«Понятно. Вот вам, Петр Ильич, по мордасям. Интеллигентненько так, гаденько. Вежливо опять же. И песня знакомая, по статейкам «Скептика». Те тоже поют на этот мотив. И текст примерно такой же». - Кирюша, ну что ты такое говоришь! – возмутилась было Наташа, но Петр положил свою ладонь на её руку и лучезарно улыбнулся. - Ничего, ничего. Кирилл поднял очень интересный и важный вопрос. Так зачем же его избегать? В самом деле, господа, не о погоде же нам говорить, правда? Напрягшийся было Андрей, убедившись, что Петр не обиделся, с облегчением перевел дух. - А почему бы и не о погоде? – жизнерадостно хохотнул он. – В нашей Северной Пальмире это, пожалуй, самая главная тема. - Андрюша, дай человеку договорить! Мне, например, ужасно интересно, – капризно попросила Ольга. - И мне о-очень интересно, – вальяжно растягивая слова, красиво сделал ручкой Вениамин. – Давайте, Петр, не стесняйтесь, мы все внимание. Петр, не уважавший сладкие вина, налил себе водки. В отличие от партикулярных, уже немного осоловевших, он оставался совершенно трезв. Его организм нейтрализовывал этиловый спирт, как и сотни других потенциально опасных реагентов. - Я, всё-таки, с позволения Кирилла, продолжу свою аналогию. Вот вы говорите, что вы, врачи, гуманисты. Вы спасаете людские жизни, так? Одно из правил скрытого дознания: говори то, с чем твой визави будет безусловно согласен. Вкрапляй свои мысли в ткань его умозаключений понемногу, исподволь. Кирилл не шелохнулся, ожидая продолжения. Показательно. В обычной застольной беседе человек согласился бы, поддакнул. А Кирилл молчит. Он настороже. И это уже информация. Что-то заставляет его осторожничать. Чего-то он опасается. Убедившись, что ответа от хирурга не последует, Петр продолжил. - Вы противопоставляете вашу работу моей, и соответственно, считаете, что раз ваше занятие гармонирует с литературой гуманизма, то моё априори должно ей противоречить. В силу прямого противопоставления. Это классическая аристотелева логика. На этот раз он не стал просить от Кирилла подтверждения, понимая, что тот на такой простой трюк не поддастся. - Но в реальности все гораздо сложнее и проще одновременно. - Даже так? – встрял было Венечка, но Ольга так на него цыкнула, что он мигом заткнулся и обиженно принялся за десерт. - Именно так, любезный. – Петр легким кивком обозначил поклон, смягчая резкость Ольги. Второй очаг напряжения сейчас не нужен, он будет только отвлекать. – Я проведу следующую аналогию. Доминанта – своего рода огромный живой организм. Разумное существо, растянувшееся на сотни световых лет. А мы – имунные клетки этого гигантского организма. На это существо нападают внешние враги, в точности так, как микроорганизмы атакуют человека. И мы, подобно фагоцитам, защищаем доминанту, уничтожая угрозу точно так же, как те уничтожает микробов. Или, если угодно, как врач уничтожает болезнь. Так что никакого противопоставления, по сути, нет. - Красиво и точно, – оценила Ольга. – Как тебя уели, а, Кирюша? Но доктор так не считал. - Очень грустно, господин Белоусов, что для вас люди – микроорганизмы. Это только подтверждает мои слова. О каком гуманизме может идти речь, если вы готовы уничтожать людей так же просто, как мы уничтожаем вирусы. – Кирилл по-прежнему не смотрел Петру в глаза. Почему? Опасается визуального контакта? Есть что скрывать? Или это просто выражение неприязни и презрения к собеседнику? Пока слишком мало данных для вывода. Но разговор, а по сути – допрос, о котором никто, разумеется, не подозревал, шел именно так, как и задумал Петр. Говоря об организме доминанты и врагах–микробах, он сознательно играл в поддавки. Разведчик знал, что хирург ухватится за эту аналогию. И вывод, который он сделает, тоже легко