2] в военном ведомстве. Да вы уже пошли на немалые жертвы… - Я ради империи жизни не пожалею! – горячо заверил прокурора Василий Андреевич. - Ни секунды не сомневаюсь. Но вынужден вас огорчить. Поверьте, моё участие ни на йоту не изменит позицию государя. Более того, стоит мне только завести речь о вашем докладе, как я разделю участь графа Нежина. Не подумайте, что я опасаюсь за свою должность и из-за этого отказываюсь рисковать. Риск – часть моей работы, я к нему привык. Но я не люблю приносить бессмысленные жертвы. -Но почему же… – В волнении снова перебил прокурора Ланской, но Юнусов не дал ему закончить. - Не торопитесь, граф. Дослушайте. - Прошу простить, Ваша светлость – смутился Василий Андреевич. – Переволновался… - Я вас понимаю. Так вот, проблема заключается в том, что мы с вами не можем претендовать на абсолютное владение истиной. Истина, поверьте мне, как юристу, бывает крайне неоднозначна. И уж точно знание абсолютной истины не может быть прерогативой одного человека, или даже нескольких, как мы с вами. Говорят, Ерхат-3 владеют абсолютным знанием, но, как вы понимаете, это невозможно ни проверить, ни осознать нашими с вами мозгами. Но вернёмся к вашему вопросу.Вот вы считаете, что нынешний уровень потерь совершенно неприемлем для империи. Что перелом, которого ждёт государь, не наступит никогда. Но это ваше мнение, которое я, к примеру, склонен разделять. Но от этого ваше мнение и ваши выводы не обретают силу физического закона. Не становятся истиной, вроде аксиом Эвклидовой геометрии. Понимаете? Его величество, со своей стороны, убеждён в правоте своей истины поболее даже, чем вы – в своей. И скажу вам как человек действительно достаточно близкий к Государю: Его величество владеет всей необходимой статистикой. Его не обманывают и не вводят в заблуждение, как вам представляется. Он точно знает, какие у нас потери, знает, какую цену платит империя за расширение нашей доминанты. Но, в отличие от вас, его не смущают эти потери. Он убеждён, что эти потери рано или поздно окупятся. Понимаете? Это не вопрос фактов, а вопрос, скорее, веры. Его Величество так же свято верит в свою правоту, как вы – в свою. И также будет предан своему делу до последнего вздоха. - И… что же делать? – пролепетал совершенно уничтоженный генерал. - Что делать? Думаю, ответ очевиден. Нам с вами остается только следовать присяге. И верно служить государю, империи и доминанте. Вот вы только что говорили о своей ошибке. Но ваша ошибка не в том, что вы не смогли убедить Его Величество. Ваша ошибка, уважаемый Василий Андреевич, в том, что вы взвалили на себя чужой груз. Вы попытались взгромоздить на свои плечи ответственность за всю империю. Так что мой вам совет: забудьте об этом. – Юнусов вынул из считывающего устройства кристалл с докладом, не спеша, однако, возвращать его Ланскому. – Вот мой вам совет. Возвращайтесь к своим делам. Попытайтесь спасти свою карьеру. А ответственность за наших солдат, живых и мёртвых, оставьте Государю. Это его крест и его Голгофа. Это всё, что я могу вам сказать и что посоветовать… Ну же, девочка, успокойся. Потерпи ещё минутку. Видишь, мы с графом уже заканчиваем. И Юнусов нежно почесал за ухом продолжающую глухо ворчать Соню.