- Ишь ты, каким материям нынче обучают курсантов. – Хмыкнул Гуревич. - То есть, Дифенбаху стало обидно, – восстанавливая гипотетический ход мыслей самубийцы, произнес Белоусов. – Он воюет, можно сказать, виртуозно, ценит жизнь каждого солдата, не теряет кораблей, а ему за это… - А ему за это кушиш с маслом, – Подсказал Гуревич. – А другим, у которых флоты горят, что твои свечки на пасху, этим вся слава, ордена и чины. - Но считать зависть мотивом для покушения на государя императора… – Петр прищелкнул пальцами. – Как-то это… мелко. Ведь Дифенбах собственной жизни не пожалел. И ради чего? Просто из обиды? Не стыкуется это как-то. Павлов, молча слушавший размышления подпоручика, зажмурился, словно кот, наевшийся ворованной сметаны. - Ох, и сделал бы я из вас, Петр Ильич, сыщика. Через пять лет уже в старших следователях ходили бы. - Что-то я, похоже, потерял нить, – признался будущий старший следователь. - Не купились, не купились на простую версию, – продолжал радоваться Павлов, как будто Белоусов был его любимым учеником, только что защитившим дипломную работу. – Так что вы сами-то думаете? Петр изобразил на лице улыбку, хотя на самом деле шуточки Павлова вызывали у него одно лишь раздражение. Серьезное же дело, страшно сказать: покушение на государя, а господин надворный советник изволит шуточки шутить. - Я полагаю, что обиду Отто Францевича кто-то использовал в своих интересах, – сухо сказал Петр. - И кто же? - Понятия не имею, но люди явно не из последних. Полная статистика потерь – засекреченная информация, и её интерпретация – штука не из простых. А Дифенбах свободно ею оперирует, хотя к его специальности – Петр вновь открыл биографию полковника и зачитал: «локальные военные операции силами мобильных соединений» – подобная статистика никаким боком не относится. А уж про все эти юридические тонкости, статьи кодекса я вообще не говорю. Это нужно быть профессиональным крючкотвором, чтобы стратегию государя, как главнокомандующего, вывернуть таким образом, чтобы подвести под неё статью. У человека, далекого от юриспруденции, даже мыслей подобных не возникло бы. - Недурно, очень недурно. А как же фраза «я единолично признаю императора преступником»? – напомнил следователь. - Это прекрасно укладывается в общую картину. Дифенбах, как благородный человек, не хотел ставить под удар остальных заговорщиков. Вот и попытался представить себя этаким мстителем-одиночкой. - Не знаю, как коллегию, но меня вы убедили, – с удовольствием подхватил Павлов. – Итак, мы с вами вынесли из этой записки следующее: Дифенбах состоял в группе заговорщиков, планировавших устранение государя. Дифенбаху выпала роль исполнителя. Помимо него в группе состоят как минимум два человека: первый – юрист, второй – служащий Главного штаба, имеющий доступ к секретной документации. Возможно, программист или стряпчий. В общем, кто-то, кто мог выкрасть секретную информацию. - Не думаю, – осмелев, возразил Петр. – Не знаю как насчет юриста, но в Главном штабе, я полагаю, заговорщик рангом повыше. - Откуда такая уверенность? - В характеристике Дифенбаха упоминается его любовь к субординации и некоторое высокомерие. Такой человек, как Отто Францевич, не стал бы якшаться с каким-то низкороднымстряпчим. Чтобы убедить его принять участие взаговоре, нужен человек не ниже его чином. Кроме того, чтобы выкрасть нужную информацию, нужно, по меньшей мере, понимать, что именно красть и главное, как я уже говорил, правильно её истолковать. Стряпчему или спецу по вирт-технологиям такое не под силу. Я полагаю, что нам нужно искать кого-то из высокопоставленных сотрудников департаментов планирования, статистики или поставок военного министерства. - Логично. Таких людей не много, сможем за день просмотреть данные по каждому. У вас есть еще какие-то предположения? - Так точно. - Да вы прямо какой-то неиссякаемый источник, Белоусов, – вновь расплылся в улыбке Павлов, чем только подтвердил подозрения Петра, что все происходящее – всего лишь экзамен, и то, что он сейчас говорит, уже продумано самим