- Я проверил его место работы, трактир «Грустная селедка». Странная вещь, Андрей Афанасьевич. В трактире, как положено по закону, установлены камеры наблюдения. На главном входе, у служебного и в зале. В зале у обеих камер обнаружены общие мертвые зоны. А ещё на вчерашней записи видно, как одна барышня легкого поведения вышла с главного входа с клиентом под ручку, а вот как она туда вошла – на записи нет. Я и подумал, не из воздуха же она возникла? Я проверил – так и есть, на черном ходе камера тоже установлена криво, если пройти вплотную к стене, то и не видно будет. Так что нарушение, получается. Мираев сиял, как новобрачный на церемонии. Павлов его чувств пока не разделял. - Да, непорядок. Владелец трактира получит по шапке, но, учитывая, что сейчас гонят в подвалы всех, кого не попадя, это самая меньшая из его проблем. - Это ещё не все, Андрей Афанасьевич. Владелец уже два дня не появляется в «Селедке». И дома тоже не появляется, ребята проверили. Ушел вроде как в отпуск, оставил вместо себя второго полового, некого Пономаренко. - Это, конечно, интересно. Но я всё ещё не вижу прорыва. Где прямая связь с нашим делом? - Есть связь, Андрей Афанасьевич, и самая прямая, – с торжеством выпалил Мираев. – Если допустить, что владелец трактира в курсе или паче чаяния сам является марксистом, то это получается отличное место для конспиративных встреч. Смотрите, Арцеулов работал там официантом, так? А мы с ребятами выяснили, что у него есть востребованная техническая специальность, на которой он получал бы втрое больше. Так зачем пахать в трактире, если можно заработать больше, да и работа не такая тяжелая? - Мало ли причин может быть у человека. Ну, нравится ему работать половым, – Павлов развалился в кресле, взяв на себя одну из своих излюбленных ролей – адвоката дьявола. - Это да, – азартно возразил Мираев, включаясь в игру. – Но ведь согласитесь, трактир – идеальное прикрытие для тайных встреч. Вот, допустим, пришел связной под видом клиента. Взял кабинет, там один как раз в мёртвой зоне, а Арцеулов его там обслуживает. То есть, считается, что обслуживает. А на самом деле кто знает, о чем они там шушукаются? Ведь здорово, правда? Комар носа не подточит! А чтобы не светиться перед камерами, связной приходит и уходит через черный ход. Я проверил, там удобно, черный ход в конце коридора, рядом с туалетом. Поди знай, человек в туалете был или со дворов зашел? Кто там станет приглядываться? - Все это, конечно, впечатляет, но пока я не вижу причин для бурного восторга. Просто домыслы. Мираев в запале замахал руками. - Сейчас, Андрей Афанасьевич. Я же только начал! Я же не просто догадки строю. Я опросил завсегдатаев, которые частенько в эту «Селедку» заглядывали. И знаете, что? Один клиент, по фамилии Тарасов, показал, что Арцеулов регулярно обслуживал одного типа в кабинете, и сидел там с ним чуть не по часу, а второй половой тем временем весь трактир обслуживал. Этот Тарасов сказал, что тогда еще жалобу накатал владельцу. Я проверил – действительно есть жалоба в книге! - Продолжай. Приободрившийся Мираев открыл вирт сферу, но не торопился выводить в неё изображение. Призрачный шар таинственно мерцал над столом старшего следователя. - Я поднял отчетность по платежам и нашел еще нескольких посетителей, которые в это время были в трактире. Опросил их на предмет того господина из кабинета. Тарасов, который жалобщик, его запомнил лучше других. Он, видите ли, специально поинтересовался, что там за шишка такая, что его одного всю дорогу персональный половой обслуживает. - Ну, давай, не томи, – не выдержал Павлов. - Составили фоторобот, вот он. – Мираев вывел картинку в сферу. Появившаяся в ней физиономия оригинальностью не блистала. Прямой пробор, слегка вьющиеся русые волосы, низкий лоб, лохматые брови, чуть раскосые глаза, широкий нос, пшеничная борода в пол лица, толстые