- Давай, Шконкин, колись. – Пояснил Гуревич, опуская тяжёлую ладонь на плечо вздрогнувшего жулика. – Если хочешь остаться на свободе, одной картиночкой не отделаешься. - Да в чем колоться? – сбивчиво затароторил маклер, подавшись к Павлову. – Я ж со всей душой… Всё, как на духу. Особенно если государственный… мне-то откуда было знать, что он государственный? Вы, ваше превосходительство, спрашивайте что хотите, я зараз отвечу. Павлов пропустил грубую лесть мимо ушей[1]. - Вы сказали, что встретились с этим человеком на Елагином острове? - Ну да. Он хотел какое-нибудь уединённое место, чтоб без свидетелей. Но я так не работаю. Человек незнакомый, непроверенный, с таким денежные дела лучше вести на людях, ведь правильно? - Заходили в какой-нибудь ресторан, трактир? – Уточнил Гуревич. - Нет, никуда. Только прошлись по набережной, он передал мне пакет с наличными и откланялся. Гуревич разочарованно погладил лысину. - Какая набережная, дата, точное время? – Тем временем продолжил допрос надворный советник. - Ну как какая… эта… ну, где статуя Высшим покровителям. В субботу, две недели тому, в двенадцать ровно, может, в пять минут первого… - А мимо самого памятника проходили? – Оживился Павлов. - Ну… да. Он как раз мне ещё сказал, что я, некоторым образом, послужил на благо общества, прямо как Высшие для человечества. Так и сказал: «запомни, мол Иероним, ты сделал благое дело для трудового народа, приблизил победу… как его… пролетариата». Гуревич со значением посмотрел на Павлова. - Я пойду, распоряжусь, Андрей Афанасьевич. - Да, Фёдор Леонидович, будь любезен. - Э-э… а я? Что со мной? – Беспокойно завертелся маклер. - Что до вас, Шконкин, – Павлов поднялся, показывая, что разговор окончен. – Пока что вы свободны. Как говорил Спаситель, идите и больше не грешите. Если будут подозрительные контакты, сообщайте незамедлительно. Всё, свободны. Аферист, даже не мечтавший так легко отделаться, пятясь и кланяясь на ходу, выскочил за дверь. Слышно было, как он поспешно ссыпается вниз по лестнице. Павлов азартно хлопнул в ладоши. Если поторопиться, то уже сегодня в распоряжении следствия окажется третья фотография преступника. А этого уже достаточно для того, чтобы квантовые процессоры управления, сопоставив все параметры, синтезировали подлинный портрет таинственного человека с сотней лиц, осмелившегося посягнуть на жизнь первого лица могучей межзведной империи. Статуя Высшим Покровителям – единственный объект набережной Средней Невки, за которым ведётся круглосуточное видеонаблюдение, на случай вандализма. Разумеется, никому и в голову не придёт нанести ущерб изваянию Белого Вестника. Дело в другом. Огромный памятник издавна служит талисманом у курсантов военных училищ. Считается, что тот, кто сфотографируется у подножия десятиметровой фигуры, получает покровительство Высших. Ну, а счастливчики, успевшие до прибытия городового забраться на статую и потереть её определённую деталь, становятся практически неуязвимыми для всех видов оружия. На сленге будущих военных это называлось «утереть Вестнику нос». Именно поэтому, несмотря на видеонаблюдение и будки городовых, раскиданные по округе, кончик носа колоссальной скульптуры зимой и летом сиял чистейшей медью без малейших признаков окисления. Павлов надеялся, что при известной доле везения в поле зрения камеры окажется не только Высший, но и спутник проходимца Шконкина. К неудовольствию Андрея Афанасьевича, судьба посчитала, что на сегодня следователи исчерпали выделенный им лимит везения. В поле зрения камеры отчетливо виднелся Шконкин, а вот лицо его спутника надежно прикрывала широкополая шляпа. - Хитёр, подлец. – Сокрушенно пробормотал Гуревич, глядя, как хитроумный противник неторопливо скрывается за спинами группы дружно хохочущих юнкеров. - Не так уж и хитёр. – Лучась оптимизмом, возразил Павлов. Гуревич внимательно посмотрел на шефа, потом ещё раз просмотрел участок записи. Вывел в сферу короткий фрагмент, увеличил и довольно дернул себяза бороду. - А что? Может получиться! В крайнем случае, потеряем часок – другой. В сфере красовалась группа юнкеров, в лихо сдвинутых на затылки фуражках. Один из их товарищей предпринимал отчаянную попытку покорить статую Вестника, а остальная компания, от