следователем. Хотя иначе и быть не могло. В конце концов, какой опыт расследования у вчерашнего курсанта и какой – у следователя по особым делам, собаку съевшего на особо тяжких преступлениях? - Я думаю, что в заговоре участвовал кто-то из служащих резиденции, – серьезно сообщил он. - Ну, это понятно. Его мозги сейчас как раз соскребают с мостовой, – заметил Гуревич. - Я говорю не о коллежском регистраторе. Повторяю, Дифенбах и ему подобные вряд ли станут якшаться с такой мелкой сошкой. - Но ведь зачем-то этот парень выскочил из окна? – Напомнил Павлов. - Верно. Но Семенихин – рядовой исполнитель. Заговорщики придумали изящную схему, и один из них, завербовав этого недоумка, дал ему четкие указания – как и что делать. Я полагаю, Семенихин даже не подозревал, что речь идет о покушении на Его величество. Неудивительно, что он испугался и не стал дожидаться смертной казни. - Может, вы уже назовете имя и должность вербовщика? - Пока нет, но полагаю, что этого человека сегодня не было во дворце, иначе бы он пронюхал об усиленной охране и отменил операцию. - У вас определенно дар, Петр Ильич, – серьезно сказал Павлов, безо всяких улыбочек глядя прямо в глаза Белоусову. – Дело, конечно, ваше, но поверьте старому служаке: в нашем департаменте вы принесете куда больше пользы, чем, извините меня, бегая с игольником. Примите добрый совет – поступайте к нам. -Я… подумаю, – уклончиво пообещал Белоусов. Ему не улыбалось всю жизнь копаться в чужих грехах. – Так с чего же начнем? - Мы с Федором Леонидовичем поищем юриста и штабиста, а вы, Петр Ильич, осмотритесь здесь, вдруг что ещё заметите. На всякий случай я дам вам временные полномочия. Поработаете с моими мальчиками. С этими словами Павлов набрал на своем вирте короткий текст приказа и снабдил его личной сигнатурой. Вирт Белоусова вздрогнул и радостно, как показалось юноше, пискнул, принимая информационный пакет. Петр вывел перед собой сферу. Ого! «Сим подпоручик П.И. Белоусов считается исполняющим обязанности младшего дознавателя по делу о самоубийстве полковника О. Ф. Дифенбаха с особыми полномочиями, вытекающими из его временного статуса». - Считайте это вашей дипломной работой, Петр Ильич, – Павлов коротко пожал юноше руку и, перепрыгивая через ступеньку, устремился вниз, к выходу, на ходу вызывая транспорт. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ ДАНИЛОВ Кто другой на месте Данилова скрипел бы зубами от ярости. Терзался бы, злился на злосчастного Дифенбаха. Так попасться! К тому же, как сообщил надёжный источник, Дифенбаху хватило глупости оставить какое-то прощальное послание. Как будто непонятно: любое лишнее слово даёт следователям пищу для размышлений, наводит на след. Просто беда с этими дилетантами. Но Данилов потому и был гениальным режиссером, что понимал: не каждая премьера сопровождается триумфом. Случаются и провалы. Бывает, что и освищут. И только потом осознают всю глубину авторского замысла. Так было еще на старой Земле, к примеру, с гоголевской «Женитьбой», и с «Русланом и Людмилой» злосчастного Глинки. Говорят, тогдашний император Николай Первый ушел с премьерного показа оперы вместе с семьей, не дождавшись финала. Ну, с императором-то всё понятно, вырождающаяся аристократия, какой с него спрос. А вот интеллигенция могла бы и мозгами воспользоваться, прежде чем ругать автора почем зря. Туп народец, туп и косен. Типичные персонажи. Потому Константин Евгеньевич с самого начала не сбрасывал со счетов вероятность фиаско. Подготовился к нему. Теперь осталось подогнать заранее предусмотренные меры под конкретную ситуацию. Когда доверенный человек сообщил из дворца, что Дифенбах покончил с собой при задержании, Данилову сгоряча показалось, что заговор раскрыт, что полковника во дворце ожидали, и что за дверьми уже стоят жандармы. Но потом тот же источник рассказал, что посты усилили из-за какой-то пустяковой кражи. Камергер не знал, кого подозревать и договорился с начальником охраны без лишней огласки расставить дополнительные посты. Данилов грустно рассмеялся. Правы древние латиняне: futura, действительно, sunt in manibus deorum[4]. Кто бы мог подумать, что самое громкое убийство в истории галактики сорвётся из-за украденной солонки! Стечение обстоятельств. Роковая случайность. К сожалению, это ничего не меняет и никого не оправдывает. Данилов не был идеалистом. Он с самого начала понимал, что сотрудничество с вражеской разведкой – медаль о двух сторонах. С одной – ему никто не станет мешать. А с другой – в случае неудачи счет предъявят лично ему и никому иному. И вот тупица Дифенбах провалился. Теперь судьба Данилова зависит от того, какую позицию займут американцы. Возможно, они последуют первоначальному плану и извлекут из неудавшегося покушения хоть какую-то выгоду, свалив вину на РКП. Но не исключёно, что, взвесив риски, аналитики Союза Миров предпочтут свернуть операцию и подчистить за собой следы. Тогда по душу режиссёра отправятся ликвидаторы. Константин Евгеньевич предусмотрел и такую ситуацию. Для этого-то он в беседе с Лукиным и проговорился о катере на космодроме под Гатчиной. Катер станет своеобразной лакмусовой бумажкой. Если около него появятся чужаки, значит, американцы решили сыграть отбой. Кроме того, катер в Гатчине помогал Константину Евгеньевичу выиграть время. Пока (и если) ликвидаторы будут ожидать его на гатчинском космодроме, Константин займётся самым важнымделом. А именно – дискредитацией коммунистической партии. На первый взгляд может показаться, что сводить счёты с давними обидчиками сейчас, когда на хвосте висят следователи российской фемиды и, возможно, оперативники Союза Миров – форменное безумие. Но это только на первый взгляд. Константин же Евгеньевич рассуждал по-другому. Даже если Союз Миров уже вынес ему приговор, (а это пока не факт) можно заставить американцев передумать. Для этого необходимо обеспечить следствие достаточным количеством улик, обвиняющих компартию. Как только следователи придут к выводу, что покушение на государя организовала и провела РКП, у Союза Миров исчезнет необходимость в ликвидации Данилова. Напротив, американцы начнут с ним усиленно сотрудничать, как это и планировалось изначально, в расчёте на то, что именно партия Константина Евгеньевича займёт освободившееся место. Данилов уже выяснил, что МВД отстранено от расследования, а дело прибрал к рукам генеральный прокурор. Значит, по следу идут не просто натасканные псы, а матёрые волки. Отлично. Волков обмануть несложно. Надо лишь дать им почувствовать запах крови. И пока они будут петлять по следу подставной добычи, режиссёр сможет спокойно устроить свои дела. Данилов достал из холодильника пузатую бутыль холодного кваса. Налил в кружку, залпом выпил, аж зубы заломило. Спиртное во время операций он не признавал категорически. «Так. Собрался. Начал!» Первым делом – ликовидировать группу Ланского. Самое позднее завтра ищейки Юнусова до них доберутся. Значит, следует безотлагательно убрать этих болванов и оставить веские улики, связывающие их доморощенное общество с РКП. И обязательно позаботится о графе Нежине. Пожалуй, с него и стоит начать. Делая приготовления на случай провала, Данилов заранее принял меры, чтобы в случае необходимости ссылка графа закончилась куда раньше, чем тот рассчитывал. Нежин ещё только оформлял документы в зале прилёта космопорта Самарканд-2, а Данилов, через знакомого «Ивана»[5] уже связался с блатными в Самарканде и оплатил предварительный заказ на убийство дипломата. Пора тамошним душегубам отработать полученные денежки. Активировав одноразовый вирт, Данилов послал на вбитый в него единственный адрес короткое сообщение «Реализуйте товар». Всё. Больше о графе Нежине можно не беспокоиться. Что же касается остальных членов «общества», то о них он позаботится лично. Ладно, с этими понятно. Дальше. Следующим шагом станет публикация в вирт-сетях прокламации с сообщением о преступнике Павле Четвертом и героических коммунистах–генералах, которые хотели наказать преступника, и которых без суда и следствия уничтожила охранка тирана. Доказательства приверженности Ланского коммунистической идеологии, как