просчитывался. Сам того не подозревая, Кирилл подыграл разведчику. И Петр не замедлил воспользоваться подставкой. - Вот для этого-то военным и нужны знания о культуре, о гуманизме. Только система моральных ценностей позволяет нам не смешивать понятия, как это сейчас сделал Кирилл. Мораль неотделима от культуры. Мы читаем и чувствуем, скажем, того же Шекспира ничуть не менее глубоко, чем вы. Мы чувствуем прекрасное так же, как и вы. К примеру, я каждый день хожу на службу одним и тем же маршрутом, и не устаю любоваться красотой Санкт-Петербурга. И это чувство прекрасного становится своего рода нравственным камертоном для нас, военных. Да, мы стоим на страже интересов доминанты с оружием в руках. Да, мы готовы нейтрализовать любую угрозу. Готовы убивать, если это неизбежно. Но, благодаря тому самому гуманизму, универсальным критериям добра и зла, красоты и уродства, мы знаем, чувствуем, где проходит черта, отделяющая воинский долг от убийства. Так же, как вы знаете, где провести разрез при ампутации, чтобы свести ущерб к минимуму. Мораль и нравственность лучше любых командиров говорят нам, когда нужно биться до последнего, а когда остановиться и не пересекать красные линии. - Не пересекать линии? Как вы не пересекли их у Трех Красных Солнц? – Кирилл, наконец, оторвался от созерцания скатерти. В его глазах плескался гнев. – Значит, по-вашему, это гуманно, сжечь мирную планету? Уничтожить мирных людей, которые просто жили и никому не вредили? Вся вина которых состояла в том, что они говорили не по-русски, а по-китайски? Андрей поперхнулся мускатом. Наташа побледнела. Даже Ольга слегка нахмурилась. И только Вениамин, оторвавшись от клубники со взбитыми сливками, с любопытством уставился на Петра. Петр и бровью не повел. И с чего бы? Разговор развивался по классической схеме. Точно по учебнику. Петр вывел Кирилла из равновесия. Нашел болевую точку и точно нанес удар. Задел оппонента за живое, заставил высказаться искренне и эмоционально. Выдать свою подлинную позицию. Если не снижать накала, можно крутить хирургом как угодно. Даже скучно, честное слово. - Признайтесь, Кирилл, вы рискнёте судить о состоянии больного по рассказу подружки больничной уборщицы? – Петр говорил неизменно ровным, доброжелательным тоном. Разве что улыбку убрал. Улыбочки свою роль отыграли. Ставки поднялись и можно работать на другом уровне. – Ведь не рискнете, правда? Кирилл только дернул щекой. Это тоже прогнозируемо. За эмоциональным всплеском неминуемо идет спад. Это даже не психология, а физиология. Изменение уровня гормонов. Сейчас хирург досадует, что вышел из себя и запаздало пытается удержать себя в руках. Ничего, этого мы ему не позволим. - Не станете. Потому что знаете, что мнение дилетанта наверняка ошибочно. Вы даже слушать не будете, понимая, что россказни досужей бабы – чушь, не имеющая ничего общего с реальным положением вещей. Вы это понимаете, как профессионал, как специалист. Но и я – профессионал в своей области. И, как специалист, с уверенностью могу заявить, что газетчики понимают в военном деле не больше, чем подружка уборщицы в медицине. И вы, делая выводы на основе досужих рассуждений, построенных на слухах, совершаете ту самую ошибку, о которой я сказал. Вы ставите армии неверный диагноз. Петр специально выдал максимально общие фразы. По законам формальной логики, его визави должен или согласиться, или же опровергнуть общее утверждение единичным отрицанием. Петр дал ему для этого все возможности. И снова не ошибся. - Значит, по-вашему, уничтожение планеты Трех Красных солнц было благом? А глупые журналисты этого не поняли? Браво, доктор. Работать с вами – одно удовольствие. - Это значит, что ни вы, ни я не знаем того, что в реальности произошло