– Да, я пьяная, пьяная! И очень хорошо, зато мне легче, зато я довольна. Она почувствовала легкую тошноту и, с трудом дотянувшись до подушки, сунула ее под голову. – Вот так, хорошо, – приговаривала Карина, – а теперь спать… Громко и требовательно затренькал звонок. – Нет, – она покачала головой, – нет, нет. Я не могу. Спать… – А сама уже неуклюже вставала, отыскивая под кроватью шлепанцы. Коридор вертелся, качалась люстра наверху, зеркало в углу поблескивало таинственно и заманчиво, точно гладь лесного озера. Карина, спотыкаясь и хватаясь руками за мебель, добралась до двери, отодвинула щеколду. – Каришенька, я на минутку, – Леля, едва не протаранив ее огромным острым животом, протиснулась в прихожую, – у тебя ничего нет от головной боли? – От головной боли? – медленно проговаривая слова, повторила Карина, опираясь ладонью о стену. – Есть, кажется. В спальне, на тумбочке… Тут ее желудок пронзила резкая, подобная удару ножа, боль. Карина охнула и согнулась пополам. – Что с тобой? – испуганно пробормотала Леля и повела носом. – Ты пила? Много? – Угу. – Она скрючилась от нового приступа и распахнула дверь ванной. – Тошнит? – сочувственно поинтересовалась Леля. – Надо умыться холодной водичкой. Помочь тебе? – Н-нет, – с трудом выдавила Карина. – Я сама. Иди, возьми таблетку. Там… – Она махнула рукой. Леля послушно пошла по коридору в спальню. Карина доползла до раковины, включила кран, ополоснула лицо, зачерпнула пригоршню воды и выпила. Постепенно дурнота отпускала, перед глазами перестали мелькать разноцветные блики, пол и потолок остановились. В дверях ванной появилась Леля с таблеткой в руке. – Я нашла. Думаю, ничего малышу не станется. Ты как? – Нормально, – пробормотала Карина. – Что-нибудь случилось? – Леля с тревогой попыталась заглянуть ей в лицо. – Отчего вдруг ты столько выпила, да еще одна? Какие-нибудь неприятности в поездке? – Нет, все в порядке. Просто очень замерзла – в купе совсем не топили. – Вот сволочи, – возмутилась Леля. – Мне уйти или побыть с тобой? – Иди. Я сейчас лягу. – Чаю крепкого попей, сразу полегчает, – с видом знатока посоветовала Леля и аккуратно прикрыла за собой входную дверь. Карина, еле волоча ноги, вернулась в спальню. На тумбочке лежала полупустая упаковка таблеток. Карина убрала ее, села на кровать и ощутила, что ей что-то мешает. Она отодвинулась. На покрывале разворотом вниз лежал фотоальбом. Она позабыла, что оставила его здесь, на постели! Леля зашла за таблеткой и увидела снимок Степана! Или не увидела? Может быть, альбом так и лежал, и Леле недосуг было перевернуть его? Припомнить бы, какое было у нее лицо, когда она уходила. Взволнованное, растерянное, удивленное? Карина совершенно ничего не помнила. Еще пять минут назад она находилась под действием коньяка, но моментально протрезвела. Как она могла проявить такую неосторожность? Ведь дала себе зарок никогда не показывать Леле карточку Степана! Карина легла, зарылась лицом в подушку, обхватила голову руками. Дура! Проклятая идиотка! Поддалась эмоциям, полностью лишилась воли, благоразумия, выдержки! Чего бы она не дала, чтобы повернуть время вспять, успеть спрятать альбом и не ощущать этого ужасного страха быть разоблаченной перед Лелей. Не терзаться неизвестностью – догадалась та или нет о ее отношении к Олегу. Голова разрывалась от давящей боли. Карина, не вставая с постели, укутала ноги покрывалом, осторожно закрыла глаза, стараясь отключиться, забыть обо всем хотя бы на время. Постепенно ей это удалось. Сознание заволокло темной пеленой, в голове замелькали обрывки странных и причудливых мыслей, никак не связанных с Лелей и Олегом. Потом из мрака возникло лицо матери, красивое, молодое, каким оно было много, много лет назад, и Карина поняла, что спит. Мать во сне за что-то укоряла ее, осуждающе качала головой. Карина оправдывалась, не вполне осознавая, в чем именно она провинилась, но чувствуя, что та права. Потом они простились, довольно холодно, без поцелуев и объятий. И мать исчезла. Вместо нее возникла Русудан. Она была чем-то неуловимо похожа на мать: так же двигалась, говорила, у нее было такое же ослепительно-яркое, правильное, без единой морщинки, лицо. – Он