и текст обеих прокламаций – на случай успеха и на случай неудачи – Данилов заготовил заранее и держал наготове. Это пункт два. Пункт третий: в нужный момент потребуется связаться с полезными людьми в «Скептике». От них нужна яркая передовица. Типа, не стоит ли задуматься, уважаемые сограждане, что происходит в империи, если высшие офицеры склоняются к коммунистической идеологии и готовы положить свои жизни, лишь бы уничтожить государя императора? Вот это будет сенсация! Тогда людям Павла Четвертого точно не удастся спустить дело на тормозах, даже если представить себе такой невероятный вариант, что император пожелает ограничиться только парой – тройкой жертвенных баранов, а не уничтожением целой партии. И, наконец, четвертое, но не менее важное. То, без чего остальные пункты не сработают. Необходимо принести охранке сакральную жертву. Если всё, что Данилов предоставит следствию – это болтовню в сетях, бумажки и несколько трупов, следователи Юнусова сразу заподозрят подвох. Им нужны живые обвиняемые. Которые признаются, что они – члены компартии, и чьи слова выдержат проверку на любом детекторе лжи. Именно для этой цели Данилов и подготовил небольшую сеть ячеек во главе с Федором Арцеуловым. Эти персонажи убеждены, что они – сверхсекретное боевое подразделение РКП. Хотя боевики из них, прости господи… пара утопленных провокаторов, разбросанные листовки во время массовых шествий, подожжённый полицейский участок – вот и все их достижения. Но в качестве жертвенных баранов они просто незаменимы. Вопрос только в том, как подготовить их поимку. Необходимо, чтобы люди Юнусова взяли команду Арцеулова с поличным, во время диверсии. При этом чрезвычайно важно, чтобы эта диверсия имела четкую и однозначную связь с покушением на императора. Иначе связать Арцеуловских босяков с заговорщиками генерала Ланского не удастся. Они все должны выглядеть членами одной организации, не больше, не меньше. Необходимо подыскать Арцеулову подходящую цель. А уж в руки полиции они попадутся самостоятельно, можно не сомневаться. По всему Санкт-Петербургу сейчас принимаются такие меры безопасности, что даже брошенная мимо урны бумажка вряд ли останется незамеченной. Что уж говорить о «тайной» операции, которую проведут несколько самоуверенных неучей. Данилов снисходительно хмыкнул. Вот тогда-то коммунистам будет не отвертеться. С дающими показания «коммунистами» Арцеулова у РКП просто не останется пространства для манёвра. Российская компартия будет признана виновной в покушении на государя. И это станет её концом. И началом пути к успеху новго лидера – Константина Данилова, лучшего режиссёра империи. Осталось подобрать подходящее задание. Данилов задумчиво походил по комнате. Изначально он планировал поручить группе Арцеулова атаку ворот Зимнего дворца. С взрывчаткой, в духе Халтурина[6]. Этим идиотам должен понравиться масштаб задумки. Конечно, их схватят ещё до того, как они выйдут на Дворцовую площадь: сканеры широкого спектра понатыканы в центре на каждом шагу, их сенсоры мигом распознают оружие. Быстро и надёжно. Константин Евгеньевич прислушался к своим ощущениям. Хорошо? Хорошо ли? А вот не хорошо. Не хорошо! Слишком прямолинейно. А следовательно, неубедительно. И вообще… как-то заурядно. По законам драмы, в конце должно быть яркое событие, кульминация, а не просто пошлый арест. Впечатляющая борьба, какой-то поединок, обмен ударами… «Кровь! Вот чего не хватает! – Догадался Данилов. – Необходимо убийство. Скажем, месть уцелевших бойцов за пожертвоваших собой товарищей. Логичный и беспроигрышный ход. Месть – это вечная классика. Месть у зрителя всегда идёт «на ура». Да, так и надо будет сделать. Тогда пьеса станет идеальной». Данилов запустил пальцы в шевелюру. Всё верно. Месть это именно то, что нужно. Но кто станет её объектом? Кому мстить? Связь грядущей акции с покушением на императора должна быть прямая, понятная каждому обывателю. «Наши товарищи погибли, пытаясь уничтожить сатрапа, и вот вам, гады-угнетатели, в отместку за наших погибших друзей». И кто же у нас