в этой системе. Но я не стану строить свою позицию, основываясь на словах людей малоинформированных и некомпетентных в вопросах, о которых они берутся судить. Людей, которые к тому же ангажированы и материально заинтересованы. Утверждая, что он не в курсе произошедшего в китайской системе, Петр лгал. Собравшиеся за столом были бы немало изумлены, узнай они, что этот разговор Петр вел уже второй раз. Причем в первый раз его собеседником был никто иной, как главный участник событий у Трех Красных Солнц: генерал Татищев. Тогда Николай Осипович вытаскивал своего спасителя из депрессии, вызванной гибелью людей на Бородине. И разговор естественным образом переместился на ту самую злополучную планету. Благодаря князю, Петр отлично знал, как в реальности обстояло дело. Он знал, что китайцы, убедившись, что планету отстоять невозможно, уничтожили секретные объекты вместе со всей колонией водородными взрывами. А потом еще и взорвали боевую станцию с помощью запрещённого оружия, испарив в реакции аннигиляции и себя, и большую половину русского экспедиционного корпуса. Татищев предупредил своего наперсника, что эта информация строго секретна. Так что Петр держал язык за зубами. Но вот пассаж Николая Осиповича про журналистов он запомнил и применил его с чистой совестью. Хирург тем временем не собирался сдаваться. - Вот об этом я и говорю. Как только свободная пресса пишет что-то, что вас, военных, не устраивает, вы немедленно начинаете обвинять её во всех смертных грехах, – раздраженно бросил он, не подозревая, что и эта его реакция просчитана и ожидаема. – Это только подтверждает… – он на секунду прервался и, поморщившись, неуклюже закончил: – …мои слова. Краем глаза Петр наблюдал за реакцией свидетелей их словесной дуэли. Наташа волнуется, покусывает губы. На Вениамине, что называется, лица нет. Художник побледнел и держался неестественно прямо. Андрей, убедившийся, что скандала не ожидается, с интересом слушает обоих. И только Ольга, как показалось Петру, поняла суть происходящего и осознала, что Белоусов играет с наивным доктором, как кот с мышью. Но она явно не собирается вмешиваться в чужую игру, ограничившись ролью зрителя. Петр не стал портить ей удовольствие. - Дело не в нас, – парировал он. – Поймите, свобода прессы – это сказка, вымысел. Журналист работает за деньги. Владельцы газеты рассчитывают на прибыли. Для этого требуются тиражи, ведь только они интересуют рекламодателей, обеспечивающих прибыль газеты. А тиражи будут высокими только в том случае, если газета будет писать то, чего ждет от неё конкретная, выбранная этим изданием целевая аудитория. Возьмем, к примеру, «Петербуржского скептика». Вы же читаете «Скептика?» Так вот, её аудитория – определенные круги интеллигенции, гордящиеся независимостью суждений, которая на деле, является обычным афронтом. Знаете, по типу: «что бы там не говорил официоз, мы с ними не согласны». Редактор, зная об этой особенности своей аудитории, ни за что не пропустит в тираж классический репортаж о победе русского оружия, опасаясь разочаровать читателей. Зато любые спекуляции на эту тему он опубликует с радостью. Даже перепечатает передовицы «Жеминь жибао», немало не смущаясь тем, что это идеологический рупор врага. Это же совершенно элементарные соображения, разве нет? - Вот! – Андрей внезапно стукнул кулаком по раскрытой ладони и разразился громким смехом. – Ну, наконец-то нашелся кто-то, кто разложил этим упрямым олухам всё по полочкам! А то вечно гнут своё «мы идем к военной диктатуре, мы то, мы сё». - Кожин, ну что ты такое несешь, в самом деле? Наш гость еще подумает, что тут собрались какие-то оппозиционеры! – натужно хохотнул Венечка. Не требовалось быть большим психологом, чтобы увидеть