Гулиа похлопал крепкой ладонью по штанге. Металл отозвался низким гудением. - Я принял меры, Остап. Данилов не навредит партии. Даже если захочет, не выйдет у него. Обещаю тебе. Высокий, поджарый Гулиа скалой возвышался над рыхлым Коваленко. Но и в толстяке чувствовалась та особая внутренняя сила, которая отличает настоящего лидера от серенького, среднего человечка. - Хотелось бы верить. Я тебе не враг, Каха. Хоть мы часто спорим, но это так. Ты же знаешь мой принцип. Система сдержек и противовесов. Ты – мой противовес. Я и пришел, собственно, чтобы тебя предупредить. Если твой хитрый план провалится, а я, уж прости, этого не исключаю, может сложится так, что я буду вынужден спасать партию. Такая у меня работа. Чтобы вывести партию из-под удара, мне придется отдать Юнусову твою голову, насаженную на пику. Говорю тебе честно и откровенно. - Я это ценю. - Рад слышать. Коваленко, кряхтя, встал и направился к дверям. А Каха Гулиа спокойно вернулся к штанге. «Вот ведь вроде умный человек, а все равно дурак, – думал он, выжимая свои сто восемьдесят. – Неужели он думает, что я хоть на секунду доверюсь психопату? Эх, Остап, Остап. Хороший человек, толковый, только занят не тем. Заигрался в свои противовесы. Лучше бы о собственном весе подумал». И, довольный каламбуром, накинул на гриф еще пару пятикилограммовых блинов. Сегодня он чувствовал себя великолепно. ДОМИНАНТА УРЗЕТ. Российская Империя. Столичная система. Санкт-Петербург. БЕЛОУСОВ Петр прислонил церемониальный карабин к стене и с наслаждением запустил пятерню за шиворот. Ожог над правой лопаткой всё ещё чесался. На последних учениях подпоручик Белоусов замечтался и словно зеленый первокурсник словил шальной импульс. Час ночи. Зимний дворец крепко спит. Государь Павел Четвертый – пташка ранняя. Ложится он тоже рано. Следуя распорядку Его величества, дворец в десять вечера тоже погружается в сон. Придворные давно усвоили, что следование вкусам и привычкам суверена – одно из непременных условий успешной карьеры. Поэтому даже завзятые «совы» Зимнего дворца в девять вечера складывают крылышки, чтобы в шесть утра успеть к выходу государя. Сегодня, по просьбе камергера Его величества дежурства негласно усилены. Кто-то повадился таскать из дворцовых покоев безделушки, и камергер надеялся с помощью гвардейцев взять воришку с поличным, не возбуждая лишнего шума. Петр любил такие ночные дежурства. Никто не шляется, не отвлекает. Можно думать о своем, втихую штудировать учебники академии флота, которыми снабжает его Татищев. А еще можно мечтать о том, как славно они заживут с Наташей после венчания. Может, фактически ничего и не изменится, но для Петра вера Христова не пустой звук, а традиционный обмен кольцами не просто ритуал… Голос в наушнике отвлек Петра от размышлений. Караульный гвардеец, один из находящихся под его началом, доложил, что в покои его величества направляется статский советник Отто Дифенбах. Петр задумался. Он немного знал Дифенбаха, встречался с ним пару раз во дворце. В списках тех, кто имел постоянный доступ в императорскую резиденцию, старший офицер по связям МВД статский советник Дифенбах, шел одним из первых. Но у него только дневной доступ, а сейчас уже заполночь… Непорядок. - Ведите его сюда. – Приказал Петр. – Я сам разберусь. Вскоре в коридоре показался Отто Францевич в сопровождении двух гвардейцев. От избытка усердия караульные стянули советнику руки силовыми наручниками. «Господи, вот же заставь дураков Богу молиться!» Но тут Белоусов заметил, что Дифенбах сильно взволнован: дыхание прерывистое, походка нервная, взгляд напряжённый. Пожалуй, стоит повременить и пока не снимать наручники. До выяснения. Увидев подпоручика, Отто Францевич ускорил шаг, опередив своих конвоиров, и кривовато улыбнулся. Вообще-то Дифенбах Петру нравился. Говорят, когда-то он был отличным командиром, отчаянным рубакой. Последние годы стареющий полковник, ныне – статский