- Ты это… не дрейфь раньше времени. Небось, навоображал себе невесть каких ужасов. Никто там твою Наташу пальцем не тронет. - Да? Ты так уверен? – с горечью спросил Петр. - Божиться не стану, – признался следователь. – Но покуда они разбираются с тем, что нарыли мы. Потом пошлют своих людей проверять–перепроверять. А уж только после этого начнут допрашивать твою даму. - Откуда ты знаешь? - Да сам подумай, какой смысл вести допрос, если даже непонятно, о чем её спрашивать? Это только в вирт-сериалах дознаватели чуть что, выбивают арестованному зубы и кричат «на кого ты работаешь?». На самом-то деле даже самый последний писарь знает, что без правильных вопросов не получишь правильных ответов. Ну, запугаешь ты человека, заставишь оговорить себя, а что толку? Всё только сильнее запутается. Так что давай, не паникуй, время еще есть. У Петра немного отлегло от сердца. Хоть малая, а надежда. И все равно, ему становилось просто физически больно от мысли, что Наташа сейчас одна, напугана, устала, голодная неверное… И всё из-за него. Нет, ну как он мог не подумать? А все гордыня, будь она проклята. Хотел покрасоваться перед Павловым, доказать, что он не глупее его парней. Нет, чтобы подумать головой: если его предупредил Филиппов, значит, ниточка каким-то образом потянется к Наташе, ведь они столько лет дружат! А значит, все окажутся под подозрением. А ведь Филиппов предупреждал его, просил, умолял никому не говорить. И как же Петр отнесся к этому предупреждению? А никак. Неплевал и забыл. Идиот! Кретин! Еще подумал этак снисходительно, дескать, что за трус этот Венечка! А оказывается, не Венечка Филиппов трус, а Петр Белоусов дурак. А ведь и Венечку тоже взяли… И остальных! Так вот почему не отвечал вирт Ольги… Петру стало совсем погано. Ведь получается, что из-за него невинные люди оказались за решеткой. - А остальные? – хватаясь за соломинку, спросил он. – Друзья Наташи? Гуревич только выразительно посмотрел на него. - Вот ведь… – выдохнул Петр сквозь зубы и со всей силы шарахнул себя кулаком по лбу. – Сволочь! Сволочь! - А ну, смирно! – взревел Гуревич, шарахнув ладонью по столу. Шаткая стопка папок с грохотом рухнула на пол, подняв облако пыли. – Прекратить, я сказал! - Это же все из-за меня! – простонал Петр. – Федор Леонидович, это же я их… своими руками. Да что же это? До чего не дотронусь, всё только порчу! - Не раскисай, Белоусов, – строго сказал Гуревич, дергая себя за рыжую бороду. – Некогда раскисать, братец. После себя жалеть будешь. Сейчас у твоей Наташи одна надежда – на тебя. - Но ведь она невиновна! – мысли Петра пошли по второму кругу. – Они ведь должны понять… ты сам сказал, они там все прочитают, сами проверят. Они же поймут, что она была просто знакомой Окуня и все. Ведь поймут же, да? - Вот заладил-то, – Гуревич зевнул, прикрыв рот ладонью. – Извини, двое суток не спавши. С ног валюсь. Как раз собрался домой двинуть, а тут вдруг слышу – тебя принесло, да еще с вопросами по подозреваемому номер один. Уйди я, ты бы сейчас уже объяснялся у Ковальчука в подвале. - Это как? – поразился Петр. - Да уж так, – отмахнулся Гуревич. – В общем, я тебе этого говорить не имею права, но чего уж теперь, снявши голову-то… Я потому, кстати, попросил привести тебя сюда. Это что-то типа архива ненужных бумаг. Тут сто лет никого не было, и прослушки нету. В общем, дела, прямо тебе скажу, не слишком хорошие. Если надеешься, что всё как-нибудь само образуется, то и думать забудь. Если ты не озаботишься, сидеть твоим знакомым и твоей невесте – не пересидеть. - Да за что же? – изумился Петр. – Они-то откуда могли знать, что этот Окунь связался с террористами? - Не с террористами, а с марксистским подпольем, – поправил его Гуревич. - Да какая разница, – отмахнулся Петр. - Большая! – рявкнул Гуревич. – Большая разница, раз говорю. Ты давай слушай, мотай на ус. Чем больше запомнишь сейчас, тем лучше. Ты пойми, марксисты – это особая статья. Они как вирусы. Если кого заразили, жди эпидемии. А кто заражается первым? Кто в группе риска? - Близкие знакомые, – убито ответил Петр. Он уже понял, куда клонит Гуревич. – Но ведь доказательств, что они… как сказать… инфицированы этим вирусом, таких доказательств нет, верно? - Прямых, может, и нет. Но косвенных – выше крыши. Во-первых, тебя предупредил Филиппов. Значит, считай, один человек из их компании был в курсе дел Кирилла Окуня. Так? Петр кивнул. Возразить было нечего. - а это уже веский аргумент. А теперь подумай вот над чем. Кирилл Окунь, Вениамин Филиппов, Наталья Родионова, Андрей Кожин и Ольга Горелик - все эти люди из