щеки. Таких на каждоми столичном рынке – сотня. - Система смогла вычислить его по фотороботу? – Удивился Павлов. - Нет, конечно же, нет. Но я вручную просканировал записи с камер в радиусе пятисот метров от «Селедки» за эту дату и примерное время. - И что? - Вот, смотрите. – Скромно проронил Мираев, выводя в сферу серию стоп-кадров и тщетно пытаясь скрыть озорную улыбку. Действительно, человек, зафиксированный камерами, идеально походил на фоторобот, составленный на основе показаний свидетелей из «Грустной селёдки». - И кого же я имею счастье лицезреть? – Поинтересовался Павлов. - Некто Кузнецов Матвей Семенович. - Род занятий, место работы? - Записан как купец, занимается поставками скобяных изделий. По словам половых, частенько обедает в «Селёдке», любит выпить с Арцеуловым и поболтать с ним за жизнь. Когда Арцеулова нет, болтает с кем-нибудь другим. Есть такой тип людей, которым… - Понятно. – Павлов последовательно рассмотрел стоп кадры. И правда, типичный купчина. Прямо канонический. Как с картинки. Даже слишком. – А ты сверял… - Именно! – Не удержался молодой помощник следователя. – Это он, Андрей Афанасьевич! Я уверен на все сто процентов! Вот, полюбуйтесь! Мираев убрал стоп-кадры, заменив их трехмерной голограммой портрета Кузнецова, и вывел рядом портрет инженера Игнатьева. На первый взгляд, ни малейшего сходства. Нервное, тонкое лицо интеллигента Игнатьева и широкая, самоуверенная физиономия купца Кузнецова. - Не вижу сходства. - Да и ябыл ни за что не подумал, если бы вы сами во вводной не сказали, что Игнатьев – мастер перевоплощения. Вот я и решил… Из тех деталей лица, которые мы видим... вот… есть только один параметр, который невозможно изменить. - Расстояние между центрами зрачков. – Кивнул Павлов. - Э-э… да. – Подтвердил Мираев с видом факира, хитрый фокус которого разоблачили уже на первой секунде. – Расстояние совпадает с точностью до доли миллиметра. Согласитесь, вероятность случайного… - Соглашусь. Павлов прищелкнул пальцами от удовольствия, любуясь изображением, как если бы это был шедевр кисти Леонардо. - Феноменально. Просто невероятное мастерство. У нас есть его адрес? - А как же! – обрадованно воскликнул Мираев. – Я уже послал двоих. Они доложили, что консьержка опознала Кузнецова, говорит, пару раз видела, как он входил – выходил из дому. Но постоянно, говорит, не жил. Последние дни не появлялся. - Неважно. Мы и не рассчитывали, что он будет дожидаться, пока мы его схватим под белы ручки. Посылай спецов, обнюхайте там каждый квадратный сантиметр. Ордер я выдам. - Слушаюсь, Ваше высокоблагородие! Молодой следователь излучал такой восторг, что Павлов не сдержался. Обычно он не скупился на комплименты, обхаживая потенциальных агентов, но к тем, кто уже работал на него, относился со строгостью, полагая, что частые похвалы расхолаживают. Но не поощрить молодого человека было все равно, что не почесать щенка за ухом. - Молодец, Мираев. Отличная работа. Воодушевлённый Мираев умчался. Павлов послал запрос, получил добро, переслал ордер юному следователю. Потом заказал себе очередной термос сладкого кофе со сливками, откинул кресло назад и уставился в потолок. Вот и появилась вторая ниточка от покушения на императора к нападению на Белоусова. Первой ниточкой, разумеется, был сам поручик. Белоусов старшему следователю нравился. Парень не робкого десятка, умница, скромняга. На таких всегда можно положиться. Но вот его непонятные отношения с членами марксистского подполья… Марксисты. Опять всплыли марксисты. Куда не ткни. Неужели папка в сейфе Ланского была хитрой инсценировкой коммунистов? Возможно, уничтожив «Общество», они подкинули грубую подделку из расчёта, что распознав фальшивку, следствие исключит РКП из списка потенциальных организаторов покушения? Павлов поднялся. Перед появлением Мираева он как раз просматривал протокол первого допроса Кирилла