советник – служил в Полицейском ведомстве. Но в его чертах по-прежнему сквозила та особая жесткость, которая отличает боевых офицеров от штабных карьеристов и партикулярных чиновников. - Дежурный по этажу подпоручик Белоусов, – представился Петр, щелкнув каблуками. - Добрый вечер, подпоручик, – стараясь говорить беззаботно, поздоровался Дифенбах. – Что это за безобразие, скажите на милость? С каких пор ваши люди хватают высших офицеров? Белоусов замялся. С одной стороны, у советника свободный доступ во дворец, и задерживать его вроде как неправильно. Но пропуск Дифенбаха действителен только в приемные часы.И этот пропуск никак не включает посещение личных покоев государя. А гвардейцы привели Дифенбаха именно с той стороны. Конвоиры тем временем с нарочито бессмысленным выражением лиц уставились на молодого офицера. Дескать, решайте вы, ваше благородие. Вы офицер, вам и карты в руки. Наше дело маленькое, нам сказали хватать, мы и хватаем. А отвечать, знамо дело, вам. Ну да, отличная позиция. Главное, безопасная. Допустим, решит Белоусов арестовать старшего офицера – с этих двоих как с гуся вода, а подпоручику позор. Дескать, вы что, господин подпоручик, совсем сбрендили? Может, решили, будто старый служака, уважаемый ветеран опустился до кражи столового серебра?! Да вы идиот, подпоручик! Вас надо гнать из дворца! Вот что скажут. И, наверное, будут правы. Получается, Дифенбаха надо отпускать. И все-таки Петр сомневался. Почему Отто Францевич оказался здесь в столь поздний час? Что ему понадобилось в покоях императора? Почему он не возмущается, не брызжет слюной, как и положено высокому чину, а ведет себя словно нашкодивший кот? Это статский-то советник, в прошлом боевой офицер? Сомнительно. А раз сомнительно, отпускать Дифенбаха никак нельзя. Опытные преподаватели училища вбили в будущего разведчика поистине собачий рефлекс: «сомневаешься – рой дальше». - Прошу меня извинить, ваше высокородие. – Белоусов старался говорить строго и доброжелательно одновременно. – Но я вынужден спросить: что привело вас в покои Его величества в неурочное время? Статский советник демонстративно неуклюже поправил воротник френча скованными руками. Петр проигнорировал явный намек и продолжил терпеливо ждать ответа. Дифенбах понял, что отвечать придется, и доверительно улыбнулся. - Касательно времени, у меня круглосуточный допуск, можете проверить. А что до причины…. Сущая чепуховина, подпоручик. Даже и рассказывать-то нечего. Забыл, понимаете, в малой приемной авторучку. Может, и ерунда, но для меня вещица памятная, еще из академии. Жалко, если потеряется. Вот, проезжал мимо, решил заскочить… Из нагрудного кармана советника действительно торчал черный с золотой инкрустацией колпачок авторучки. И всё же Белоусов колебался. Как-то не верилось, что немолодой уже старший офицер, обнаружив пропажу, бросит всё и посреди ночи лично отправится в Зимний, прекрасно понимая, что в неурочное время вход в императорскую половину строго запрещен. Петр сызнова проверил допуск. Странно. Дифенбах, действительно получил полный допуск. И когда только успел? И всё равно, что-то не складывалось в словах советника. Чего он посреди ночи потащился во дворец? Коли эта авторучка так дорога Дифенбаху, разве не проще было связаться с ответственным дежурным и попросить послать карульного на поиски? Кроме того, Петра по-прежнему смущало поведение советника. Если Отто Францевич всего лишь искал пропажу, то почему он так взволнован? Почему его волосы слиплись от пота, хотя в покоях совсем не жарко? Что-то тут не вяжется. Совсем не вяжется. И Петр понятия не имел, что именно. Вторым, что вызубрил юный подпоручик, будучи еще зеленым курсантом, был непреложный закон: не можешь разобраться сам – свали дело на начальника. Ни в коем случае не на подчиненных: те только наломают дров, а ты потом выйдешь виноват, потому что это твои люди напортачили. Нет уж, если валить – так именно на