одной школы первичного обучения. Понимаешь? Они с самого пробуждения вместе. Психологи утверждают, что если между пробужденными сохраняются дружеские отношения, они достигают необыкновенной крепости. Эти люди доверяют друг другу. Они образуют сообщество. Кстати, поэтому выпускников первичек стараются разослать по разным системам. Никому не нужны лишние социальные структуры. А вот эти пятеро сумели остаться вместе. Догадываешься, что это означает? - Догадываюсь, – угрюмо подтвердил Петр. – Но ты все равно скажи, а то вдруг я что-то неправильно понял. - Ладно. Смотри сам, Белоусов. Революционерами, марксистами в одночасье не становятся. У человека должно что-то произойти, он должен получить какую-то душевную травму, чтобы настолько возненавидеть собственное государство. Ведь марксисты не скрывают, что хотят уничтожить империю. На первичном обучении Окунь зарекомендовал себя положительно. Цельная личность, никаких отклонений. У этого парня наверняка случилась какая-то беда. Она его и изменила. Как думаешь, его друзья знали о том, что с их другом что-то не так? - Ну… конечно знали, что за вопрос? - Вот именно, – вновь ткнул пальцем в сторону Петра бородач. – Знали. Видели. Понимали, куда его клонит. И молчали. Покрывали его. Никто не обратился в следственные органы, не поделился опасениями… - Но ведь он их друг! – воскликнул Петр. – Они же не хотели засадить друга в тюрьму? Это же чисто по-человечески понятно! - Да какую тюрьму! – Поморщился Гуревич. – Если бы эти четверо вовремя обратились к профессионалам, они бы спасли этого дурака, вот и всё. Думаешь, это такая редкость, когда человек обижается на систему? Да каждый второй, кого обошли чином, или присвоили его труд, или я не знаю… жандарм огрел дубинкой по ошибке, все они начинают дуться на весь свет и считать, что во всем виновата империя! Если из-за каждой такой ерунды людей сажать, у нас бы половина империи сидела, а вторая половина их стерегла. Оно кому-то надо, такое счастье? С такими людьми занимаются специально обученные психологи. Прочищают им мозги и все дела. Ну, разве добавят им в личное дело пунктик о необходимости надзора на годик–другой. На этом всё. Всё, понимаешь? Заяви они об Окуне сразу, мы б с тобой сейчас тут не сидели! Но твои друзья поступили иначе. Утаили, скрыли. Какой напрашивается вывод? Раз покрывали, значит, сочувствовали его завиральным идеям! И то, что Филиппов был в курсе покушения на тебя, это как раз и доказывает. - Хочешь сказать, что и Наташа знала? – вспыхнул Петр. - Не, ерунда. Филиппов твой, кстати, клянется, что никто, кроме них с Окунем, ничего не знал. И что он сам-то узнал, дескать, случайно. Только веры ему, прямо скажем, мало. Вот такая, понимаешь, история. Петр сник. И не только потому, что в подаче Гуревича вся компания старых друзей выглядела настоящей ячейкой подпольщиков. Гораздо хуже было другое. Петр припомнил, что в тот вечер, дома у Андрея, Кирилл вел разговоры, прямо скажем, на грани дозволенного. И, если судить по лицам окружающих, никого слова хирурга не удивили и не шокировали. Напротив. Как сейчас понимал Петр, единственное, за чем тогда следили хозяин дома и Ольга с Наташей, так это за тем, чтобы Кирилл и упившийся Венечка не ляпнули чего-то в присутствии постороннего человека. А значит, когда эта пятерка оставалась наедине, там велись разговоры куда более откровенные. Так что же получается? Что его Наташа, которую он считал чуть ли не святой, честнейшим человеком на свете, на самом деле что-то от него утаивала? «Ну а как ты себе это представляешь? – вклинился внутренний голос. – Что она в один прекрасный день за завтраком скажет: «Дорогой, а знаешь, наш Окунь марксист-подпольщик?» Действительно, глупо. Нет, винить Наташу не за что. - Ну что, Белоусов, понял теперь, как влипла твоя девушка? - Невеста, – автоматически поправил Петр. - Вот то-то и плохо, что невеста… – вздохнул Гуревич. – Прознают люди Юнусова, помяни мое слово, будет и у тебя в деле отметочка про наблюдение. - Плевать, пусть будет. Лучше скажи, Федор Леонидович, как мне вытащить Наташу? Не налет же организовывать… - С тебя станется! – снова вздохнул бородач. – После сегодняшнего утра я уже не знаю, чего от тебя с твоими архаровцами ждать. - И все-таки, что делать? Гуревич вновь погладил свою драгоценную лысину. Петр уже заметил, что бородач всегда поглаживает плешь, когда растерян, или терзается сомнениями. - Ну… тут мы с Павловым тебе, увы, не помощники, – признался, наконец Гуревич. – Мы не в той весовой категории, чтоб с Юнусовым бодаться напрямую. Так что… скажи-ка, Татищев к тебе