Окуня. Надо бы на него взглянуть лично. И еще на этого Филиппова, который предупредил Белоусова о покушении. Филиппова недавно привезли, и Павлов специально оформил его к себе, а не к дознавателям. Ему хотелось изучить художника в, так сказать, нетронутом виде. А вот Арцеулова можно отдавать дознавателям, пускай порастрясут. В этом они доки. У них он не только революционные песни запоёт. Но допросить знакомцев Белоусова не удалось. Звонок Гуревича застал Павлова прямо у входа в допросную. - Проветриться не желаешь, Андрей Афанасьевич? – со значением спросил бородач. - А есть повод? - Наши спецы проследили логи биржевых операций Семенихина. В общем, нашёлся тот маклер, который его так удачно разорил. Готов побеседовать, только не у нас. Говорит, в казённых стенах у него обостряется клаустрофобия. Я его на служебную квартиру определил, которая на Большой Зелениной. - Отлично. Скоро буду. Тебе что-нибудь захватить? - Кофе. У этих тут только чай. Мелкий биржевой аферист, отрекомендовавшийся Иеронимом Фюрстенбергом, по паспорту прозаично значился мещанином Антоном Шконкиным. Своё вымышленное имя он произносил с резким немецким акцентом, тут же переходя на обычный говор питерских окраин, что придавало его речи определённый комический эффект. - Отчего ж именно Фюрстенберг? – Не удержался от вопроса Павлов. - Да уж так. В нашем деле без псевдонима никак-с. – Серьезно пояснил маклер. – Немцы в деньгах разбираются, это всякий знает-с. А кто доверит свои деньги какому-то Шконкину? На контакт Антон – Иероним пошёл охотно, на вопросы отвечал подробно и искренне. Причиной внезапного приступа гражданской сознательности Шконкина послужил Гуревич, коротко и доходчиво обрисовавший маклеру возможные последствия пристального внимания финансовых аналитиков следственного управления к его махинациям. Семенихина Антон Шконкин помнил отлично. Как и того, кто подрядил его на эту аферу. - Мне этот фон-барон сразу не глянулся. – С готовностью признался Шконкин. – Подозрительный тип. - Почему вы назвали его «фон-барон»? – Тут же спросил следователь. - Ну… повадка у него такая. Нос задирает, на людей смотрит, как на тараканов. И вышагивает, что твой индюк. Как есть фон-барон, а кто же. - То есть вы общались с ним непосредственно, не через вирт? – Оживился Павлов. - Точно так. Я связи не доверяю. Мало ли кто там, что за человек. – Сказал Шконкин со значением – Я предпочитаю на человека вживую глядеть. К примеру, с этим заказчиком встречался дважды. Первый раз – когда он, значит, сделал заказ… - Когда, где? - Первый раз… дайте-ка припомнить в четверг, почти месяц тому, числа сейчас точно и не скажу… а насчёт где, так это… в лесополосе, под Царским селом. Гуревич с сожалением вздохнул: в таких местах камер не ставят. - А второй – на Елагином, опять же в парке. Шконкин подробно описал разговор с закзачиком, особо напирая на выгоду сделки. - Деньги они деньги и есть. – Рассуждал маклер, оглядываясь в поисках поддержки на Гуревича, маячившего у него за спиной. – Так отчего ж не помочь человеку, ежели он хорошо платит? - Имя у этого человека имеется? – Сухо спросил Павлов, поправляя соскользнувшие на нос очки. - Вот этого не скажу. – Сокрушенно вздохнул Шконкин. – Я в такие материи не вдаюсь, не любопытен-с. У нас же как всё работает? Ты услугу, тебе в ответ денежку. В таком разрезе имена без надобности. Несмотря на прискорбное отсутствие любопытства, зрительную память и наблюдательность Шконкин, в соответствии со своей профессией, имел поистине уникальную. Штатный художник отдела расследований удовлетворенно кивал, составляя со слов жулика фоторобот подозреваемого. Но Павлов, прекрасно зная, с кем имеет дело, продолжал давить. - Человек, на которого вы работали, государственный преступник. – Строго произнёс он, глядя прямо в глаза маклеру. – Содействие ему само по себе является тяжким преступлением.