непосредственного начальника. В этом-то и есть вся суть субординации. Но стоит ли из-за какой-то авторучки тревожить ответственного дежурного по дворцу? Майор Коровин терпеть не может, когда его отрывают от ночного сериала. Отто Францевич истолковал молчание подпоручика по-своему. - Если у вас больше нет вопросов, снимите уже с меня наручники и покончим с этим недоразумением, – снова улыбнулся Дифенбах. Губы его чуть заметно подрагивали. Добродушный тон советника еще более насторожил Белоусова. Раз советник не хочет поднимать шума, значит, в чем-то виноват. Следовательно, придется вызывать Коровина. - Прошу прощения, господин статский советник, но я вынужден передать вас ответственному дежурному. - Полноте, подпоручик. Стоит ли беспокоить начальство по пустякам? – попытался выправить ситуацию советник, чем только укрепил подозрения Белоусова. - Я обязан, Отто Францевич. Вы же понимаете, устав. Вот теперь, убедившись, что Белоусов не собирается его отпускать, советник запоздало решил устроить скандал. Дифенбах ругался и брызгал слюной в полном соответствии со своим высоким положением. Он предсказывал подпоручику Белоусову ссылку в занюханный гарнизон в Тюмени. Он обещал караульным немедленную отправку на индийский фронт. Но поздно. Белоусов уже взял след. Сейчас поведение советника отлично укладывалось в одну из схем, заученных Петром на занятиях по психологии задержанных. И эта схема работала не в пользу Отто Францевича. Белоусов коснулся вирта и вызвал Коровина. Майор, против ожиданий, не стал ругаться, а лишь приказал не спускать глаз с задержанного, пока не прибудет конвой. - Зачитай Дифенбаху его права и следи, чтоб он не выкинул какой фортель. Головой отвечаешь, – рявкнул напоследок майор и отключился. Белоусову было неловко. Всё-таки кто он, и кто Дифенбах? - Статский советник Дифенбах, я вынужден вас арестовать, – официальным тоном начал юноша.– Вы имеете право… - Эх, подпоручик… – перебил советник, мгновенно прекратив орать. В голосе Отто Францевича прозвучала безнадежная тоска.– Ни хрена-то ты не понимаешь… Дифенбах с ловкостью фокусника извлек из-за обшлага горошину инъектора и сжал её между пальцами. Петр рванулся вперед и подхватил падающее тело, инстинкивно вцепившись в руку советника. - Теперь тебе… с этим жить, – прохрипел Дифенбах. Потом глаза его закатились, челюсть отвисла. - Он, что ли, помер? – заволновался один гвардеец. - Ни хрена себе, – присвистнул второй. – Вот мы попали, как кур в ощип! Это что ж теперь, покойника на нас повесят, а, ваше благородие? Белоусов не ответил, стоя на коленях и держа на руках застывшее тело советника. «Тебе с этим жить», – звучали в голове Петра последние слова умирающего. Полгода назад, в больничной палате следователь Пряничников сказал Петру то же самое: «Они все погибли. Теперь вам с этим жить». - Так что же делать-то, а, ваше благородие? Спохватившись, Белоусов подал сигнал тревоги. ДОМИНАНТА СВЕТА. Индийский абсолют. Планета Край Поющих Песков. ЛАКШАЙ ЛАП Четвертый месяц Лакшай жил на поющих песках. Можно было ожидать, что за это время в красной пустыне под лимонным небом вырастет целый строительный городок. Что бесконечную музыку песчинок, как это любят описывать журналисты, заглушит «бодрый рев могучих двигателей строительной техники». Навоображать можно много чего. И зря. Потому что Лакшай Лап все ещё оставался единственным живым существом на планете, а его бот-трансформер – единственным рукотворным объектом на её поверхности. И ничего странного в этом не нет. Никто не забыл архитектора, никто не отменил проект, над которым он трудился. Просто всему свое время. Десятки документов описаний, хранящиеся в кристаллах памяти его вирта, всего лишь эскиз, первичный набросок. А вот детальный план, включающий даже логистику поставок грандиозной стройки, должен разработать лично Лакшай Лап. Один. Это одно из ключевых условий контакта. Странно? Ничуть. Если бы вы