Потом они ужинали в маленьком тихом кафе неподалеку от гостиницы. Официантка, статная шатенка, чем-то отдаленно напоминающая Зину Бабакину, принимая заказ, поглядывала на них с любопытством, старательно пряча улыбку. Она записала в блокнотик названия блюд и ушла, слегка покачивая бедрами. «Если вернется ровно через пять минут, – загадала Карина, – Олег меня никогда не разлюбит». Прямо перед ее глазами на стене висели большие круглые часы, стилизованные под старинные, с мишурной позолотой и изысканно изогнутыми стрелками. Олег что-то говорил вполголоса, но Карина не слышала. Она точно завороженная смотрела, как длинная стрелка, подрагивая, перепрыгивает с деления на деление. Когда она сделала последний скачок, сердце замерло. Она глянула в конец зала на дверь, занавешенную шторкой, и тотчас оттуда появилась шатенка, неся в руках поднос. Карина счастливо рассмеялась. – Чего ты? – удивился Олег, заглядывая ей в лицо. – Ничего. Просто мне хорошо, как никогда. – Люблю, когда ты смеешься. – Он смотрел на нее в упор, откинувшись на спинку стула, положив ладони на белую крахмальную скатерть. – Наверное, потому, что это редко бывает. Лелька – та хохочет каждую минуту, – Олег вздохнул, повертел в руке маленькую бронзовую зажигалку и прибавил: – или плачет. В гостиницу они возвратились глубоко за полночь и, ничего не опасаясь, пошли прямиком к Олегу в номер. Это была их первая ночь вдвоем – не два-три часа постоянного страха, прислушивания к малейшему шороху за дверью, а настоящая ночь любви, долгая, черная, вьюжная, бессонная. Перед самым рассветом они, сами не зная зачем, зажгли гостиничный ночничок. Маленькая лампа на тумбочке, выполненная в форме стеклянной свечки, засветилась слабым розоватым пламенем. Карина посмотрела на мерцающий огонек и прошептала: Мело весь вечер в феврале, и то и дело Свеча горела на столе, свеча горела… – Ты любишь Пастернака? – спросил Олег. – Люблю. Давно, еще с юности. Особенно вот это. – Она приподнялась над подушкой, откинула с лица прядь волос и продекламировала, чуть прибавив голос: Быть знаменитым некрасиво – Не это поднимает ввысь. Не надо заводить архива, Над рукописями трястись… – А я стихов не люблю, – признался Олег. – Мне больше проза нравится, фантастика. Брэдбери, Стругацкие, Лем. Лем – особенно, «Солярис» – классная штука, сколько раз ни прочтешь, все время по-новому воспринимаешь. – А про что там? – шепотом спросила Карина, уютно устраивая голову у него на груди. – Я не читала, только фильм смотрела, давным-давно. Ничего не поняла. – Ну там космическая станция. И есть разумный космический океан – Солярис. Он способен воздействовать на человеческое сознание таким образом, что люди начинают галлюцинировать. Они видят тех, кого уже нет в живых, и перед кем у них есть вина. Так называемая болевая точка – для каждого своя. У главного героя, например, это женщина, которая его любила и не смогла пережить разрыв… – Олег вдруг замолчал, не договорив. Карина поняла, о чем он думает. О Леле. О его болевой точке. Вот почему он сказал, что стал по-новому воспринимать любимый роман. Но ведь Солярис – это фантастика, на самом деле его нет. Никто не может посылать нам призраки тех, кого мы обидели. Иначе бы Степан давно вернулся к Карине, замученный видениями. – Давай спать. – Она погасила лампу и ласково погладила Олега по плечу. – Завтра все-таки репетиция и концерт. 33 Один за другим пролетели шесть дней, похожие друг на друга и в то же время совершенно разные. За все это время Карина больше ни разу не вспомнила о Леле, целиком и полностью поглощенная своими чувствами. На седьмой день она проснулась с ощущением давящей тяжести внутри. На часах была лишь половина седьмого. Только-только начинало светать. Рядом крепко спал Олег, лицо его во сне было непривычно мягким и беззащитным. Карина легонько коснулась его щеки, осторожно поцеловала, затем оделась и вышла из номера. Гостиничный коридор был пуст, лишь в небольшом полукруглом холле, где стоял телевизор, орудовала шваброй