страх на его лице. Похоже, простодушный Андрей сболтнул куда больше, чем хотелось бы художнику. Да и Кирилл явно призадумался. - Пава прав, – принужденно улыбаясь, согласился он, принимаясь за десерт. – Вам, Петр, мои слова могли показаться вызывающими, но это наше обычное времяпрепровождение. Мы любим, знаете ли, умозрительно поспорить. - О да, – промурлыкала Ольга. – Насчет почесать языками – тут они мастера. - Вот видите, – Кирилл совершенно взял себя в руки, и его улыбка больше не выглядела натянутой. – Истина – ничто, спор все. Упражнения для языка, так сказать. - Вот-вот, – согласился ничего не заметивший Андрей. – И эти двое меня вечно загоняют в угол. А вы их отменно уложили на обе лопатки, Петр! Победили их же оружием. - Да, ловко. – Ольга облизнула ложечку и наивно хлопнула длинными ресницами. – Профессионально сработано. Дали бы учебничек почитать, а? - Такому по учебникам не научишься, – продолжал радоваться Андрей. – Это дар. Вы, друг мой, зарываете талант в землю. Вам бы в политику идти, а не ружьем размахивать. Наташа, тоже совершенно успокоившаяся, звонко рассмеялась. - Ружьями, Андрюша, не размахивают. Стыдно за тебя, честное слово. А еще инженер–конструктор! Разговор перетек в нейтральное русло, и все оживились. Но на этом все сюрпризы странного вечера не закончились. После чая, когда Андрей поставил легкую музыку и предложил мужчинам коньяк с сигарами, Наташа торжественно достала кольцо и надела его на безымянный палец. Бриллиант ослепительно заиграл в ярком свете. - Ого! Да это же целое состояние! – тут же оценила драгоценность Ольга. – Я и не думала, что у офицеров такие зарплаты. Польщенная Наташа порозовела. Тогда и остальные обратили внимание на кольцо. И тут Петра снова удивил Вениамин. - В самом деле? – художник побледнел даже больше, чем во время спича Кирилла. Голос его завибрировал. – Наташа, ты и этот… офицер… - Да, – лучезарно улыбнулась девушка. – Петруша сделал мне предложение. - И ты… – продолжал, запинаясь, Венечка. - И я согласилась, – подхватила Наташа. – Сюрприз! - Ничего себе! – грохнул Андрей. Похоже, инженер просто не умел говорить тихо. – И ты все это время молчала! Ну, тихоня! - Да уж… действительно сюрприз. – Вениамин не сводил с Натальи глаз. – Вот уж не думал, что ты пойдешь на такое, чтобы выиграть банальный спор. - Венечка, тебе не стоит больше пить. – Ольга попыталась взять художника за локоть, но тот с ожесточением вырвал руку. Наташа стояла, не жива, не мертва. Похоже, Вениамин ударил в больное место. - Эй, приятель, – Андрей тоже встревожился. – Пошел бы ты, правда, подышать воздухом на балкон. - А в чем, собственно дело? – Петр не собирался упускать случай узнать побольше о людях, с которыми его Наташа дружит столько лет. - Да в сущности чепуха, – зачастил Андрей. – Глупое пьяное пари, о котором все давно забыли… - Врёшь, Кожин! – озлобленно выкрикнул Вениамин. – Лично я ничего не забыл. А вам, господин Белоусов, я с удовольствием отвечу. - Веня, зачем? – простонала Наташа. - Кир, ну скажи хоть ты ему! – воскликнула не на шутку встревоженная Ольга. Но Кирилл был полностью поглощен раскуриванием сигары. Вениамин покачнулся. Похоже, он здорово перебрал. На полных щеках художника полыхали алые пятна. - Видите ли, Петр. Как-то раз, еще осенью, мы заговорили о военных. Мы с Кириллом, вы уж простите, были убеждены, что солдафоны не в состоянии отличить ямба от хорея, как говорил классик. А вот наша дорогая Наташа утверждала обратное… - Веня, тебе потом будет стыдно. Остановись, – твердо и резко сказала Наташа. – Петя, это было глупое пари, поверь. - Верю, – согласился Петр. – Но все-таки хочу понять, о чем идет речь. - Пожалуйста! – с готовностью подхватил Вениамин, но Наташа его перебила.