правда так хорошо относится, как говорят? - Ну… да. Правда, – неохотно признался Петр, прекрасно понимая, что за этим последует. - Тогда иди к нему. Понятия не имею, что ты станешь говорить. Но если кто и может тебе помочь, так это он. Пусть или сам надавит на Юнусова, или попросит государя проявить милость и амнистировать эту твою… невесту. Государь князю благоволит, может, и не откажет. - Думаешь, получится? – со смесью надежды и отчаяния спросил Петр. - А ты сделай так, чтобы получилось, – жестко ответил Гуревич. – Всё, Белоусов. Сейчас подпишу тебе пропуск и катись домой. Спать. Утро вечера мудренее. - Считаешь, я усну? – простонал юноша. - Уснешь, уснешь. Вашего брата такому учат. Тебе завтра нужна ясная голова, понял? Так что если любишь свою Родионову, марш домой и спать. И я пойду. Если что звони, приходи. Только Бога ради, говори на проходной, что прямиком ко мне, дескать, осведомитель, по секретному заданию, договорились? Петр встал и протянул следователю руку. - Спасибо, Федор Леонидович. - Сочтемся. [1] Павлов имеет чин надворного советника, относящийся к шестому классу табели о рангах. Следовательно, правильным обращением к нему будет «ваше высоко-благородие». Обращение же «ваше превосходительство» относится к чиновникам третьего и четвертого классов: действительным тайным советникам и выше. [2] В 1819-ом году Санкт-Петербургскому главному инженерному училищу (впоследствие Николевскому) Высочайшим повелением императора Николая Первого была передана императорская резиденция Михайловский замок,тем же повелением переименованным в Инженерный замок. [3] Сомнительная сделка, торговля воздухом(идиш). [4] Большой. (идиш) [5] Дерьмо на палочке (идиш) [6] Еврей (идиш) [7] В Российской Империи Земли - Здание министерства внутренних дел. Здесь – по настоянию Юнусова здание передано ведомству генерального прокурора. Глава 9 САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. БЕЛОУСОВ Наверное, гражданские, случись им узнать историю Петра Белоусова, были бы шокированы, узнав, что он последовал совету Гуревича. В самом деле, юный офицер только что узнал, что его возлюбленная томится в подземной темнице, что она смертельно напугана и что её ждут допросы в казематах дознавателей, о которых даже матерые бандиты говорят со страхом. А Петр, зная все это, идет домой и ложится спать. И тут же засыпает, как младенец. «Ну что за бессердечный человек!» – воскликнет гражданский, потрясенный и возмущенный до глубины души. Ему и невдомек, что на самом деле Петр поступает единственно верным способом. Ночными метаниями делу не поможешь, только все испортишь. Петр проснулся в шесть тридцать утра, посвежевший и отдохнувший. Четыре часа крепкого сна восстановили силы. Механически занимаясь обычными утренними делами, (душ – 2 минуты, бритье – 1 минута 40 секунд, завтрак – 5 минут 20 секунд, экипировка – 2 минуты 10 секунд) Петр продумывал свои действия. Гуревич прав. Единственный человек, к которому можно обратиться – это Николай Осипович. Конечно, это неуместно, у генерала сотни дел поважнее, чем частная жизнь поручика Белоусова. Но, с другой стороны, князь Татищев давно болтался бы в петле, если б не поручик Белоусов. Да, вчера Петр уже воспользовался помощью князя, но вовсе не для того, чтобы выбить какие-то преференции для себя лично, а только потому, что его попытались сделать разменной картой в игре генерального прокурора с военной контрразведкой. Так что, помогая Белоусову, Татищев попросту помогал армии отбить атаку Юнусова. Так что если уж говорить начистоту, то за все, что Петр Белоусов совершил за последние полгода для империи и лично для князя Татищева, он заслужил исполнение одной-единственной просьбы. Но это он, Петр, так думает. И совсем не факт, что Татищев подумает также. Поэтому обращаться к нему с новой просьбой будет неправильно. Можно запросто нарваться на отказ, и тогда для Наташи все будет кончено. Нет, тут требуется подход похитрее. Вчера Татищев вступил в сражение с Юнусовым и победил. А что, если представить дело так, будто вчерашние события были только частью сражения? Так сказать, первым раундом, обменом ударами? И что арест Наташи – это продолжения того же боя? То есть, нужно убедить князя, будто Юнусов продолжает атаку на армию через Белоусова, только заходит с другой стороны. Тогда у Татищева не будет причин отказывать Петру. Ведь если он откажется, не продолжит этот бой, то окажется проигравшим в собственных глазах. А это, исходя из психологического профиля Татищева, для него совершенно неприемлемо. Да, именно так и надо провести разговор.