станет жертвой? Верхушку теперь будут охранять по первому разряду, к ним не подберешься. А шлепнуть какого-нибудь делопроизводителя Зимнего дворца – никакого эффекта. Это не месть, а так, хулиганство. Как камнем в окно. И, опять же, нет прямой и понятной быдлу связи с основными событиями. Оно, быдло, рассуждает просто: месть, это когда тебе в морду, а ты – в обратку. И не кому попало, как в пьяной трактирной драке, а именно обидчику. Только так. Но кого же тогда, кого? Данилов метался по комнате, придумывая и отвергая версии одну за другой. Пока, наконец, его не осенило. Кто-то же задержал Дифенбаха? Вроде, караульный офицер. Секунду… надёжный источник из дворца уже сообщил имя этого типа. Кажется, Белобородько… нет, как-то иначе. Ладно, это уточним. Значит, так. Что же у нас вырисовывается? Дифенбах, по поручению офицеров-коммунистов шёл казнить преступного императора. Но его справедливому делу помешал наймит кровавого режима офицер… этот… Белобородько, пусть пока зовётся так. Раз этот офицер стал причиной гибели Дифенбаха, значит, подходя к делу с сугубо формальной точки зрения, именно он и есть непосредственный виновник провала. Значит, ему и отвечать! Просто и логично, именно то, что нужно для тупых персонажей! Только не по-тихому, не в темном углу. Это мелко, это неубедительно, это, в конце концов, недостойно его пьесы. Нужно устроить показательную казнь, у всех на виду, с лозунгами, чтоб у следователей отпали последние сомнения. Вот это будет красивый, захватывающий дух финал, как у Шекспира. У того тоже в конце все умирают. Данилов облегченно выдохнул. Сцена сложилась. История обрела законченный вид. Осталось уточнить имя того офицерика, которому суждено стать козлом отпущения, и дело в шляпе. Но сначала надо разобраться с напыщенными боровами из «Общества неравнодушных граждан». Радуйтесь, господа дворянчики. Наконец-то и от вас будет хоть какой-то прок. Насвистывая весёленький мотивчик, Данилов принялся заряжать игольник. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ Квартира генерала Ланского ЛАНСКОЙ и ДАНИЛОВ В особняке на Гороховой было неспокойно. До недавнего времени никаких известий из Зимнего не поступало. Из штаба тоже. Час назад с анонимного вирта позвонил Игнатьев. Попросил срочно собрать всех членов «философского кружка», как они называли себя при удаленном общении. Дескать, у него есть важные новости, которые необходимо донести до каждого. Подробности по связи сообщать отказался. Хоть бы намекнул, мерзавец! Ланской только собрался дать инженеру отповедь, но Игнатьев уже отключился. Генерал только и смог, что возмущенно стукнуть кулаком по столу. В последние дни его антипатия к Игнатьеву превратилась в настоящее отвращение. На встречах «Общества» тот чаще всего отмалчивался, но как только открывал рот, так от него сразу же несло простолюдином. Не то, чтобы граф Ланской презирал людей без дворянского достоинства. Напротив, среди его подчиненных было немало разночинцев, которых генерал не променял бы на иных князей. Отличные работники, приятные в общении люди, знающие свое место. Игнатьев же смотрел на всех как бы свысока и со стороны. Его замечания хоть и были точны, произносились с такой интонацией, что Василия Андреевича тут же начинало тошнить. Странно, что остальные к фокусам инженера относились если не благосклонно, то, во всяком случае, без сердца. Разве что Дифенбаха иногда тоже передергивало, когда Игнатьев с невыносимо высокомерным видом начинал разглагольствовать о методах скрытного проникновения. Знал об этом инженер подозрительно много. «Небось, по молодости лет промышлял грабежом, а про учебу насочинял», – неприязненно думал Ланской. Но своенравного простолюдина приходилось терпеть. Без его связей в служебных департаментах дворца они бы не продвинулись дальше парадной лестницы. В прихожей раздалась мелодичная трель: охранная система распознала гостей и разблокировала двери. Первым появился Комаров. - Есть новости, Василь Андреевич? – пророкотал он своим утробным басом, скидывая шинель. – Сеня уже появился?