присутствовали на встрече начальника службы безопасности армии и флота с главнокомандующим вооруженными силами доминанты Света уважаемым Винаймоханом Варнамом, вы бы подумали совсем иначе. А случилось там вот что. Служба безопасности министерства обороны Индийского Абсолюта смотрит на вещи реалистично. Её руководитель, генерал Амиш Чаттерджи, вызванный на ковер за «саботаж начала работ по проекту» так и сказал главнокомандующему. Какие драконовские меры секретности не прими, безаппеляционно заявил генерал Амиш, если проект будет разрабатываться в любом из научных центров армии, о нем рано или поздно пронюхают русские. И тогда вся документация ляжет к ним на стол. После чего любимым детищем уважаемого главнокомандующего останется только подтереться. - Вы сеете панику и подозрительность! – рявкнул главнокомандующий, вспыльчивый, как и положено быть прирожденному кшатрию. – Это же болезненный бред, видеть повсюду русских шпионов! Может быть, вам пора передохнуть, уважаемый Амиш? Полечить нервы? Но генерала не так-то просто смутить даже таким прозрачным намеком. - Вопрос не в том, есть или нет шпионы в наших лабораториях, – возразил он, угрюмо уставившись в пол. – Они есть, и это неоднократно доказанный факт. Пока мы ограничиваем количество осведомленных, секрет сохраняется. Но разработка проекта в научных институтах экспоненциально увеличивает количество посвященных. Мы вынуждены учитывать не только самих ученых, но и членов их семей, и близких друзей, которым кто-нибудь рано или поздно проболтается. Достаточно одного неосторожного слова, и вместо победы нас будет ждать катастрофа. - То есть, надо понимать так, что вы не в состоянии обеспечить необходимый уровень безопасности. Другими словами, уважаемый Амиш, ваша служба бесполезна? - Если бы не наша работа, шпионы подавали бы вам яд в утреннем чае. Мы сводим вражескую агентуру к минимуму, но мы не Всеблагие Высшие. Мы не всеведущи, как они. Мы делаем только то, что в человеческих силах. - Так обеспечьте все необходимое. Принимайте в группу разработчиков только самых надежных, самых проверенных, с самыми безукоризненными резюме. Неужели мне нужно учить вас работать? Генерала Амиша не смутил враждебный тон. Он уже не в первый раз заставал командующего в подобном расположении духа. Говоря начистоту, почтенный Винаймохан Варнам принимался брюзжать и злиться всякий раз, когда что-то шло не так, как ему мечталось. А поскольку мечты у почтенного Варнама были сплошь галактических масштабов, брюзжать и злиться ему приходилось довольно часто. Генерал Амиш уже приспособился жить с вздорным начальником. В таких случаях он старался говорить ровно, доброжелательно и как можно проще, разъясняя взбешенному командующему прописные истины, как только что пробужденному к новой жизни юнцу. Как не странно, чаще всего это помогало. - Нет, почтеннейший. Я прекрасно знаю свою работу. Но прошу вас выслушать мои соображения. Все разведки засылают в чужие доминанты своих шпионов. Часть из них принимается за работу сразу. Это – расходный материал. Таких мы быстро вычисляем и нейтрализуем. Но помимо них существуют агенты глубокого внедрения. Они верой и правдой служат временным хозяевам на протяжении десятилетий. Их послужной список лучше, чем у нас с вами. Да–да, я не преувеличиваю. Эти агенты законсервированы. Они «спят» до тех пор, пока центр не посчитает, что очередная задача стоит того, чтобы рискнуть хорошо внедренным агентом. Так провалилась атака на системы приграничных миров сектора Француской Гвинеи. Вспомните, тогда агентом оказался капитан нашего флагманского линкора! Французы пожертвовали всего одним человеком, зато мы влезли в капкан, потеряли лучший флот и опозорились на весь рукав Ориона. - Ладно, ладно. Это всё понятно, – нетерпеливо перебил словоохотливого генерала командующий. Операция в Гвинее была его детищем, и Варнам до сих пор болезненно переживал поражение. – И что же вы предлагаете?