горничная. Карина, бесшумно ступая по ковру, дошла до лестницы и спустилась на первый этаж. На ресепшене дежурная, молодая, длинноволосая красотка, сосредоточенно красила ресницы, глядя в зеркальце пудреницы. – Можно от вас позвонить? – спросила у нее Карина. Девушка в ответ пододвинула аппарат и, зевая, предупредила: – Оплата поминутно и наличными, здесь, сразу. – Хорошо. Карина набрала номер, и тотчас послышался Лелин голос: – Але! Карине показалось, что та дежурила возле телефона. – Привет, – сказала она в трубку. – Ты не спишь? – Нет. Я волнуюсь. Куда вы пропали так надолго? Олежка звонил только в день приезда. – Леля говорила одновременно жалобно и радостно. Карина почувствовала, как испаряются без следа ее расслабленность и благодушие. Ну Олег дает! Трудно, что ли, было набрать номер и сказать жене пару слов? А впрочем, только ли он? Она сама настолько потеряла голову, что позабыла обо всем на свете, в том числе и о собственной совести. Ведь они с Олегом практически ни на минуту не расставались все эти дни – могла бы напомнить ему о звонке в Москву. – Ты здорова? – спросила Карина. – Грипп не подцепила? – Да нет, – отозвалась та. – Все отлично, только соскучилась ужасно. Вы там как, устаете небось? – Устаем, – деревянным голосом произнесла Карина. – Ты не скучай, мы скоро вернемся. И шиповник заваривай. Целую. – И я тебя. Олежку обними за меня, скажи, умираю, хочу его видеть. – Он тебе сегодня сам позвонит, – твердо пообещала Карина. – Вечером. Она повесила трубку. Девушка, тем временем успевшая докрасить глаза, глянула на часы и произнесла: – Полторы минуты. Карина достала кошелек, отсчитала нужную сумму и, вручив деньги дежурной, снова поднялась на свой этаж. Горничная уже ушла, в холле перед включенным телевизором одиноко сидела пожилая женщина. На экране громко страдали герои мексиканского сериала. Карина потихоньку устроилась на соседнем стуле. Фильм ей был неинтересен, она просто хотела дать Олегу поспать лишних полчаса, боясь разбудить его своим присутствием в номере. Пожилая тут же обернулась и приветливо поглядела на Карину. У нее было красивое смуглое лицо с правильными точеными чертами, орлиный нос и черные, почти без седины, короткие волосы. – Доброе утро, – поздоровалась она. – Доброе утро. – Не спится. – Женщина улыбнулась. – Вот, вскочила ни свет ни заря. Вы смотрели эту серию? – Нет, – Карина улыбнулась ей в ответ, – я вообще не смотрю этот сериал. – Да и я не особая любительница, – призналась пожилая. – Хотела как-то время убить. Может, переключим на что-нибудь другое, поинтересней? – Давайте. Они пощелкали пультом, но не обнаружили ничего, кроме блока новостей и повторения очередного скандального шоу. – Хоть не смотри этот телевизор, – посетовала новая знакомая. – Вот раньше то ли дело было. Какие передачи шли – «Голубой огонек», «А ну-ка, девушки!» А фильмы – это ж просто красота: «Цирк», «Весна», «Кавказская пленница»… Карина молча слушала этот ностальгический монолог. Пожилая напоминала ей старушек-преподавательниц из музыкальной школы – те так же грустили по старым фильмам и передачам, не понимая и не принимая новое телевидение, состоящее сплошь из шоу и мыльных сериалов. Впрочем, Карине сейчас было все равно, о чем говорит ее случайная собеседница, – добродушная болтовня женщины отвлекала ее от тягостных мыслей о Леле и собственной бессердечности. – Слушайте, – пожилая вдруг решительно поднялась с кресла, – раз по этому ящику не показывают ничего дельного, давайте лучше сходим в буфет. – Разве он работает в такую рань? – усомнилась Карина. – Сам буфет не работает, но бар при нем открыт круглосуточно. Там продают восхитительные молочные коктейли. Вы пробовали? – Нет. – Это серьезное упущение. – Женщина нажала на кнопку пульта, и экран погас. – Пойдемте, не пожалеете. Карина глянула на часы – семь пятнадцать. Репетиция назначена на девять сорок, стало быть, Олегу можно поспать еще минут двадцать, даже полчаса. Время достаточное для того, чтобы выпить стакан коктейля.