жесток, – сказала она, и Карина догадалась, что речь об Олеге. – Неправда, – попыталась во сне возразить Карина. – Он вовсе не жесток. Когда он сидит рядом и держит меня за руку, у него в глазах нежность. Просто он иной, чем вы и я, привык сдерживать свои эмоции, контролировать их. – И все-таки он жесток, – упрямо повторила Русудан. – Жесток и самонадеян, как глупый, безрассудно-глупый мальчишка. – Но он и есть мальчишка, а не умудренный опытом старец! – потеряв терпение, воскликнула Карина. – Ему и тридцати еще нет. Русудан ничего больше не говорила, лишь смотрела на Карину, печально улыбаясь, и постепенно истаивала в воздухе. Когда она исчезла, Карина проснулась. За окном было темно, часы показывали без десяти восемь. Получалось, она проспала почти весь день. Голова больше не болела, лишь слегка ныл левый висок. Карина села на кровати, увидела лежащий рядом альбом и все вспомнила. Она поднялась и, тяжело ступая, прошла в гостиную. Прислушалась – за стеной было тихо. Уже хороший знак: догадайся Леля обо всем, с ней могла бы случиться истерика. Карина тихонько включила телевизор и устроилась в кресле, пытаясь разгадать значение только что виденного сна. Она спорила с Русудан, защищала Олега – значит, в глубине души у нее есть уверенность, что он вовсе не такой холодный и бессердечный, любит ее. Любит по-настоящему. Неужели все кончено и они больше никогда не будут вместе? Карина вдруг отчетливо поняла, что ждет знакомого шума за дверью и привычного короткого звонка. Ждет Олега так, как делала это каждую ночь, вот уже несколько месяцев, нетерпеливо, жадно, несмотря на все принятые ранее решения. Если бы сейчас он пришел, она чувствовала бы себя самой счастливой, и плевать ей на то, что будет завтра или послезавтра! В конце концов, апрель еще не наступил! Однако этой ночью Олег не пришел. Не виделись они и днем, и следующей ночью. Леля один раз забежала за спичками и принесла тарелочку с печеньем своего изготовления. Вид у нее при этом был самый невозмутимый, и Карина окончательно уверилась в том, что она не заглядывала в альбом. На третий день с утра ей стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Да, конечно, они расстанутся, но это произойдет лишь через месяц. А пока что… Зачем она терзает сама себя, когда им с Олегом осталось так мало времени, чтобы быть вместе? Зачем отрывает от него драгоценные дни и ночи? Карина прихватила купленную в Суздале, но так и не подаренную Леле шаль и решительно позвонила в дверь соседской квартиры. Ей открыла Леля, в легком халатике с засученными до локтя рукавами. – Ой, хорошо, что ты зашла. Я как раз тесто поставила. Проходи на кухню. – Я вообще-то к Олегу, – проговорила Карина. – Лампочка в гостиной перегорела, хотела попросить поменять. – Конечно, – согласилась Леля и махнула рукой в сторону спальни. – Он там, отдыхает. – Она покосилась на сверток у нее в руках. – Это что? – Тебе. Подарок с гастролей. – Карина протянула шаль. – Мне? – Та изумленно округлила глаза и тотчас же принялась разворачивать тонкую кружевную материю. – Прелесть какая! – На Лелином лице отразилась такая неподдельная радость, что Карина невольно улыбнулась. – Нравится? – Очень. – Леля уже накинула шаль на плечи и, высоко вскинув голову, оглядывала себя в зеркало. – Чудесная штуковина. Она ж, наверное, бог знает сколько стоит! – Пускай тебя это не волнует. – Как это «не волнует»? – Леля на мгновение перестала вертеться перед зеркалом, глянула на Карину, обняла и нежно чмокнула в щеку. – Спасибо тебе, огромное. Ты… ты… – Она запнулась, не в силах справиться с переполняющими ее эмоциями, и махнула рукой. – Я даже говорить не буду. У меня бедный лексикон, только все испорчу своим косноязычием. Из кухни послышалось угрожающее шипение. Леля ойкнула и поспешно скинула шаль. – Мамочка! У меня масло на сковороде горит! Иди к Олежке, а я побегу. Она скрылась в кухне. Карина секунду помедлила, затем толкнула плотно прикрытую дверь спальни. Олег лежал на диване и читал толстую потрепанную книгу. – Привет, – негромко поздоровалась Карина. – Привет. – Он спокойно глянул на нее и снова углубился в чтение. – Не поможешь – у меня проблемы с электричеством? – А в чем дело?