души веселясь, снимала его на наручные вирты. В увеличенном фрагменте картинки алым сияли юнкерские погоны с вензелем «Н» под вышитой золотом императорской короной. Николаевское инженерное училище. Это же буквально в двух шагах. Рукой подать. Несмотря на определенную натянутость отношений между военными и партикулярными службами, Павлов без труда получил пропуск в Михайловский замок[2]. - Что скажешь, Андрей Афанасьевич? – Спросил по дороге Гуревич. – Получается, наш «фон-барон» всё-таки марксист? Павлов презрительно фыркнул. - Очень сомневаюсь, Фёдор Леонидович. Даже более того скажу: совершенно не верю. - Да? А как ты объяснишь эту тираду про благое дело для народа и приближение победы пролетариата? Типично марксистская риторика. Павлов вновь поправил очки, искоса глядя на непроницаемую физиономию лысого бородача. - Не ломай комедию, Фёдор Леонидович. Ты не хуже меня понимаешь, что этот тип морочит нам головы. - Понимаю. – Признался Гуревич. – Хотелось твоё мнение услышать. -Да что тут слушать. Игнатьев, а мы оба считаем, что это он, опытный заговорщик. Так раскрываться перед случайным человеком, которого наверняка не сегодня – завтра возьмёт охранка, он бы не стал. Это азы подпольной работы. А он не просто оговорился, а со значением. Специально сказал «Запомни, Иероним», чтобы у Шконкина его слова запечатлелись намертво. Эта надуманная фраза отлично коррелирует с подкинутыми документами в сейфе Ланского и со странной организацией Арцеулова. Думаю, Фёдор Леонидович, этот Игнатьев очень высокого мнения о своей персоне. И куда более низкого о нас с тобой. - Вот и отлично. – Хмыкнул Гуревич. – Зазнайки быстрее попадаются. В Инженерном замке следователей принял заместитель начальника училища генерал Энгельгардт. На то, чтобы выяснить, кто из курсантов присутствовал в указанное время у памятника, генералу потребовалось менее пяти минут. Ещё через столько же все участники весёлой проказы уже томились в приёмной. Генерал представил юнкерам следователей. - Я уверен, господа, что вы окажете нашим гостям максимальное содействие, – напыщенно заключил Энгельгардт, – и, надеюсь, не посрамите высокого звания курсанта Николаевского училища. - Нам бы такую дисциплинку. – Шепнул Гуревич начальнику. – А то некоторые, понимаешь, разбаловали младший офицерский состав. Павлов вкратце пояснил будущим военным инженерам, что от них требуется. С видимым облегчением молодые люди принялись пересылать на сервер генпрокуратуры отснятые кадры, время от времени косясь куда-то в сторону. Проследив за их взглядами и заметив, как стремительно краснеет один из юнкеров, Гуревич без труда догадался, кто именно из присутствующих более других не посрамил высокое звание курсанта Николаевского училища. К вящей радости следователей, в доброй половине записей на заднем плане красовался Антон – Иероним Шконкин в компании своего застенчивого спутника. Только на этот раз его лицо не скрывалось под широкими полями шляпы. Как и следовало ожидать, расстояние между центрами зрачков господина в шляпе оказалось в точности таким же, что и у Игнатьева с Кузнецовым. - Попался, мерзавец. – С удовлетворением констатировал Гуревич. – Теперь не отвертишься. К тому времени, как усталые сыщики вернулись в управление, программное обеспечение закончило реконструкцию лица таинственного организатора покушений на Павла Четвертого и Петра Белоусова. - Вот теперь есть, что продать шефу. – Подвёл итог последних бессонных ночей Павлов, глядя на голографический портрет, в котором гениальный режиссёр Константин Данилов без труда опознал бы свои черты. – Я же говорил, что за двое суток справимся. - А я что, возражал что ли? – Возмутился Гуревич. – Ты только смотри там, Андрей Афанасьевич, не продешеви. Юнусов мастер торговаться. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ, ПРИЕМНАЯ ГОСУДАРЯ. ПАВЕЛ IV РОМАНОВ и ЮНУСОВ Вот и новый день. А за ночь удалось поспать от силы пару часов. История со сбрендившим полковником Дифенбахом засела в сердце ядовитой занозой. Тот факт, что под носом у всех спецслужб, в самом охраняемом месте империи зрел заговор, который сорвало лишь чудо, не идёт из головы. Павел лежал, прислушиваясь к малейшим шорохам. Дворец был огромным, старым гигантом, выстроенным почти двести с лишним лет назад. В нем вечно что-то постукивало, поскрипывало. Раньше эти звуки грели императору душу, они были сродни сонному дыханию любимой женщины, делали дворец живым и родным. Но сейчас каждый скрип казался ему шагами отравителя, каждый стук – неосторожностью проникающего через окно убийцы. Помаргивающие красные индикаторы движения – зрачками ночного хищника. Он вставал, ходил по опочивальне, но страх не проходил. Повелитель могущественной державы, по мановению руки которого отправлялись в бой звездные армады, чувствовал себя загнанной дичью. Вновь назначенный начальник службы безопасности дворца усилил посты: теперь даже в туалет невозможно сходить, не напоровшись на караульного с оловянными от усердия глазами. А что толку? Если уж в государстве творятся такие дела, что его задумали убить свои же офицеры, чем помогут эти здоровенные лбы с куриными мозгами? Опасность казалась еще сильнее оттого, что всё ещё оставалась бесплотной и невидимой: генеральный прокурор Юнусов, трижды в день отчитывавшийся императору о ходе следствия, юлил и уклонялся от прямого ответа. Видно было, что его лучшие следователи, тот же хваленый Павлов, всё ещё не обнаружили ничего существенного. Бездельники, идиоты, нахлебники! Смерть. Кругом смерть. Дифенбах стал лишь первым в череде покойников. Как доложили императору, подельники полковника тоже мертвы. Неведомый и неуловимый враг не знал пощады. Он хладнокровно уничтожал своих, лишь бы не дать следователям выйти на след. От этой холодной, расчетливой жестокости Павлу становилось еще страшнее. Вот и сегодня. Генеральный прокурор должен явиться с минуты на минуту. Опять начнет плести паутину ничего не значащих фраз и пустых обещаний. На этот раз Павел твердо решил добиться от хитрого сановника хоть какой-то конкретики. Неизвестность убивала. Вот уже и Оленька беспокойно смотрит, спрашивает, не заболел ли. А что ей скажешь? Что он, её венценосный супруг, император Всероссийский, гроза врагов, трясется по ночам и меняет мокрые от пота простыни? Умом Павел понимал, что все его переживания – лишь последствия стресса, что достаточно обратиться к придворному врачу, попринимать успокаивающее… но это означает признаться в собственной слабости. Такого Павел позволить себе не мог. Единственное место, где его немного отпускало – в зимнем саду, под сенью старого Дубравника. Среброкрон успокаивающе шумел ветвями, ведя с императором неторопливые беседы, наполненные саркастичными комментариями, на которые дубравник был мастер. И страх уходил, сменяясь холодной яростью и пониманием того, что зараза, откуда бы она ни пришла, должна быть вырвана с корнем. Но потом наступала ночь, и все повторялось. Тошнотворный страх, тяжелая голова, холодный пот, влажные простыни… В дверях появился лакей. Вон, какой красавец, грудь колесом. Прямо павлин. Небось, спит как младенец. И правильно. О чем ему, безмозглому, волноваться? - Ваше величество, его превосходительство генеральный прокурор просит вашей аудиенции, – возвестил лакей. – Прикажете впустить? -Пусть войдет. Павел встал у окна, так, чтобы лучи солнца выгодно оттеняли его разгневанный профиль. Сейчас он устроит этому бездельнику! Но как только генеральный прокурор вошел, Павел понял – что-то произошло. Что-то важное и хорошее. Прокурор не сутулил плечи, и лицо его дышало радостью. - Желаю здравствовать, Ваше императорское величество. В голосе прокурора звучали радостные, звонкие нотки. Но Павел решил не подавать вида. - Здравствуйте, господин тайный советник, – нарочито холодно произнес он, многозначительно постукивая пальцами по подоконнику. – Что расскажете? - Хорошие новости, государь, – прямо заявил прокурор. Ишь ты, даже глаза блестят. Ну-ну. Посмотрим, что за новости. Как бы не театр. Знаем, как у них это. Найдут какого-нибудь стрелочника, да и свалят всё на него. А сами потом ходят гоголем. Но всё же следует показать, что хорошие новости будут встречены благосклонно. - Так докладывайте, Альберт Эмильевич, докладывайте. - Не далее, как сегодня утром мы взяли ячейку боевиков, связанную с покушением на Ваше величество. - Вот как? – Павел изогнул брови, выражая сомнение и удивление. – Впечатляет. Мне просто не терпится услышать подробности.